Чудесный замок
Элизабет Мид-Смит








Три сестры – Примроз, Джесмин и Дэйзи – остались круглыми сиротами, когда им было 17, 13 и 10 лет. Поняв, что на пенсию им не прожить, а страховке скоро придет конец, Примроз берет в банке остаток денег и, гордо отвергнув помощь богатых и добрых друзей, решает ехать с сестрами в Лондон, чтобы научиться самим зарабатывать себе на жизнь…

Для среднего и старшего школьного возраста.






Элизабет Мид-Смит

Чудесный замок





Глава I

НАЧАЛО


Трем девочкам дали имена от названий цветов. Вот как это произошло. Когда Примроз впервые взглянула на мир, она вернула немного весны материнскому сердцу. Еще до ее рождения миссис Мэйнуеринг пережила ужасное горе – настолько чудовищное, что с ним невозможно было свыкнуться. Сердце ее было разбито, и она почти потеряла желание жить.

Дитя родилось весной, в марте, и прикосновение к его нежному, бархатистому личику и пухлому тельцу вызывало у матери улыбку. Она восприняла рождение дочери как благословение и поняла, что жизнь продолжается. Тогда только начали раскрываться бледные, но такие красивые цветки первоцвета. Миссис Мэйнуеринг сказала, что девочка стала для нее символом весны и назвала ее Примроз.[1 - Primrose – первоцвет (англ.).]

Второй ребенок появился на свет в Италии роскошным, сияющим летом. Все вокруг цвело, и черноволосая кроха взирала на мир лучистыми темными глазами. Ее назвали Джесмин,[2 - Jasmine – жасмин (англ.).] и это имя с самого начала ей очень шло.

Самая младшая родилась тоже летом, но в Англии, в одной из деревень графства Девоншир. К моменту рождения Джесмин семья была богатой, но потом разорилась. Богатством матери стали три маленькие дочки. Нарекая третью дочь, она подумала о цветах своей родины и позволила Примроз и Джесмин самим выбрать цветок. Те принесли с поля охапки маргариток и попросили назвать сестренку Дэйзи.[3 - Daisy – маргаритка (англ.).]

Девочки росли в деревенском коттедже. Их отец, капитан Мэйнуеринг, служил в Индии, в той ее области, где климат особенно губителен. Он писал своим близким с каждой почтой и в письмах выражал надежду на скорое возвращение домой, к жене и детям. Однако смерть настигла бравого капитана раньше. Когда Примроз было десять, а Дэйзи только начинала ходить, их мать стала офицерской вдовой, не имеющей ничего, кроме скромной пенсии.

Но в Девоншире жизнь была дешевой, плата за жилье – низкой, образ жизни – скромным и простым. Сестры росли, как цветы, не задумываясь о завтрашнем дне, счастливые тем, что были совершенно здоровы, что солнце сияло, а нежный ветерок обдувал их лица. Они были так же простодушны, как и остальные жители их деревушки – не мечтали о красивых платьях и не знали правил жизни, предписанных людьми, считающими себя умнее других. Миссис Мэйнуеринг, перенеся тяжелое горе перед рождением Примроз, была потрясена смертью мужа. С этих пор скорее дочери заботились о ней, чем она о них. Они делали то, что им нравилось, а их мать верила, что девочки сами сумеют найти свое счастье.

В характерах двух старших девочек сочетались нежность и сила духа. Примроз была свойственна ненавязчивая практичность. Когда она поняла, что мать позволяет им учиться кое-как, она выработала несколько правил для себя и сестер, настолько простых и легких, что остальные охотно им следовали. Они сами попросили мать ежедневно проверять их уроки и регулярно, дважды в неделю, навещали старую мисс Мартиноу, которая учила их играть на фортепьяно и давала уроки немного устаревшего французского языка.

Сестры считали Примроз самой умной, но она полагала самой умной Джесмин. Ей нравилась романтичность Джесмин, умение из всего извлекать радость и воспринимать жизнь как бесценный дар добрых волшебников. Дэйзи была всеобщей любимицей. Очень хорошенькая, хрупкая, она нравилась всем, а потому росла избалованным ребенком.

Внешность Примроз гармонировала с ее прелестным именем. У нее были прямые мягкие золотистые волосы, светло-карие глаза и гладкая кожа. Выражение лица – спокойное и безмятежное. При взгляде на Примроз каждый чувствовал умиротворение; у нее была особая медленная манера говорить, и она никогда не бросала слов на ветер. Джесмин – полная противоположность старшей сестре, брюнетка со смуглой кожей и необыкновенно яркими, красивыми глазами, двигалась быстро, всегда была оживлена, и в минуты особого волнения речь ее становилась слишком быстрой, сумбурной, а порой и бессвязной. Такие простые занятия, как прогулка по деревне, сбор ежевики или клубники, чтение новой книги, могли лишить ее сна до полуночи. Короче говоря, она была маленьким, постоянно действующим вулканом в этом спокойном доме и была бы просто невыносимой, если бы не удивительное природное обаяние, которому рано или поздно поддавались все.

Дэйзи, белокурая, кудрявая, с широко раскрытыми голубыми глазами, была очаровательным ребенком, сочетая в себе все лучшие черты обеих старших сестер.

Девочки жили, ни о чем не заботясь. Когда были голодны – ели, когда уставали и хотели спать – ложились и спали спокойно, без сновидений. Они не знали иного мира, кроме ограниченного мирка деревни Розбери. Однако и романтичная Джесмин считала, что имей она немного больше книг и немного больше приключений, здешняя жизнь была бы совершенно прекрасна. Конечно, сестры понимали, что за пределами Розбери – огромный мир, но даже Джесмин не стремилась туда попасть.

Примроз было семнадцать, Джесмин – тринадцать, а Дэйзи – десять, когда внезапный удар разрушил их уютный мирок. Миссис Мэйнуеринг, не успев ни с кем попрощаться, скоропостижно скончалась.




Глава II

ПЕРВЫЙ МЕСЯЦ ПОСЛЕ НЕСЧАСТЬЯ


Бывают разные матери. Миссис Мэйнуеринг была из тех, которые не могут сказать резкого слова своим детям. Она не умела быть строгой, считая своих дочек лучшими из человеческих существ. В их семье девочки были главными, и ей это нравилось. После смерти мужа, когда горечь утраты перестала быть невыносимой, она впала в некое отрешенное состояние: жила сегодняшним днем, была довольна его маленькими радостями, принимала свет солнца как Божий дар и детский смех – как сладчайшую музыку. В первые годы замужества она была богата, но капитан Мэйнуеринг потерял все состояние после крушения банка. Когда родилась Дэйзи, они были совсем бедны. Перед отъездом в Индию капитан застраховал свою жизнь на тысячу фунтов, и после его смерти вдова с детьми жила безмятежно на маленькую пенсию, а когда не хватало – прибавляла понемногу из суммы страховки. Она не пыталась, как сделали бы на ее месте другие, вложить деньги в какое-нибудь дело, чтобы приумножить капитал. Нет, она предпочла оставить деньги спокойно лежать в банке и брала оттуда, когда возникала необходимость. Некому было дать ей совет, поскольку немногие ее друзья в Розбери абсолютно ничего не понимали в финансах. Как и большинство женщин, которые прежде жили в достатке, миссис Мэйнуеринг совершенно не задумывалась о том, что станет делать, когда такая небольшая сумма, как тысяча фунтов, иссякнет. Она ни о чем не волновалась, считая, что банк ее всегда поддержит. И, конечно, не могла и подумать, что она, еще такая молодая, может внезапно умереть. Но это, к несчастью, случилось, и ее дочери остались практически без средств.

Миссис Мэйнуеринг никогда не приходилось работать, чтобы прокормить дочерей; но никакая мать, даже если она всю жизнь трудилась сверх сил ради своих детей, не была так любима, как она. После ее смерти дочери были безутешны. Они скорбели о матери каждая на свой лад и согласно своему характеру. Примроз и в горе сохраняла спокойствие и самообладание. Джесмин страдала бурно и истерично, часто переходя от смеха к рыданиям. Дэйзи боялась этих взрывов и жалась к Примроз, которая ее утешала. Старшая сестра сразу повзрослела и заменила девочкам мать.

Целый месяц сестры горевали, отказываясь выходить из дома и не общаясь с соседями. В обычных обстоятельствах месяц – срок небольшой, но девочкам, в их горе, он казался бесконечным. Однажды Джесмин пролежала без сна всю ночь, до первых солнечных лучей. Примроз испугалась и решила применить спокойную, но твердую власть.

– Джесмин, – сказала она, – у нас есть красивые черные платья. Сидя дома в такую славную погоду, мы не вернем дорогую мамочку. Сегодня чай будет чуть раньше, чем всегда, а после мы немного погуляем.

Джесмин, подняв залитое слезами лицо, отвечала, что считает прогулку противоестественной и неуважительной по отношению к памяти дорогой мамочки, но если Примроз настаивает, то, ладно, она пойдет. Лицо ее слегка посветлело. Что касается Дэйзи, она вместо ответа в первый раз после смерти матери поиграла с котенком.

В тот вечер три осиротевших юных создания надели свои новые черные платья и вышли на живописную извилистую деревенскую улицу. Воздух был душист, и Джесмин подняла вуаль с разгоряченного лица. Прогулка их немного утешила и освежила. По дороге они увидели Поппи, дочку их прачки, которая стояла около своего домика. Она сказала им сочувственно:

– О, мисс Примроз, так славно, что вы вышли наконец из дома. Мисс Джесмин, дорогая, птенец канарейки подрос, можете его взять. Теперь он будет петь очень долго и красиво. Принести его вам завтра утром, мисс Джесмин?

– Конечно, Поппи, я так благодарна тебе, – отвечала Джесмин своим прежним, жизнерадостным тоном.

Но тут же устыдилась, покраснела и поспешила догнать Примроз, которая шла, опустив вуаль и заботливо держа за руку Дэйзи.

В ту ночь все девочки хорошо спали. Им стало лучше от свежего воздуха, от встречи с Поппи и оттого, что у них будет канарейка.

Поппи пришла со своим подарком точно в назначенное время. Она была славной деревенской девушкой и обожала всех мисс Мэйнуеринг.

– Птичка Джимми любит, чтобы было много солнца, – сказала Поппи. – Она молодая, а мама говорит, что всем молодым нужно как можно больше солнечного света. Вы позволите поднять шторы в эркере, мисс Примроз, и повесить там клетку с Джимми?

Примроз кивнула. Думая о Джимми, она совсем забыла, что эркер выходит прямо на деревенскую улицу.

– И не забудьте, пожалуйста, мисс, – прибавила Поппи, уже собираясь домой, – мисс Мартиноу заглянет сегодня вечером. Она говорит, что была рада увидеть юных леди на прогулке вчера вечером и что вы поступили очень благоразумно.

У Примроз всегда был нежный румянец; после слов Поппи он стал чуть ярче.

– Мы всегда стараемся быть благоразумными, – заметила она со спокойным достоинством. – Возможно, мисс Мартиноу не совсем поняла. Мы вышли на прогулку, потому что устали сидеть взаперти, но мы не в силах не горевать по нашей маме.

При этих словах Джесмин выбежала из комнаты, а круглые глаза Поппи наполнились слезами.

– О, мисс Примроз… – начала она.

– Неважно, Поппи, мы будем рады увидеть мисс Мартиноу сегодня вечером. Спасибо, что ты предупредила.

Соседи сестер Мэйнуеринг были людьми общительными. Девочек знали буквально все в деревне, и после смерти матери на них обрушился такой поток сочувствия, что в их маленьком коттедже могли с утра до ночи находиться сострадательные посетители. Примроз, однако, этого не допустила. Даже перед мисс Мартиноу, их учительницей и, возможно, ближайшим другом, двери дома сестер Мэйнуеринг оказались закрытыми. Удивленные соседи решили, что девочки от горя немного тронулись рассудком. Отвергнутые потоки сочувствия начали остывать.

Истинные мотивы их поведения были таковы: Примроз, Джесмин и Дэйзи были бы рады видеть Поппи Дженкинс или старую миссис Джонс, которая ходила к ним топить печи, и даже симпатичных сестер Прайс – владелиц бакалейной лавки на другом конце деревенской улицы. Они также не имели ничего против визита сердобольной миссис Фрай, жены местного доктора. Но если принять всех этих соседей, пришлось бы позвать и мисс Мартиноу, а она, уж если переступит порог, не уйдет ни утром, ни днем, ни вечером.

Бедной Джесмин, может, и хотелось бы выплакать свое горе на доброй материнской груди миссис Фрай. Примроз было бы интересно побеседовать с сестрами Прайс: они были очень религиозны, а их брат был священником. Быть может, они нашли бы слова, чтобы утешить бедных девочек в их горе. Маленькая Дэйзи могла бы задавать свои бесконечные вопросы Поппи Дженкинс, да и старшим стало бы легче от сочувственных визитов соседей, если бы… это сочувствие не исходило также и от мисс Мартиноу. Но мисс Мартиноу – за завтраком, обедом и чаем, с ее бесконечными советами и наставительным тоном казалась им невыносимой. Она искренно любила девочек Мэйнуеринг, которых учила игре на фортепьяно (надо заметить, учила неправильно) и такому французскому, который был непонятен парижанам. Однако настолько раздражала всех трех сестер, что они предпочли закрыть двери своего дома для нее и остальных соседей на весь первый месяц после смерти матери.




Глава III

МИСС МАРТИНОУ


Примроз была гостеприимна. Решив пригласить мисс Мартиноу, она постаралась принять как можно лучше это угловатое, добродушное и нередко голодное создание. Готовила Примроз прекрасно. После обеда она обратилась к сестрам в своей обычной, немного медлительной манере:

– Я хочу сделать к чаю пирожные с кремом. Джесмин, дорогая, поставь свежие цветы в вазы. А ты, Дэйзи… – она помолчала, глядя на сестренку. Дэйзи была бледна, пухлые губки печально сжаты, голубые глаза устремлены на нее, – А ты, Дэйзи, пойди в сад и поиграй с Пинк.

Пинк была любимым котенком Дэйзи.

Дэйзи засмеялась. Джесмин стала оживленно возиться с цветами, а Примроз, чувствуя, что поступила правильно, направилась в кухню посоветоваться с Ханной, их старой няней, насчет пирожных с кремом.

В результате всего этого, когда мисс Мартиноу ровно в четыре (в Розбери все были пунктуальны) переступила порог дома Мэйнуерингов, ничто не выдавало тяжелого горя, постигшего его обитателей: шторы были подняты не совсем доверху (это было бы некрасиво, а у Джесмин был отменный художественный вкус), но ровно настолько, чтобы пропускать довольно света; белые муслиновые занавески изящно задрапированы; в эркере красовались вазы со свежими цветами, а канарейка в клетке, подвешенной в верхней части эркера, весело чирикала, освещенная лучами солнца.

Мисс Мартиноу была особой старомодной, и вид эркера с канарейкой ей не понравился еще с улицы. Она утешилась, однако, той мыслью, что даже в доме, где случилась беда, шторы следует иногда поднимать и что бедные милые девочки пребывают в состоянии неподдельного горя.

– Добрый вечер, Ханна, – сказала она, когда старая няня открыла ей двери, – у вас такое ужасное горе. Я надеюсь, – она сделала паузу, – юные леди ведут себя спокойно?

– О да, мисс, – отвечала Ханна, – войдите, пожалуйста, мисс Мартиноу, прошу сюда. Юные леди надеются, что вы выпьете с ними чашечку чая, мисс.

В следующее мгновение мисс Мартиноу очутилась в одной из самых уютных гостиных в Розбери. Эта комната всегда была прелестной – обставленной изысканной дорогой мебелью, приобретенной миссис Мэйнуеринг в ее лучшие времена. Сейчас она была убрана цветами, и заходящее солнце заливало комнату через широкое эркерное окно. Три девочки в скромных черных платьях вышли встретить ее. В душе они были взволнованы и потрясены горем, но старались скрыть свое состояние и казаться веселыми. Мисс Мартиноу была шокирована тем, что ее целый месяц не пускали в дом, а теперь принимают таким образом: комната залита светом, нет крепа на платьях, повсюду расставлены цветы, Джесмин весела, кудри вьются, как раньше…

Мисс Мартиноу хотелось приласкать Джесмин, которая держалась за руку Примроз, и посадить к себе на колени Дэйзи. У мисс Мартиноу было доброе сердце, и ей очень хотелось сделать что-нибудь для этих детей, которых она искренно любила, но, как большинство добрых людей, она это «что-нибудь» понимала по-своему. Она начала было произносить сочувственную речь, но Джесмин прервала ее:

– Садитесь и давайте выпьем чаю, – сказала она. – Примроз испекла вкусные пирожные, а мы все так голодны, правда, Глазастик? – и она повернулась к младшей сестренке.

– О да, – ответила Дэйзи, – и Пинк голодна. Я за ней гонялась, и мы пятьдесят раз обежали сад, и она жутко хочет есть. Можно, я положу немного крема в ее блюдце, Примроз?

Примроз кивнула, взяла мисс Мартиноу под руку и провела на почетное место за столом, а сама села рядом и принялась разливать ароматный чай.

От вида вкусных пирожных и чая мисс Мартиноу немного успокоилась. Она сняла перчатки и вуаль, поправила ленты чепчика и приготовилась насладиться едой. Вместо банальных соболезнований она болтала с сестрами о всяких разностях. Джесмин не забывала подкладывать ей самые лучшие пирожные. Примроз вновь и вновь подливала чай в ее чашку. Мисс Мартиноу была бедна и очень бережлива: ей подумалось, что после такого великолепного чая вполне можно обойтись и без ужина. Эта мысль привела ее в отличное расположение духа.

Когда чаепитие подошло к концу, Примроз усадила гостью в удобное кресло у окна.

– Дорогая, – сказала мисс Мартиноу, – правильно ли это – сидеть здесь на виду у всей улицы? Если мой чепчик может видеть любой прохожий, то каждый из них может окликнуть вас, мои хорошие.

– А мы и хотим теперь видеть всех, – ответила за сестру Джесмин. – Не правда ли, Примроз?

– Да, – заговорила Примроз в своей мягкой манере, – мы не станем меньше думать о дорогой мамочке, если начнем встречаться с людьми. Поэтому мы решили выходить почаще.

– Вы могли бы пригласить меня раньше, дорогие мои. Я так сочувствую вашему горю. Оно не выходит у меня из головы. Я была так огорчена вашим отказом принять меня, потому что во всех отношениях я могла бы заменить вам мать.

– Пожалуйста, не надо, – вырвалось у Джесмин.

– У нас не может быть другой мамы, – сказала маленькая Дэйзи, тесно прижимаясь к Примроз и заглядывая в глаза любимой сестры.

Примроз наклонилась и поцеловала ее.

– Беги в сад, дорогая, и возьми с собой Пинк, – сказала она.

Прежде чем покинуть дом, мисс Мартиноу намеревалась высказать девочкам Мэйнуеринг все, что было у нее на уме. Такая уж у доброй леди была привычка – высказывать все, что хотелось, младшему поколению обитателей Розбери. Кто, как не она, имел на это право? Разве не она была учительницей большинства из них? Разве не она учила их лучшему из того, что знала во французском языке и в музыке? И разве не она была лучшим наставником для Джесмин и Дэйзи? Примроз она считала своей бывшей ученицей. Без сомнения, девочки, хотя и не принимали ее целый месяц, теперь относятся к ней с полным доверием. Мисс Мартиноу было удобно в кресле, в которое усадила ее Примроз, и она сказала своим высоким, тонким голосом:

– А теперь, дорогие, сядьте ко мне поближе, но не слишком, чтобы не помять мое воскресное шелковое платье. Я хочу поговорить с вами о важном деле. Вопрос серьезный и требует обсуждения. Хорошо, что ты отправила Дэйзи в сад, Примроз, она слишком мала, чтобы участвовать в обсуждении. Я хочу, дорогие, как я это делала, когда была вашей учительницей, разделить нашу беседу на две части: первая – это ужасная потеря, которую вам пришлось пережить. Мы поговорим о ней и вместе поплачем; это придаст вам мужества и утешит ваши юные сердца. Джесмин, дорогая, почему ты так покраснела? Вторая проблема, которую мы должны обсудить, не менее важная: как вы собираетесь дальше жить, мои дорогие девочки?

Здесь мисс Мартиноу сделала паузу, сняла очки, протерла и снова водрузила их на нос. Ради девочек Мэйнуеринг, которых она искренно любила, она была готова участвовать в выполнении своего плана. Но Джесмин еще гуще покраснела.

– Пожалуйста, мисс Мартиноу… Примроз, я должна сказать. Мы не можем обсуждать с вами дорогую мамочку. Тут нечего обсуждать. Примроз, я не хочу ни слушать, ни говорить об этом.

Мисс Мартиноу затрясла головой и сердито взглянула на Джесмин:

– Не о чем говорить? – произнесла она с болью. – Разве ваша бедная, милая мама так скоро забыта? Я не могу в это поверить. Увы, увы! Так-то дети ценят своих родителей.

– Вы никогда не были матерью, что вы об этом знаете? – Джесмин произнесла это грубо и зло.

Примроз спокойно сказала:

– Я думаю, мисс Мартиноу, что обсуждение первой темы ни Джесмин, ни я сейчас вынести не сможем. Вы должны простить нас, даже если вы нас не понимаете. Дело не в забвении – наша мама никогда не будет забыта. Дело в том, что мы не можем говорить на эту тему. Вам придется позволить нам самим судить себя за это, – заключила Примроз с присущим ей достоинством.

При всем своем исключительном самообладании, терпеливости и простоте манер, Примроз, когда хотела, могла держать себя как принцесса. Мисс Мартиноу, которая сильно рассердилась на Джесмин, подчинилась.

– Что ж, – сказала она с легкой обидой в голосе, – я пришла сюда с самыми добрыми чувствами. Они отвергнуты, и я унесу их в своем сердце. Я не таю обиды.

– Будем обсуждать вторую тему, дорогая мисс Мартиноу? Вы – человек разумный и опытный. Вы знаете, как лучше распорядиться деньгами. Вы спрашиваете о наших планах, но у нас их нет, ведь так, Джесмин?

– Нет, – подтвердила Джесмин, – и мы будем жить так, как жили раньше. Почему нас не оставят в покое?

Мисс Мартиноу откашлялась, посмотрела с сожалением на Джесмин, которую решила игнорировать как избалованного ребенка, и обратила все свое внимание на Примроз.

– Моя дорогая, – сказала она, – оставим первую тему и перейдем ко второй. Дорогая Примроз, главное, из чего вы должны исходить в ваших планах, – на что вы будете жить?

Примроз нахмурилась.

– Я полагаю, – медленно произнесла она, – у нас будет то, что было всегда. Раньше мы тратили очень мало и, конечно, будем тратить еще меньше. Мы очень любим Розбери. Я думаю, Джесмин права: мы останемся здесь.

Мисс Мартиноу снова кашлянула и сказала:

– Милая моя девочка, даже здесь нужны деньги на житье. Знаете ли вы, что пенсия вашей мамы как вдовы капитана отменяется с ее смертью? Я думаю, что-то положено вам как сиротам, но сколько – не имею понятия.

– Мама получала по десять фунтов на каждую из нас ежегодно, – сказала Примроз.

– Да, дорогая. Будем верить и надеяться, что эта маленькая сумма сохранится за вами. Но даже в Розбери вы, три девочки, не сможете прожить на тридцать фунтов в год.

– Но есть еще деньги в банке, – вмешалась Джесмин более заинтересованным тоном. – Помнишь, Примроз, когда маме нужны были деньги, она выписывала чек, и мы несли его мистеру Дэйнсфилду, а он давал нам за этот чек блестящие золотые монеты. Иногда десять фунтов, иногда – пять, а то – только два, но каждый раз, как мы приносили мистеру Дэйнсфилду чек, он давал нам деньги. Наверно, Примроз, тебе надо приобрести чековую книжку, чтобы мистер Дэйнсфилд мог давать нам деньги.

– Да, – Примроз обрадовалась, – я забыла о деньгах в банке. Мама часто говорила мне о них. Даже если нам не хватит тридцати фунтов в год, мы всегда сможем взять деньги милой мамочки из банка.

Лицо мисс Мартиноу вытянулось и стало озабоченным.

– Дорогие мои, – сказала она, – боюсь, я скажу жестокие слова, но все же я должна сказать их. Дело в том, что мистер Дэйнсфилд – мой старый друг, и я взяла на себя смелость спросить его, каково состояние счета вашей мамы в банке. И он сказал, мои девочки, мои бедные девочки, что там не более двухсот фунтов.




Глава IV

ПУТЬ К СПАСЕНИЮ


Мисс Мартиноу объявила свою новость с большим волнением. Ей показалось ужасным, что три девочки Мэйнуеринг, совсем еще дети, брошены в мир без поддержки родственников, которых у них не было, и без средств к существованию.

Живя в Розбери просто и спокойно, они были воспитаны в доброй и приветливой обстановке. Ни одного холодного взгляда, ни единого пренебрежительного слова не коснулось их. Они всегда были окружены любовью и уважением. Любовь исходила, в основном, от матери и ее окружения, а уважение – от всех, кто их знал. Сестры Мэйнуеринг в своих простых платьях и со своими сдержанными, искренними манерами выглядели и вели себя как леди.

Вскоре после столь серьезного сообщения мисс Мартиноу удалилась. Она поспешила домой и, усевшись в своей маленькой, неказистой гостиной, стала думать.

– Нет, спасибо, Сьюзен, – сказала она своей служанке, – я не буду сегодня ужинать. Я пила чай у моих любимых учениц, мисс Мэйнуеринг. Принесите, пожалуйста, лампу, Сьюзен, но не сейчас, а минут через пятнадцать. Я пока могу вязать при дневном свете, жалко его упускать. Дайте, пожалуйста, мою корзинку. Я начала вязать варежки для вдовы Джозефа.

– Простите, мэм, – Сьюзен на мгновение задержалась в дверях, – могу я спросить, как обстоят дела у юных леди?

– В общем, спокойно, Сьюзен. Могу сказать по секрету: мои милые ученицы смирились с постигшей их бедой.

Сьюзен закрыла за собой дверь, и мисс Мартиноу принялась вязать. Вязание варежек – занятие, располагающее к раздумью. В то время как привычные пальцы старой леди быстро двигались, ее мысли были заняты другим.

– Тридцать фунтов в год, – шептала она про себя, – тридцать фунтов плюс какая-то часть от двухсот фунтов в банке. Что-то из этой суммы они, конечно, потратили на похороны матери и на свой траур. Потратили, наверно, фунтов тридцать, а то и сорок. Стало быть, в банке осталось всего сто шестьдесят фунтов. Их надо оставить на непредвиденные обстоятельства, болезни и прочее. Милые мои девочки, хорошие мои Примроз, и Джесмин, и прелестная маленькая Дэйзи, вам нельзя трогать ваш маленький капитал. Тогда вы получите хоть несколько фунтов процентов в год. А может быть, и их нельзя брать. Это мистер Дэйнсфилд должен решить. Так что единственные ваши деньги – это тридцать фунтов в год, а на них не проживешь.

Тут мисс Мартиноу отбросила свое вязанье и принялась в большом волнении ходить взад и вперед по крошечной гостиной.

– Что можно сделать для этих одиноких и беззащитных детей? Как вступят они в мир? Как могут заработать на жизнь?

Никогда прежде мисс Мартиноу не переживала так остро чужие проблемы. Но хотя она засиделась далеко за полночь, что-то записывая и прикидывая минимальную сумму, на которую можно прожить втроем, однако так и отправилась спать, не найдя решения мучившего ее вопроса.

К сожалению, знаний мисс Мартиноу не хватило бы и на то, чтобы даже старшую из сестер, Примроз, научить зарабатывать деньги, если, конечно, исключить тяжелый физический труд. Джесмин была всего лишь взбалмошным подростком, а Дэйзи – просто малым ребенком.

Мисс Мартиноу плохо спалось в ту ночь. Ей снились кошмары, но утром она проснулась ободренной и полной решимости действовать.

«Софи Мартиноу, – сказала она себе (одинокие люди часто беседуют сами с собой), – эти дети, выражаясь фигурально, положены у твоего порога, и ты должна их принять. Ты не можешь подарить им деньги, но ты можешь сделать больше: призвать других на помощь нуждающимся. Это твой долг, посланный тебе Богом, и ты выполнишь его немедленно».

Она живо спустилась с лестницы, съела обычный скудный завтрак и приступила к выполнению своего плана.

План был простой.

В Розбери не было людей, которые слишком уж заботились о своем образовании. Никто из младшего поколения не перетруждал себя учебой. Без угрызений совести мисс Мартиноу написала записки всем своим ученикам, чтобы они не приходили на урок сегодня утром, потому что она решила дать им выходной.

Отправив Сьюзен с записками, она поднялась наверх, снова надела черное шелковое платье, старомодную пелерину и чепчик в форме чемодана. Облачившись во все это, она отправилась в экспедицию, которая, как она верила, приведет ко многим счастливым событиям в жизни сестер Мэйнуеринг.




Глава V

СОДЕРЖИМОЕ КОНТОРКИ


Тревога, которую ощущала мисс Мартиноу, несомненно, касалась всех сестер Мэйнуеринг. Примроз была по природе практичной. Она умела хорошо вести домашнее хозяйство. Ни один пекарь или мясник в Розбери и не мечтал обмануть эту ясноглазую юную леди. Никто не умел так сэкономить полкроны,[4 - Крона – английская монета, равная 60 пенсам.] или даже шиллинг[5 - Шиллинг – английская монета, равная 12 пенсам.] как она, и никто не умел так перешить старое платье, чтобы оно казалось новым. Но на этом ее опыт и кончался. Примроз экономно и бережливо вела хозяйство матери, но она никогда не несла бремя ответственности. Перед ней ни разу не вставала тяжкая необходимость самой зарабатывать деньги. Слова мисс Мартиноу заставили ее призадуматься, но не слишком встревожили. Если они с сестрами не смогут прожить на тридцать фунтов в год, то есть еще деньги в банке.

Примроз решила, что двести фунтов – хоть и небольшая, но все-таки солидная сумма. Единственный вывод, который она сделала из слов старой учительницы, это то, что надо быть еще немного экономнее.

Джесмин никогда не одобряла бережливости старшей сестры. Она громко запротестовала, когда на следующее утро Примроз объявила, что они обойдутся без новых черных платьев из хлопка, которые как раз собирались купить.

– Какая глупость! – заявила Джесмин, нетерпеливо топнув своей маленькой ножкой. – Ты же знаешь, что эти платья нам нужны. Бедная Дэйзи не может прыгать и играть в саду в своей черной кашемировой рясе, а я не могу возиться в земле и полоть. Мы же решили жить как всегда, как если бы мама была… – Здесь Джесмин остановилась, подавила рыдание и поспешно продолжила: – Мы не можем обойтись без ситцевых платьев, Примроз. Ты просто испугана тем, что сказала мисс Мартиноу.

– Я совсем не испугана, – спокойно возразила Примроз, – только мне кажется, что мы должны быть экономнее.

– Но мы так богаты, – возразила Джесмин. – Я и не думала, что у нас есть двести фунтов в банке. Это же куча денег. Почему ты так удручена, Примроз?

– Мисс Мартиноу считает, – молвила Примроз тихим голосом, – что это очень маленькая сумма. Она выглядела такой мрачной, когда говорила об этих деньгах, так была опечалена. Знаешь, Джесмин, я думаю, мисс Мартиноу действительно любит нас.

– Возможно, – произнесла Джесмин безразличным тоном. – Ладно, Роз, если ты твердо решила, что мы будем жить экономно и ходить оборванными, мы с Дэйзи будем играть в саду и в этих платьях.

Джесмин чмокнула старшую сестру в лоб и выбежала из комнаты. Через минуту-другую Примроз услышала смеющиеся голоса, которые доносились в открытое окно. Всем сердцем она порадовалась, что сестры стали жить, как и раньше, и все же их смех причинил ей острую боль.

Коттедж семьи Мэйнуеринг был крошечным. Нижний этаж состоял из одной длинной низкой комнаты с эркером в дальнем конце. Эту комнату хозяева называли гостиной. Она была обставлена с утонченным вкусом. Напротив эркера, на другом конце комнаты находилась стеклянная дверь, выходившая прямо в сад. В конце узкого холла располагалась кухня, окно которой также смотрело в сад. Ханна, единственная прислуга в доме, часто ворчала по поводу такого расположения. Она весьма убедительно объясняла свое недовольство, утверждая, что дом более приспособлен для растений, чем для людей. Но хотя Ханна считала свою маленькую кухню тоскливой и скучной, а за долгие годы жизни у Мэйнуерингов ни разу не порадовалась красивым видам из окон, к девочкам она была искренне привязана и заботилась о них от всей души.

Наверху были две спальни. Одна выходила окнами на улицу. Там спали девочки. Самую лучшую спальню с окном в сад занимала миссис Мэйнуеринг. Ханна жила в маленьком, похожем на мансарду, помещении над кухней.

Когда Джесмин выбежала в сад, Примроз медленно встала и поднялась наверх. Ей пришло в голову, что настал момент сделать то, чего она так страшилась.

Со дня смерти матери, с того момента, когда три сестры, положив цветы, склонились над гробом той, которую они так любили, они не переступали порога ее комнаты.

Ханна вытирала в комнате пыль и поддерживала чистоту, но окно было зашторено, и ни один луч солнца не проникал внутрь. У девочек не хватало духу войти в эту комнату. Они боялись ее, как могилы. С благоговением, на цыпочках проходили они мимо запертой двери.

Теперь Примроз, не боясь, что ее отвлекут, могла войти в комнату матери и побыть там некоторое время в одиночестве. Отперев дверь, она вошла. Ее бил озноб. Будь на ее месте Джесмин, она бы повернулась и убежала, но здесь была Примроз, и она делала то, что подсказывало ей чувство долга и безошибочное чутье.

– Мы решили жить как всегда, и дневной, солнечный свет не должен забывать нашу мамочку.

Она подняла шторы и широко распахнула окно.

Дыхание теплого, мягкого воздуха из сада тотчас наполнило мрачную комнату. Примроз, сидя перед маленькой старомодной конторкой, вставила ключ в замок центрального ящика и открыла его.

Миссис Мэйнуеринг ни в коей мере нельзя было назвать аккуратной и педантичной особой. Она ненавидела замки и питала отвращение к аккуратным стопкам белья в ящиках или на полках шкафов. И только эта маленькая конторка, принадлежавшая когда-то ее мужу, была исключением из общего правила.

Миссис Мэйнуеринг никому, даже Примроз, не давала ключи от конторки. В присутствии девочек она была заперта. Даже Дэйзи не удавалось уговорить мать показать ей содержимое одного из соблазнительных маленьких ящичков. «Там только сувениры, мои дорогие», – обычно говорила мать, но дочери знали, что нередко по ночам она открывала ящики и, как правило, на следующий день была печальнее, чем обычно.

На крышке конторки всегда стоял миниатюрный портрет капитана Мэйнуеринга. Девочки имели обыкновение ставить в вазу около портрета самые красивые цветы.

Когда миссис Мэйнуеринг умерла, Джесмин однажды почти всю ночь проплакала из-за этой маленькой конторки. Она была уверена, что никто теперь не осмелится открыть ее. «Мне больно думать, что никто никогда не увидит этих сувениров, – рыдала она. – Это жестоко по отношению к ним».

Тогда Примроз пообещала себе проникнуть в эту тайну. И вот час настал.

Примроз отнюдь не была нервной девушкой. Когда мягкий летний воздух наполнил комнату и выгнал дух одиночества и уныния, она приступила к решению своей задачи. Решив методично обследовать всю конторку, Примроз начала с большого центрального ящика. Открыв его, она очень удивилась – он был почти пуст. Там лежали несколько листов, исписанных материнским почерком – стихи, цитаты из книг и проповедей. Рядом лежал пакет, заботливо завернутый в мягкую белую бумагу. Больше ничего не было. Примроз достала пакет. Она вполне владела собой, но, когда дотронулась до свертка, ее пальцы слегка дрожали. Белой сатиновой лентой к пакету был прикреплен листок бумаги, на котором значилось: «Маленькая шкатулка Артура – теперь для Примроз».

Сердце ее забилось, и кровь прилила к щекам. Кто этот Артур? Она никогда не слышала о нем. Отца звали Джон. Кто же этот неизвестный Артур, чья шкатулка теперь предназначалась ей?

Медленно, дрожащими пальцами она развязала ленту. Шкатулка оказалась дешевенькой, выщербленной, испачканной чернилами. Но внутри лежало сокровище: увесистый конверт с надписью материнской рукой «Для Примроз».

Неожиданное послание от той, кого уже нет, вызвало у Примроз сильнейшее нервное потрясение. Уронив голову на конторку, она горько заплакала.

Неизвестно, сколько времени просидела Примроз в комнате матери, обливаясь слезами. Внезапно ее уединение было прервано. Совсем рядом раздался голос Ханны:

– Боже, боже! Мисс Примроз, не могу видеть, как вы терзаетесь и дрожите. Ваша бедная мама знала, что делала, когда держала эту конторку на замке. Прости меня, Господи, лучше бы она выбросила эти камушки, которые она здесь держала. А теперь, дорогая, не губите свои ясные глазки плачем над тем, что умерло и никогда не оживет, никогда. Закройте конторку, мисс Примроз, приведите в порядок волосы и ступайте в гостиную. Вас хочет видеть миссис Элсуорси из Шортландса по важному делу.




Глава VI

МНОГО ВИЗИТЕРОВ


План мисс Мартиноу отличался прямотой, и, настроившись на его выполнение, она не откладывала дела в долгий ящик. Девочки нуждаются в помощи. Она может дать им только совет, но другие могут сделать больше. Мисс Мартиноу решила обратиться к единственной богатой особе, жившей по соседству с Розбери. Шортландс был большим поместьем, а муж и жена Элсуорси – без сомнения, важными людьми. Они были очень богаты, считали себя титулованными особами и, по мнению обитателей Розбери, жили с королевским размахом.

Мисс Мартиноу однажды провела блаженную неделю в Шортландсе. Она была приглашена, чтобы заменить на время заболевшую гувернантку. Увы, ее французский ни в коей мере не годился для такого дома, а музыка и вовсе произвела удручающее впечатление. Короче говоря, бедную старую леди почти что выгнали. Но что из того? Зато, вернувшись домой, она могла бесконечно рассказывать своим друзьям о напудренных лакеях, нарядных дамах из Лондона, о стиле жизни, которую ее слушатели сочли сущим раем.

За неделю ее пребывания в замке миссис Элсуорси заговорила с ней только дважды. Но это было неважно. С этого дня она считала себя знакомой с этой знатной леди. Когда мисс Мартиноу была воодушевлена, она могла совершить геройский поступок. И с ее стороны было подлинным героизмом решиться атаковать эту цитадель, но именно это и произошло в тот памятный день, в одиннадцать часов утра.

Отчаянная смелость ее поступка оправдывалась высокой целью. Лакей, открывший перед ней двери, при всем его высокомерии обязан был доложить о ней, и миссис Элсуорси с радушной, доброй улыбкой согласилась ее принять.

Их беседа была краткой, но мисс Мартиноу, едва высказав суть своей просьбы, совершенно забыла, что она бедна, а ее собеседница богата. Миссис Элсуорси также, после нескольких взглядов в худое и серьезное лицо учительницы, перестала замечать ее допотопный чепчик чемоданом и несуразное, короткое, старомодное пальто.

Обе собеседницы были настоящими женщинами, с самоотверженными, добрыми сердцами, и тема беседы поглотила их. Миссис Элсуорси вселила в душу учительницы надежду.

Никогда раньше жители деревни Розбери, расположенной неподалеку от роскошного поместья, не обращались к его хозяйке с какими-либо просьбами. Поэтому, когда на следующий день ее карета с великолепными лошадьми остановилась у дверей дома Мэйнуерингов, вся деревня взволновалась.

Поппи Дженкинс, хорошенькая дочка прачки, вышла на улицу и уставилась во все глаза на знатную даму. Жена доктора, которая жила на другой стороне улицы, украдкой завистливо наблюдала сквозь муслиновые занавески. Пекарь и мясник забыли про утренние заказы, а Ханна, служанка Мэйнуерингов, как она потом выразилась, дрожала от головы до пальцев ног.

– Позвольте мне причесать ваши волосы, мисс Примроз, – попросила она, когда ей наконец удалось уговорить Примроз перестать плакать. – Ваши руки в порядке, мисс Примроз? А воротничок чистый? Это большая честь – визит миссис Элсуорси.

– Интересно, зачем она приехала? – спросила Примроз. – Она не была знакома с мамой.

В этот тяжелый для нее момент Примроз ощущала визит знатной леди как нежеланное вторжение.

– Я сейчас побегу в сад, – заторопилась Ханна, – а то мисс Джесмин и мисс Дэйзи ворвутся в гостиную и устроят беспорядок. О боже, их же видно через французское окно!

Ханна поспешила прочь, надеясь загнать в дом этих резвых овечек через кухню, вдали от посторонних глаз.

Увы! Она опоздала. Когда Примроз, стройная и грациозная, с ясными, только чуть покрасневшими от слез глазами, вошла в гостиную, она увидела, что двери в сад открыты настежь, а ее гостья спокойно прогуливается по саду, держа на руках Пинк, в то время как Дэйзи пританцовывает перед ней, а Джесмин, без умолку болтая, идет сбоку.

– Я так рада, что вам понравились гвоздики, – щебетала Джесмин, – мама их очень любила. Хотите, я дам вам несколько черенков? Я с удовольствием.

– Если у Пинк будет когда-нибудь котенок, он будет ваш, – заявила Дэйзи торжественно.

В этот момент Примроз присоединилась к сестрам.

– О, Примроз, случилось нечто замечательное… – начала Джесмин.

– Она считает, что Пинк изумительно красивая. Она хочет такого же котенка, – вырвалось у Дэйзи.

Миссис Элсуорси, все еще держа одной рукой Пинк, другую протянула Примроз.

– Я познакомилась с вашими сестрами, милая мисс Мэйнуеринг. Я – миссис Элсуорси, из Шортландса, ваша близкая соседка. Не сочтите мой визит за вторжение.

Прежде чем Примроз смогла ответить, Джесмин выпалила:

– Конечно, не сочтем. Вы такая милая. Нам было так ужасно грустно. Мисс Мартиноу сказала, все теперь только и будут говорить, что вы побывали у нас. Мы не хотим никого видеть, но вы – другое дело.

– Вы – замечательная, – вторила ей Дэйзи.

Примроз почувствовала себя неловко.

– Девочки, перестаньте болтать, – сказала она. – Миссис Элсуорси, я надеюсь, вы простите моих сестер. Не хотите ли пройти в гостиную?

– Я очарована вашими сестрами, – отвечала знатная леди. – Они так естественны, непосредственны и оригинальны. Дорогая мисс Мэйнуеринг, зачем уходить из этого прелестного сада? Не могли бы мы побеседовать здесь?

– С удовольствием, – ответила Примроз, но ее скованность не исчезла.

В глубине души ей все еще было неприятно, что миссис Элсуорси никогда не пыталась познакомиться с дорогой мамочкой. Миссис Элсуорси была мудрой женщиной, она с первого взгляда распознала характер Примроз. Она поняла, что девочки – настоящие леди и в этом смысле не нуждаются в наставлениях. Когда она заверяла мисс Мартиноу, что обязательно поможет бедным юным сестрам Мэйнуеринг, эта задача казалась ей нетрудной. Приказав подать карету и приехав в Розбери, она намеревалась прямо и открыто предложить девочкам практические советы и, если нужно, материальную помощь. Старшую девочку, если она достаточно привлекательна, можно устроить гувернанткой или компаньонкой, а двух младших – в школу для детей-сирот, чьи отцы были военными.

Но в саду, хотя это был маленький, запущенный садик, задача показалась ей не такой уж легкой. Джесмин и Дэйзи были очаровательными детьми. Они сразу стали обращаться к ней, как к доброй приятельнице. Они ничего не знали о ее богатстве и положении в обществе. Слово «Шортландс» ничего не говорило их неискушенному сознанию. Они были уверены, что миссис Элсуорси восхищается их гвоздиками и что она будет счастлива заполучить котенка, похожего на Пинк. Примроз, в отличие от сестер, была горда, застенчива и далека от того, чтобы обращаться к незнакомке доверительным тоном.

Миссис Элсуорси оказалась в непривычном положении. Она пригласила сестер посетить ее в Шортландсе, и Примроз, прочитав в голубых глазах Дэйзи страстное желание, ответила просто:

– Спасибо, с большим удовольствием.

«Мне будет легче поговорить с ними у себя дома, – подумала миссис Элсуорси. – Нелепо отступать перед тремя девочками, но я все поставлю на места, когда они приедут в Шортландс».

Вслух она сказала:

– Мои дорогие, я буду очень рада вашему визиту. Не могли бы вы приехать завтра? Завтра я буду одна.

– Примроз, – вырвалось у Дэйзи, – там есть ньюфаундленд, мастифф и два английских терьера. Ньюфаундленд – черный и лохматый, а мастифф – рыжий, как лев.

– Вы покажете нам ваши прекрасные оранжереи, правда? – спросила Джесмин. – Примроз, она рассказала нам о своих цветах. Наверно, они чудесные.

– Я покажу вам все, что захотите, – ответила миссис Элсуорси и, наклонившись, поцеловала взволнованную Джесмин. – Вы привезете ко мне сестер завтра, мисс Мэйнуеринг? – продолжала она, повернувшись к мрачной Примроз.

– Да, благодарю вас. Вы так добры, что приглашаете нас, – ответила Примроз.

Миссис Элсуорси уселась в карету, и сестры глядели на нее со ступеней крыльца. Они очаровательно смотрелись, стоя вот так, втроем. Дэйзи обняла старшую сестру за талию. Джесмин заслонила глаза от яркого солнца белоснежной ручкой с ямочкой у локтя.

Когда знатная леди отъехала, Джесмин набралась храбрости и послала ей вслед воздушный поцелуй. Соседи с противоположной стороны улицы были шокированы и решили, что после такого нахальства бедняжки наверняка больше не увидят миссис Элсуорси. Но леди из Шортландса была очарована.

«Подумать только, я жила здесь все эти годы и не знала этих прелестных созданий», – подумала она. И тут она увидела мисс Мартиноу, которая переходила улицу. Миссис Элсуорси приказала кучеру остановиться.

– Я посетила их, любезная мисс Мартиноу. Они прелестны, такие свежие и хорошенькие! Они приедут ко мне завтра. Теплое утро, не правда ли? До свидания. Трогайте, Томлинсон.

Девочки вернулись в дом, ободренные визитом миссис Элсуорси. Примроз, правда, не разделяла восторга младших сестер, но и ей понравилась гостья, которая, как призналась себе Примроз, сильно отличалась от обитателей Розбери.

Однако мысли ее были поглощены тем, что она нашла в конторке матери. Письмо, адресованное ей, лежало пока запечатанным. Она не торопилась взломать печать и прочесть это послание из царства мертвых, поскольку знала, что может сделать это в любое время. Надо только убедиться, что ее уединения никто не нарушит. Она надеялась после обеда незаметно проскользнуть в беседку за домом и там спокойно прочесть письмо и обдумать его содержание.

Однако обстоятельства помешали осуществлению этого плана.

Сразу после обеда раздался хорошо знакомый стук в дверь, и мисс Мартиноу, сгорая от волнения и любопытства, ворвалась в гостиную.

– Ну, мои дорогие, расскажите мне все о ней. Разве она не изумительна? Вы ей очень понравились, все трое произвели хорошее впечатление. И вас пригласили провести завтрашний день в Шортландсе. Теперь, мои милые, расскажите, о чем вы с ней говорили? Мне это чрезвычайно интересно, бедные мои девочки.

Говоря все это, мисс Мартиноу не сводила глаз с Примроз, но девушка посмотрела на нее несколько удивленно и после короткой паузы произнесла:

– Я вас не понимаю. Мы ни о чем особенном не говорили. Миссис Элсуорси была очень мила и дружелюбна; пригласила нас в Шортландс. И мы собираемся поехать. Мисс Мартиноу, я немного занята сегодня. Вы меня извините, если я вас оставлю?

С этими словами Примроз вышла, а мисс Мартиноу обратилась к Джесмин, в волнении всплеснув руками:

– О, дорогая! – воскликнула она. – Я так надеюсь, что Примроз не испортила все дело холодностью, которой от нее веет. Я огорчена, но обязана сказать вам вот что: теперь все зависит от вашего визита. Вы с Дэйзи должны хорошо себя вести. Вы ведь никогда не были в таком доме, как Шортландс. Будет правильно, если я, ваша наставница, объясню вам, как следует себя вести. Не позволяйте себе лишних вольностей, дорогие мои, и не разговаривайте слишком много, громко и быстро. Вы должны быть благодарны, когда миссис Элсуорси заметит вас. О, мои бедняжки! Я очень взволнована, ведь так много зависит от завтрашнего дня.

Теперь настала очередь Джесмин удивиться и сказать:

– Я вас не понимаю.

А Дэйзи выпалила стремительно:

– Мы едем в Шортландс, чтобы там побегать вволю – это она так сказала. Еще она сказала, что мы увидим собак: черного лохматого ньюфаундленда и рыжего мастиффа. И у нее есть белые, как снег, персидские котята, только Пинк ей понравилась больше. А я ей пообещала, что если когда-нибудь у Пинк будет маленький котенок, – она его получит. Миссис Элсуорси ничего не сказала о том, что надо вести себя «прилично» и не сметь сказать слово. Я не поеду в Шортландс, если там надо вести себя подобным образом, не поеду! – заключила Дэйзи тоном избалованного ребенка и надула губы.

Джесмин поцеловала сестру и сказала:

– Ты можешь делать там все, что захочешь, милый, маленький Глазастик.

– О, мисс Мартиноу, – обратилась она к учительнице, – ей-богу, миссис Элсуорси совсем не такая, как вы ее изображаете. Я бы сказала, она из тех леди, кто любит детскую возню. Ей совсем не нравится чопорность в людях. Мы втроем очень славно проводили время, пока Примроз не спустилась. Я думаю, Примроз согласится с вами и одобрит чопорные манеры. Но миссис Элсуорси это нисколько не нравится. Мы так весело болтали, пока Примроз не пришла. Завтра она обещала показать мне все свои оранжереи, и ей очень понравились мои гвоздики. Я обещала ей несколько черенков. О господи! Кто это там стучит в дверь? Дэйзи, беги, посмотри сквозь занавеску.

Дэйзи понеслась и тут же вернулась с сообщением, что мистер Дэйнсфилд, управляющий из банка, стоит на ступенях и что лицо у него очень красное.

Услышав эту новость, мисс Мартиноу тоже залилась густым румянцем и заволновалась. Ее чепчик в форме чемодана сбился немного назад. Ужасная мысль промелькнула в ее мозгу: «А вдруг мистер Дэйнсфилд принес известие о несчастье? Вдруг двести фунтов пропали? Вдруг банк прогорел?!»

Когда добрый джентльмен вошел в комнату, она посмотрела на него с ужасом и, пока он здоровался за руку с Джесмин и Дэйзи, быстро произнесла:

– Миссис Элсуорси склоняется к тому, чтобы взять их к себе. Они проведут завтрашний день в Шортландсе.

Мистер Дэйнсфилд поднял брови, уселся в кресло, притянул за руку Дэйзи и поставил ее между своих колен. Уставившись на мисс Мартиноу сквозь очки в золотой оправе, он сказал:

– Э-э! Шортландс – Элсуорси – достойные люди! – и засмеялся, довольный своим каламбуром.[6 - Уорси (worthy) – достойный (англ.).] – Конечно, мисс Мартиноу, без сомнения, великолепный шанс!

В этот момент в комнату вошла Примроз. Мисс Мартиноу, посчитав, что присутствующие прекрасно поговорят и без нее, попрощавшись, удалилась.

Мистер Дэйнсфилд не стал засиживаться. Он знал Мэйнуерингов, хотя и не очень близко, многие годы. Он был добрым, но очень занятым джентльменом, и, пока мать девочек была жива, едва ли их замечал.

Сегодня, однако, он наблюдал за ними с явным интересом. Обратившись к Примроз, он вызвался помочь ей в осуществлении одного важного дела:

– Наш добрый друг, мисс Мартиноу, уверяет, что вы находитесь в несколько затруднительных обстоятельствах, моя дорогая. Мне искренне жаль, но бывает и хуже, намного хуже. Здоровой девушке работа не повредит, совсем не повредит. Приходите ко мне за советом, если он вам нужен, и будьте уверены, – я ваш надежный друг. И, послушайте, мисс Примроз, я рад, что миссис Элсуорси готова помочь вам. Постарайтесь провести время в Шортландсе с максимальной пользой. На следующий день я с удовольствием загляну к вам. До свидания, до свидания.

После ухода мистера Дэйнсфилда две старшие сестры переглянулись. Что это все может значить? Почему все так странно изъясняются? Джесмин сказала, что, мол, просто оба они – мисс Мартиноу и мистер Дэйнсфилд – неприятные люди. Но Примроз, обдумав все происшедшее, встревожилась.




Глава VII

ШОРТЛАНДС


– Нам нужно серьезно поговорить, – сказала в тот вечер миссис Элсуорси своему мужу. – Мы прожили несколько лет в Шортландсе, и, кроме слуг, я совсем ни с кем не общалась. Прости, милый Джозеф, – за исключением тебя. Мы живем здесь, ни с кем не поддерживая знакомства, а между тем совсем рядом живут прелестнейшие создания.

Мистер Элсуорси был, по крайней мере, лет на двадцать старше своей жены – сдержанный, спокойный человек с вытянутым, меланхоличным лицом. Ее же – пухленькую, хорошенькую и кругленькую – многие называли «котенком».

Она очень выразительно произнесла свою тираду, потому что была в полном восторге от девочек, но ее муж только поднял брови и сказал равнодушно:

– И что же, Кэт?

Миссис Элсуорси встала и подвинула свое легкое кресло поближе к огню. Хотя погода была жаркой, она все равно велела ежедневно растапливать камин, поскольку любила смотреть на огонь, когда стемнеет.

Наслаждаясь созерцанием огня, она начала свой рассказ:

– Теперь, Джозеф, я поведаю тебе мою историю. Ты помнишь диковинного вида гувернантку, которая пробыла здесь всего неделю? Она учила Фрэнки, перед тем как мы отправили его в школу. Ты помнишь мисс Мартиноу, Джозеф?

– Ты говоришь про ту, которая придумала ему имя, моя дорогая? Так ведь она умерла перед тем, как мы переехали в Шортландс!

– Какой ты смешной, Джозеф! Я имею в виду допотопное существо из деревни. Однако не важно, помнишь ты ее или нет. Так вот, она пришла сюда сегодня утром и попросила меня принять участие в судьбе трех сирот, живущих в деревне, в маленьком домике. Она говорила о них с большой нежностью, сказала, что девочки, конечно, не получили образования и не очень, по ее мнению, способные, но совсем юные и очень хорошенькие. К тому же ужасающе бедные. Так или иначе, добрая старушка тронула мое сердце, и мне захотелось помочь им. Я приказала подать карету и поехала в деревню. Я ожидала, Джозеф, увидеть трех деревенских простушек, неловких и робких. Воображала их благодарность за то, что я их заметила, их подавленность. Признаюсь, я не так представляла себе жителей Розбери. Знаешь, дорогой, что я увидела?

– Мне трудно угадать, Кэт. Но по твоему взволнованному виду и воодушевлению могу предположить, что ты увидела трех юных леди.

– Джозеф, ты гений. Это действительно так. В забавнейшем и странном маленьком домике я нашла трех прелестных, хорошо воспитанных девочек. Две младшие тут же, в своем запущенном садике, сделали меня своей подругой. Можешь мне поверить, они приветствовали меня с самой очаровательной искренностью и простотой. Я назвалась им, но это не произвело на них ни малейшего впечатления. Одна из них, ее зовут Джесмин – восхитительное создание, – решила, что я умру, если не посажу у себя такие же гвоздики, как у нее. А младшая заверила, что у меня будет такой же котенок, какого она всунула мне в руки. Они были в поношенных платьицах, но глядя на них, совершенно не замечаешь, во что они одеты. Мы замечательно провели время и обнаружили, что у нас много общих интересов. Так, младшая разделяет мою любовь к животным, а средняя – к цветам. Тут появилась старшая сестра. Уверяю тебя, Джозеф, это абсурдно, но это факт: она была близка к тому, чтобы сделать мне выговор. В ее красивых, ясных глазах я легко прочла вопрос: «Как вы, которая никогда не удостаивала знакомством мою мать, могли вторгнуться к нам сейчас, после нашей утраты?» Она держалась в высшей степени вежливо и с достоинством. Я могла себе позволить вольничать с нею не больше, чем, например… с тобой, когда ты вздумаешь утверждать свой авторитет. После прихода мисс Мэйнуеринг я сочла за благо ретироваться. Но перед уходом взяла с них обещание посетить меня завтра. Правда, Джозеф, у меня был удивительный день. Кстати, мисс Мартиноу что-то говорила о том, что этих детей надо устроить.

Мистер Элсуорси опять поднял брови.

– Я когда-то слышал фамилию Мэйнуеринг, но это было много лет тому назад. Это хорошая фамилия. Я знаю, Кэт, ты сделаешь все возможное для своих протеже. Рад, что ты нашла объект для своих забот так близко от дома.

Миссис Элсуорси встала и подошла к мужу.

– Джозеф, – сказала она, – прошу тебя быть завтра дома к ланчу. Я хочу, чтобы ты увидел моих девочек и посоветовал, как лучшим образом помочь им. Примроз так горда и так неопытна. Две младшие, конечно, не различают бедность и богатство. Они живут, как цветы, и оттого счастливы. Знаешь, Джозеф, старшей из них нет и восемнадцати, а младшей – только десять. У них нет абсолютно никаких связей, нет родственников и на всех троих – правительственная пенсия тридцать фунтов в год.

При этих словах большие синие глаза миссис Элсуорси наполнились слезами. Муж поцеловал ее и сказал:

– Я увижу завтра этих девочек, Кэт, и я рад, что ты их встретила.

Он ушел в библиотеку, где просидел за чтением и важными думами далеко за полночь. Скорее всего, в эти часы он забыл о сестрах Мэйнуеринг и об их бедах.

Миссис Элсуорси просила своих юных гостей приехать в полдень. Точно в это время все трое вошли в ее гостиную. Дэйзи немедленно отметила этот факт:

– Церковные часы пробили двенадцать раз! – воскликнула она. – А где персидские котята?

– Я привезла вам все гвоздики, которые цветут. Понюхайте их. Правда, хорошо пахнут? Мама так их любила. Я никому не даю, только вам, – сказала Джесмин.

Миссис Элсуорси нежно поцеловала Джесмин и слегка пожала ей руку.

– Спасибо, моя дорогая, – сказала она. – Я оценила ваши прекрасные цветы. Поставьте их сами в эту янтарную вазу.

– Они ярко-малиновые и будут лучше смотреться в белом, – заметила Джесмин и подняла немного испуганные глаза. – Мне нравится подбирать цветы, чтобы они выглядели как на картине. Мама всегда разрешала мне составлять букеты, и Примроз будет разрешать.

Джесмин подошла к Примроз и взяла ее за руку. Старшая сестра улыбнулась ее возбуждению и сказала, глядя на миссис Элсуорси:

– В нашей семье Джесмин называют художницей.

– А также – поэтом. Она пишет стихи о Пинк и о нашем доме, – заметила Дэйзи и добавила с глубоким вздохом: – О боже! Я не вижу нигде персидских котят. Я надеюсь, то, что сказала мисс Мартиноу – неправда?

– Что же она сказала, моя дорогая? – спросил а хозяйка Шортландса.

– О, столько чепухи. Что ваш дом такой важный, и мы должны сидеть на стульях и молчать, пока говорите вы, и не должны играть с персидскими котятами и смотреть на собак. Она сказала, что вы – очень знатная леди и все в таком же духе. Но мы не согласились с ней, не правда ли, Джесмин?

– Конечно, нет, – заявила Джесмин. – Мы же лучше знаем.

– Мы сказали, что вы – наша подруга, – продолжала Дэйзи. – Как будто вы – из нашего сада. Я бы не пришла сюда, если бы думала, что вы – из тех леди, которые хотят, чтобы девочки сидели на стульях. Прошу вас, скажите, что вы такая же, как мы!

В дверях послышался смех – это пришел мистер Элсуорси. Он приветствовал девочек с доброй улыбкой, и очень скоро выяснилось, что их отец был его старым и довольно близким знакомым. Затем он предложил руку Примроз, а миссис Элсуорси взяла обеих младших за руки.

– Милые девочки, – сказала она, – не считая моего сына Фрэнки, который сейчас в школе, я самая большая сорвиголова на свете. А теперь пойдем на свежий воздух, я покажу вам кое-что интересное.

Несколько часов, проведенных в Шортландсе, для Джесмин и Дэйзи пробежали слишком быстро. Миссис Элсуорси очень старалась им понравиться. Она и всегда была обаятельной, а тут, оставив все условности, стала общаться с девочками совсем на равных. Джесмин и Дэйзи очень веселились. Недоброжелатель мог бы сказать: «Как странно слышать такой веселый смех – только месяц, как умерла их мать».

Но у миссис Элсуорси было слишком доброе сердце, чтобы столь несправедливо судить об этих детях. Она знала, что темные круги под глазами Джесмин появились от пережитого ею глубокого горя. Но она также знала, что у таких натур за бурей неизбежно просияет солнце.

А Дэйзи в разгаре игры вдруг заплакала.

– В чем дело, малышка? – спросила хозяйка дома.

Девочка обхватила ее руками за шею и прошептала сквозь рыдания:

– Я так счастлива сегодня. Но я знаю, что завтра буду еще несчастнее, чем прежде. Мне бы так хотелось рассказать маме о вас, но мамы никогда не будет…

Примроз тоже была безмятежно счастлива. Она была рада слышать смех младших сестер, и ей нравилось гулять в таком красивом саду и ощущать на лице дуновения мягкого, летнего ветерка.

Деревня Розбери лежала в долине, а Шортландс располагался на холме, и воздух здесь был еще более здоровым. Когда Примроз увидела, как миссис Элсуорси сумела развеселить ее сестер, она простила ей невнимание к покойной матери.

Мистер Элсуорси, угадав характер Примроз, разговаривал с ней, как со взрослой, и даже показал несколько своих любимых книг. Джесмин и Дэйзи казались моложе своих лет, но Примроз – старше. Она любила задавать практические вопросы. Если бы она лучше знала мистера Элсуорси, она бы отважилась проконсультироваться с ним, как лучше распорядиться тридцатью фунтами в год, чтобы покрыть все нужды трех девочек, которые желают жить как леди. Но она была застенчива и сдержанна. Когда, побуждаемый взглядом жены, мистер Элсуорси попытался коснуться в беседе проблемы денег, Примроз отпрянула в сторону, как испуганная лань.

Так пролетел этот счастливый день. Наконец миссис Элсуорси решилась коснуться самой важной проблемы.

– Примроз, – сказала она, отведя в сторону старшую из сестер. – Простите, но я должна поговорить с вами откровенно, дорогая. Я называю вас по имени, поскольку мы ведь не чужие. Мой муж знал вашего отца. Могу ли я называть вас просто по имени?

– Конечно, пожалуйста, – отвечала Примроз с очаровательной улыбкой, которая, к сожалению, крайне редко появлялась на ее спокойном лице. – Мне нравится, что вы зовете меня по имени. Когда ко мне обращаются «мисс Мэйнуеринг», я чувствую себя неловко.

– В таком случае, для меня вы – Примроз, дорогая. Теперь, Примроз, дайте мне руку и садитесь поудобнее в это кресло. Я хочу вам кое в чем признаться. Я приехала к вам вчера утром, чтобы предложить вам поддержку.

– Поддержку – нам? Зачем? – спросила Примроз.

Миссис Элсуорси засмеялась немного нервно:

– Мое дорогое дитя, не спрашивайте, почему и зачем. Я не могу поступить иначе – вот и все. Однако я не высказала и половины своего признания. Я приехала к вам потому, что мисс Мартиноу попросила меня об этом.

Лицо Примроз вспыхнуло, и миссис Элсуорси заметила ее недовольный взгляд.

– Вы не должны сердиться на мисс Мартиноу, Примроз. Она очень любит вас. Она опечалена вашей судьбой. Она… Дорогая моя, она сказала мне о вашей бедности.

Примроз поднялась с кресла и сказала спокойнейшим тоном:

– Мы действительно бедны, но не думаю, что это должно касаться кого-нибудь, кроме нас. Мы сами не думаем об этом, по крайней мере, не слишком много. Видите ли, мы никогда не были богаты. Нельзя потерять то, чего у тебя никогда не было. Жаль, что люди проявляют ненужную заботу. Я считаю неучтивым со стороны мисс Мартиноу пытаться вовлечь вас в наши личные дела. Но поскольку благодаря ей мы познакомились с вами, я прощаю ее. Вы – замечательный друг. Миссис Элсуорси, я думаю, нам пора идти: Дэйзи не привыкла так поздно ложиться спать.

«Примроз Мэйнуеринг самая скучная и чопорная молодая особа из всех, что я знаю, ее невозможно понять», – подумала миссис Элсуорси, но вслух произнесла любезно:

– Конечно, дорогая. Наш кучер отвезет вас. Я и слышать не хочу о том, что вы пойдете пешком.




Глава VIII

ТРИДЦАТЬ ФУНТОВ В ГОД


Сочтя Примроз скучной и неумной, миссис Элсуорси ошиблась.

Торжественный вид мисс Мартиноу, настойчивые рекомендации мистера Дэйнсфилда извлечь максимум пользы из визита в Шортландс и, наконец, выражение глубокой печали на очаровательном лице миссис Элсуорси при упоминании об их бедности ни в коей мере не остались ею незамеченными.

Примроз было крайне неприятно, что их отвезли домой в роскошной карете Элсуорси. Она едва слышала оживленную болтовню Джесмин и почти не заметила восторг Дэйзи по поводу крошечного белого щенка – прощального подарка миссис Элсуорси. По их прибытии Пинк встретила непрошенное прибавление в семействе злобным нападением. Джесмин, Дэйзи и Ханна были огорчены. Они принялись обсуждать, как бы примирить воюющие стороны. Примроз не принимала участие в разговоре, сославшись на головную боль.

Тем не менее, когда младшие ушли спать, она взяла счетную книгу и стала решать невыполнимую задачу. Даже ее молодые, крепкие мозги не могли придумать, как тридцатью фунтами покрыть годовые расходы. И так и сяк прикидывала Примроз. Аренда коттеджа стоила двенадцать фунтов в год. Она сочла эту трату чрезмерной и подумала о более дешевом жилье.

Затем – услуги Ханны. Конечно, они могли бы обойтись без нее. Хотя это было бы очень болезненно – расстаться с Ханной, – но все же лучше, чем унизительное положение, о котором говорили миссис Элсуорси и мисс Мартиноу – якобы они слишком бедны, чтобы выжить.

Затем можно, наверно, обойтись без мяса. Зачем здоровым девочкам мясо? Только здесь Примроз глубоко вздохнула – Дэйзи не очень-то сильная. Яйца и масло дешевы в Розбери, и можно самим печь хлеб. Что до одежды, им долго не придется ее обновлять. Здесь Примроз вновь почувствовала легкое смущение, ибо прогулочные туфли Джесмин почти порвались.

Спать она отправилась поздно, в угнетенном и тревожном состоянии. Оказалось, что на тридцать фунтов просто невозможно прожить. Этих денег не хватит даже на самые насущные расходы. Немного утешала мысль о том, что в банке лежат деньги, с которых можно брать проценты. Убедившись, что тридцати фунтов для нормальной жизни недостаточно, она еще верила, что двести фунтов – сумма неисчерпаемая.

Примроз решила проконсультироваться завтра с мистером Дэйнсфилдом.

В десять часов утра мистера Дэйнсфилда уже можно было застать в его рабочем кабинете, в банке. Вскоре после десяти, на следующий день, в кабинет вошел клерк и возвестил, что одна из молодых леди из коттеджа «Жимолость» желает его видеть. «Старшая из них, – продолжил клерк, – она говорит, что у нее важное дело».

Банк в Розбери был филиалом большого банка в ближайшем городе. Так случилось, что в то утро мистер Дэйнсфилд был особенно занят. Ему было необходимо поскорее попасть в центральный офис банка. По многим причинам визит Примроз был для него помехой.

«Бедное дитя, – подумал он, – я решительно не могу сказать ей ничего хорошего. И сегодня у меня совсем нет на нее времени».

Вслух он сказал клерку:

– Попросите мисс Мэйнуеринг зайти и прикажите, Доусон, чтобы моя двуколка была у двери через десять минут.

– Я не задержу вас надолго, мистер Дэйнсфилд, – начала Примроз в несвойственной ей манере, быстро и немного нервно.

Мистер Дэйнсфилд был образцом учтивости, даже если был чем-то недоволен.

– Садитесь, моя милая юная леди, – сказал он, – я рад видеть вас и могу уделить вам ровно пять минут.

– Я хочу задать вам два вопроса, – вновь заговорила Прим-роз. – Они касаются денег. Ведь вы знаете о них все.

– Не все, моя дорогая девочка. Деньги – это слишком большая тема, чтобы уместиться в голове одного человека.

Примроз нетерпеливо притопнула ногой и, чуть помолчав, подняла свои ясные карие глаза прямо на банкира.

– Сколько у нас денег в банке, мистер Дэйнсфилд?

– Немного, мое дитя, очень мало, почти ничего. Прошу извинить меня, но весь ваш капитал составляет неполных двести фунтов.

Примроз приняла эту информацию спокойно.

– Спасибо, – сказала она, – я хотела это услышать от вас. У меня есть еще один вопрос, затем я уйду. Мы с сестрами имеем право на пенсию в тридцать фунтов в год. Если брать небольшую сумму из нашего капитала, скажем, десять или пятнадцать фунтов в год, сможем мы прожить на них, мистер Дэйнсфилд?

Мистер Дэйнсфилд встал и, подойдя к Примроз, положил руку ей на плечо.

– Прожить?! Бедное, милое дитя, вы с сестрами будете голодать. Нет, мисс Мэйнуеринг, у вас нет другого выхода, как изменить свою жизнь и начать зарабатывать деньги. Ваши друзья, я не сомневаюсь в этом, помогут вам, и вы должны принять их помощь. Я был счастлив дать вам совет. Теперь, к сожалению, я должен идти. Моя двуколка у дверей. Доброго вам утра!




Глава IX

СТРАННОЕ ПИСЬМО И ПРЕДПОЛАГАЕМЫЙ ВИЗИТ В ЛОНДОН


Примроз всегда была решительной в своих поступках. С раннего детства ее правилом было: «решил – сделал».

После визита к мистеру Дэйнсфилду она направилась домой и, не обращая внимания на Дэйзи, звавшую ее из сада, и на Джесмин, воскликнувшую: «Сестра, помоги приладить отделку к моей новой черной юбке», – взбежала по лестнице и заперлась в комнате матери.

Там она снова открыла старую конторку и достала толстый пакет со шкатулкой, в которой лежало письмо, адресованное ей.

Теперь наконец она распечатала конверт и, преодолевая волнение, стала читать послание с того света.

Письмо было датировано примерно тремя месяцами ранее и было написано аккуратным разборчивым материнским почерком.






«Моя дорогая доченька, – начиналось письмо, – вряд ли я уйду из жизни слишком скоро, а потому, быть может, ты прочтешь это письмо лишь годы спустя, когда твоя юность уже пройдет.

Однако я решила твердо: ты не должна узнать тайну, которая в нем содержится, пока я жива. Я храню ее от тебя, моя дорогая, потому что не в силах обсуждать ее с тобой. Когда это событие произошло, я сокрыла его в своем сердце, и никто, даже моя дочь, не должен узнать о нем до самой моей смерти.

Примроз, когда я умру, ты найдешь это письмо в моей конторке и прочтешь его. Но даже в этом письме я не могу сказать всего. Поэтому иди к Ханне, она расскажет тебе подробности. Она живет у меня с первого дня моего замужества и знает все, что известно мне.

Однажды, когда тебе было только шесть лет, я зашла в твою комнату и услышала, как Ханна говорит тебе, поправляя твою постель: «Вы должны очень сильно любить свою мамочку, мисс Примроз, потому что у нее было ужасное горе».

Ни ты, ни она не заметили меня. Ты подняла свои чудесные глазки, посмотрела на нее и спросила: «Какое горе, няня Ханна?»

«Горе такое ужасное, что его невозможно вынести, – ответила Ханна. – Но когда родились вы, мисси, ей стало легче. Вы стали весною для моей госпожи, вот почему она назвала вас Примроз».

В тот вечер я позвала Ханну и взяла с нее честное слово, что она никогда больше не будет говорить ни с кем из моих детей о моем горе. Она обещала и сдержала слово.

Теперь, дорогая, ты узнаешь о том, что разбило бы мое сердце, если бы Бог не послал мне моих трех девочек.

Примроз, с твоей матерью случаюсь то, что страшнее смерти. Твой отец умер, я знаю, где лежат его кости, знаю, что когда-нибудь увижу его опять. И я не ропщу.

Горе, о котором я пишу, намного страшнее этого.

Дорогая, ты – не самое старшее мое дитя. Ты – не первый прелестный ребенок, который покоился на моих руках. За несколько лет до твоего рождения у меня был сын. О! Как могу я говорить о нем? Он был похож… Он выглядел, как… Примроз, я не могу продолжать. Попроси Ханну рассказать, на кого был похож мой мальчик. Ему было пять лет, когда я его потеряла. Он не умер, он был у меня похищен. Теперь ты понимаешь, почему твоя мать часто бывает грустной и почему даже ты, Джесмин и Дэйзи не часто можете вызвать у меня улыбку?

Моего прелестного мальчика украли. Я не видела его мертвым. Я не могу пойти на его могилу и положить цветы. Уже двадцать лет, как его нет со мной, и я ничего о нем не знаю.

Ханна расскажет тебе подробности, Примроз. Я не могу. Я горюю о нем гораздо сильнее, чем если бы он умер. Я живу только для вас троих.

    

Твоя мать,



    

Констанс Мэйнуеринг»







Едва Примроз успела дочитать письмо и в полной мере осознать его содержание, как услышала легкие шаги и увидела, что дверную ручку осторожно повернули.

Быстро опустив письмо в карман и закрыв крышку конторки, она подбежала к двери и отперла ее. За дверью стояла Джесмин.

– Я всюду искала тебя, Примроз, но я не хочу тебя беспокоить. Я подумала, что ты можешь быть здесь. Я уйду, если ты занята.

– Я могу пойти с тобой, если нужна тебе, Джесмин, – удивленно ответила Примроз.

Лоб Джесмин разгладился, и лицо ее посветлело.

– Хорошо, что ты можешь пойти со мной, – сказала она. – Дело касается Поппи Дженкинс. Она стоит внизу. Она уезжает, пришла попрощаться. Знаешь, Примроз, она уезжает в Лондон!

Джесмин говорила так взволнованно и нетерпеливо, что Примроз не могла сдержать улыбку. Сестры взялись за руки и вместе сбежали по лестнице.

Поппи, черноглазая девушка с ярким румянцем и волосами цвета воронова крыла, стояла внизу, теребя завязки от передника и оживленно болтая с Дэйзи. Она знала трех сестер с самого их рождения и не только любила их всем сердцем, но и очень уважала. Никогда больше она не встречала таких красивых и обаятельных девочек, как сестры Мэйнуеринг.

Когда появилась Примроз, Поппи почтительно с ней поздоровалась. Она уважала ее больше других, зато младших больше любила.

– Пришла попрощаться, мисс, – сказала она. – Я уезжаю, милые мои юные леди. Меня посылают в Лондон, мисс Примроз.

Невозможно передать выражение скромной гордости, с которым Поппи произнесла эти слова. Она думала, что Примроз будет сражена и потрясена этим сообщением. Но ее как ушатом воды окатили спокойные слова Примроз:

– Лондон – далеко, Поппи. Зачем ты туда едешь?

– Моя тетя держит пансион в Лондоне, мисс Примроз. У нее избранное общество, и есть одна особенность: она не принимает джентльменов. Ее пансион только для леди. И она написала моей маме, что дело процветает и ей нужна девушка, честная и работящая, выросшая в деревне, чтобы помогать обслуживать леди. И она выбрала меня, мисс, ведь она меня знает, я – ее родная племянница. И мама с радостью согласилась. Это для меня отличная перспектива, мисс Примроз.

– Я рада за тебя… – начала было Примроз, но Джесмин прервала ее:

– Отлично, – воскликнула она, – конечно, ты права, Поппи. Я так рада, что ты едешь. Потому что Лондон – это прекрасный, удивительный, замечательный город. Я читала о нем, и мечтала о нем, и рисовала его. Ты будешь в восторге! Тетя, конечно, покажет тебе достопримечательности. Присядь на минутку. Примроз, ведь мы должны рассказать ей о тех местах, которые она увидит?

Примроз кивнула, а Поппи присела на краешек ближайшего кресла, сложила на коленях свои красные натруженные руки и приготовилась слушать.

– Прежде всего, Поппи, – начала Джесмин, подождав, не заговорит ли сестра. Но Примроз погрузилась в странное молчание. – Прежде всего, Поппи, ты должна посетить те места, где ты многое узнаешь. Я полагаю, твоя тетя достаточно умна, раз держит пансион, и она все тебе покажет. Итак, прежде всего ты должна пойти в Вестминстерское аббатство. О, Поппи! Я читала такие великолепные его описания. Свет, струящийся из разноцветных окон, удивительные древности между старинных колонн. И при этом музыка – она заполняет проходы между креслами, а с резных крыш слышен звон колоколов. Ты будешь до глубины души потрясена Вестминстерским аббатством, Поппи. Но ты должна помнить, что тебе выпало великое счастье, и будь благодарной за это. Ведь ты увидишь своими глазами такое чудо, такое прекрасное, такое знаменитое здание!

– По вашему описанию, мисс Джесмин, это здание внушает мне страх, – ответила Поппи. – Нет ли там другого места, тоже почитаемого, но более веселого, мисс?

– О, конечно, есть, глупенькая Поппи, но в аббатство ты пойди прежде всего. Потом ты должна увидеть здание Парламента, где принимают законы. Если тебе не страшно, обязательно пойди. Потом посети Тауэр, где людям рубили головы. Там очень мрачно, в Тауэре. И, конечно, обязательно надо сходить в зоопарк. Там ты увидишь, как кормят львов и еще – обезьян.

– Мне нравятся обезьяны, – вздохнула Поппи, чье лицо все мрачнело и мрачнело по мере того, как Джесмин вела свой рассказ. – И если я смогу хоть немного поглазеть на витрины магазинов, мисс Джесмин, и изучить новые фасоны шляпок и пальто, почему же нет, я потом схожу и в этот ужасный Тауэр, если уж так надо. Моя мама называет Лондон огромным миром соблазнов и суеты, но когда я думаю о красивых леди в тетушкином пансионе и о витринах магазинов, я чувствую, что Лондон прямо-таки ослепителен.

– Я хочу там побывать, – разволновалась Джесмин, глаза и щеки у нее горели. – Я так хочу там побывать! О, Примроз, подумай, быть может, когда-нибудь ты, Дэйзи и я будем молиться в Вестминстерском аббатстве!

– Мы не должны думать об этом, – отозвалась Примроз. – Бог услышит наши молитвы, где бы мы их ни произносили, Джесмин, дорогая.

– Да, – ответила Джесмин, – я не жалуюсь. Поппи, ты очень счастливая девушка, и, я думаю, ты будешь богатой и такой же счастливой, как долгий, весенний день.

– Если вы когда-нибудь приедете в Лондон, мисс Джесмин, – сказала Поппи, поднимаясь с кресла, – помните, что тетушкин пансион – только для леди, и я была бы счастлива увидеть вас там, мисс.

– Но мы не можем приехать, милая Поппи, мы очень бедны теперь. У нас есть на жизнь только тридцать фунтов в год.

Однако Поппи, которая за всю жизнь не держала в руках и тридцати пенсов, эта сумма отнюдь не показалась скромной.

– Могу я осведомиться, мисс, – спросила она, – тридцать фунтов – это все, что у вас есть, или вы их каждый год будете получать?

– Конечно, ежегодно, Поппи, какая ты глупая!

– Тогда я посоветуюсь с тетей, мисс, и постараюсь узнать, не сможете ли вы трое, дорогие мои юные леди, посетить Лондон и остановиться в ее пансионе.

После этих слов Поппи простилась с сестрами Мэйнуеринг. Они смотрели на ее удаляющуюся фигуру с сожалением, потому что они ее очень любили, а Джесмин ей немного завидовала.




Глава X

ПУТИ И СРЕДСТВА ЗАРАБОТАТЬ НА ЖИЗНЬ


Вечером, после того как сестры ушли спать, Примроз снова засиделась допоздна – она перечитывала письмо матери, а потом долго размышляла над прочитанным.

Джесмин и Дэйзи, ни о чем не догадываясь, безмятежно спали наверху. Но Ханна тревожилась о своей молодой хозяйке. Она вошла в гостиную и сказала участливым тоном:

– Не пойти ли вам спать, моя хорошая мисси?

– О, Ханна, я так взволнована, – ответила Примроз.

– А теперь почему, моя дорогая? – спросила старая нянька.

Примроз колебалась. Ей хотелось поговорить с Ханной о материнском письме. Она уже почти вынула его из кармана, но остановилась. «В другой раз», – прошептала она про себя, а вслух сказала:

– Ханна, миссис Элсуорси и мисс Мартиноу только намекали мне о том, о чем мистер Дэйнсфилд сказал прямо: у нас троих слишком мало денег на жизнь.

– О, милая, – возразила Ханна, опустившись на ближайший стул, – и вы себя изводите из-за этого, моя хорошая? Этим дела не решишь. Не мучайтесь, мисс Примроз. Только состаритесь раньше времени и потеряете красоту. Идите-ка спать, дорогая. С нами Бог. Он найдет пути и средства помочь вам.

Примроз поднялась, слезы выступили у нее на глазах. Взяв старческую руку Ханны, она поцеловала ее.

– Я не буду больше мучиться, Ханна, – сказала девушка, – и сейчас пойду спать. Спасибо, что напомнила мне о Нем.

Примроз зажгла свечу и на цыпочках поднялась по лестнице в спальню. Но, положив голову на подушку, подумала: «Даже Ханна видит, что нам не прожить на наше пособие».

На следующее утро Примроз сказала сестрам довольно резко:

– Я поняла причину суетливости мисс Мартиноу и доброты к нам миссис Элсуорси. Они обе жалеют нас, зная, что мы не сможем прожить на тридцать фунтов в год.

– Что за глупости! – воскликнула Джесмин. – Тридцать фунтов – вполне достаточная сумма. Ты обратила внимание, как у Поппи округлились глаза, когда мы упомянули об этом? Она подумала, что это – куча денег, и сказала, что мы свободно сможем съездить в Лондон. Я уверена, Примроз, если кто и знает, то это Поппи, ведь ее мать вправду очень бедная.

– Мистер Дэйнсфилд тоже считает, что не сможем, – продолжала Примроз, – и когда я прошлой ночью сказала об этом Ханне, она подтвердила: «Конечно, нет». Нам не на что надеяться. Послушай, Джесмин, для вас с Дэйзи это новость, но я уже свыклась с этой мыслью. Я думаю об этом уже целые сутки. И вот что я скажу: если нельзя прожить на наше пособие, значит, надо иметь больше денег. Если тридцати фунтов недостаточно, надо научиться зарабатывать самим или залезть в долги, что было бы ужасно. Боюсь, Джесмин, время нашего беспечного детства кончилось. Жаль, что вы с Дэйзи еще так молоды.

– Ну и что, – возразила Джесмин, – я тоже могу что-то делать, например, украшать платья… А что, если я буду писать стихи и продавать их? Ведь вам с Дэйзи нравятся мои стихи. Помнишь, Дэйзи, как ты плакала над стихотворением «Ода ласточке»?

– Нет, я не над ним плакала, – вмешалась Дэйзи. – Оно мне как раз не нравится. Я плакала над другим. Там, где ты пишешь о моей милой Пинк, будто она попала в капкан и у нее сломаны лапки.

– Ах, это, – протянула Джесмин, – ну нет, оно, пожалуй, немного детское. Я написала его только для тебя, Дэйзи. Примроз, ты заметила, как много стихов напечатано во всех журналах? Кто-то же написал их. Я не удивлюсь, если смогу немного добавить к нашему пособию стихами. Все книги и почти все газеты и журналы издаются в Лондоне. Поппи едет в Лондон завтра. Я сейчас сбегаю к ней и попрошу, чтобы она поискала издателя, который согласился бы напечатать мою «Оду ласточке». А вдруг они напечатают ее в «Ревью»?[7 - Review – обозрение (англ.).] Только «Ревью» – ужасно серьезный журнал. Но моя «Ода» – тоже серьезная. Дэйзи еще не может понять ее. Может быть, я пошлю стихотворение о Пинк в какой-нибудь другой журнал. Примроз! Можно, я скорей побегу к Поппи и попрошу ее помочь нам?

Примроз слабо улыбнулась и подумала с грустью, какой еще наивный ребенок – ее сестра.

– Думаю, не стоит, дорогая, – ответила она. – Поппи вряд ли может помочь тебе с издателями. Слушайте дальше. Вот письмо, которое я нашла вчера в маминой конторке. Оно адресовано мне, но его содержание касается всех нас. Пойдите в сад и прочтите его вместе. Вы будете поражены. Бедная мама, как она, должно быть, страдала! Читайте, а я пойду. Мистер Дэйнсфилд разрешил мне советоваться с ним, а поскольку я знаю, что он мудрый человек, я так и поступлю.

– Может быть, возьмешь с собой мою «Оду»? – осведомилась Джесмин.

– Нет, не сегодня, дорогая. Я не приду к обеду, не ждите меня.

– Я придумала одну вещь: мы будем экономить на еде, – объявила Джесмин, тряхнув своими локонами. – Если ты не придешь к обеду, Примроз, мы с Дэйзи разделим яйцо пополам. Я читала, что яйца очень питательны, поэтому хватит и половины. Пойдем в сад, Глазастик! Примроз, я думаю, мы сможем что-нибудь подзаработать к нашей пенсии. Если мы будем есть совсем мало да еще если в «Ревью» понравятся мои стихи, а я могу сочинить их сколько угодно!




Глава XI

ОТКАЗ


Примроз, подняв подбородок немного выше, чем обычно, с гордым взором быстро шагала по деревенской улице. Черное траурное платье красиво оттеняло ее золотистые волосы. Никогда она не выглядела так прелестно и независимо, как в тот момент, когда шла просить о помощи.

В это утро мистер Дэйнсфилд не был так занят, поэтому принял юную гостью без промедления.

– Садитесь, моя дорогая, – сказал он, – рад видеть вас. Вы пришли за советом? Готов дать его с радостью.

Примроз медленно подняла голову.

– Я обдумала то, что вы сказали вчера, – заговорила она. – Раз нашего пособия недостаточно, даже с добавкой денег из банка, мы должны постараться сами помочь себе, не правда ли?

– Это смелая мысль, дитя мое. Конечно, вам придется потрудиться, и, думаю, вы в состоянии это сделать.

– Мы должны зарабатывать деньги, – продолжала Прим-роз. – Как могут такие необразованные девушки, как мы, а я считаю, что мы недостаточно образованные, прибавить что-либо к нашему пособию?

Мистер Дэйнсфилд сдвинул брови.

– Вы задали трудный вопрос, – сказал он. – У меня нет своих детей, и я очень мало знаю о молодежи. В одном, однако, я убежден определенно: ни Дэйзи, ни Джесмин пока не могут работать. Вы, Примроз, с некоторыми хлопотами, можете получить место гувернантки. Вы – милы и привлекательны, моя дорогая.

Примроз покраснела, и слезы отчаяния выступили у нее на глазах.

– Есть одно обстоятельство, – произнесла она дрожащим голосом, – мы трое должны жить вместе. На этом я буду стоять твердо.

Мистер Дэйнсфилд снова нахмурился и беспокойно заерзал на стуле.

– Послушайте, Примроз, – сказан он, – я старый холостяк и не знаю половины, даже четверти способов, какими женщина может заработать на жизнь. Мне всегда говорили, что женщина создана для дома. Попробуйте задать этот вопрос мисс Мартиноу. Она добрая душа, очень добрая и умеет жить своим трудом. Пойдите к ней, Примроз, и она вам откроет эту тайну. Я сделаю для вас все, что смогу, и всеми силами постараюсь служить вам.

– Спасибо, мистер Дэйнсфилд, до свидания. Я знаю, у вас добрые побуждения, но мы трое должны держаться вместе, и мы должны быть независимы.

С этим она покинула контору и продолжила свой путь по улице.

«Бедное, маленькое, гордое создание! – подумал мистер Дэйнсфилд. – Ей придется побороться за жизнь. Она расцветает, выглядит прелестно. Как покраснела, когда я похвалил ее внешность – бедное дитя! Их мать должна была что-то предпринять, чтобы обеспечить своих дочек, таких необычных, настоящих леди. Наверно, она была слабым человеком, плыла по течению. Надеюсь, мисс Мартиноу что-нибудь придумает. Надо будет побеседовать с нею. Клянусь честью, я не знаю, что можно сделать для этих детей».

Когда Примроз подошла к дому мисс Мартиноу, старая леди только что отпустила последнего из своих учеников. Она стояла на ступенях крыльца в своем аккуратном коричневом платье, поверх которого носила широкий черный передник с нагрудником. На переднике имелись вместительные карманы, которые в этот момент были набиты листками с упражнениями ее учеников по французскому языку. На голове мисс Мартиноу красовалась допотопная бархатная шляпа с черным кружевом, отделанная странным узором из разноцветных бусин.

Она обрадовалась, увидев Примроз, и провела ее в свою маленькую гостиную.

– Дорогая моя, вы просто обязаны пообедать со мной. Вы не должны отказываться от мяса. У меня сегодня на обед салат и мясной пудинг с рисом. Поешьте со мной, Примроз.

– Благодарю вас, – ответила Примроз, – но я совсем не голодна. Если вы не против, мы побеседуем, пока вы обедаете. Мисс Мартиноу, я пришла попросить у вас совета.

Мисс Мартиноу подошла и расцеловала девушку в обе щеки.

– Любовь моя, мне это так приятно. Мне доставит искреннюю радость дать совет тому, кто молод и неопытен. Вы пришли от миссис Элсуорси, моя милая?

– Совсем нет. Миссис Элсуорси ничего мне сказать не сможет. Она только друг, не более того. Мисс Мартиноу, мы убедились, что не сможем прожить на наше маленькое пособие. Скажите, пожалуйста, как нам увеличить эту сумму при условии, что мы все трое должны жить вместе?

– Жить вместе – это невозможно! Вы должны принять неизбежное, Примроз. Единственный выход для вас троих – сломать прежний уклад жизни. При добром покровительстве со стороны миссис Элсуорси вы получите место гувернантки или компаньонки, а младшие, Джесмин и Дэйзи, будут устроены в хорошую школу для сирот. Элсуорси употребят все свое влияние для осуществления этого плана. Они добры и приняли в вас большое участие. Примроз, дорогая, это звучит жестоко, но лучше говорить прямо. Вы должны пока жить с сестрами врозь. Это неизбежно. Вам надо понять и принять это.

– Этого можно избежать, – ответила Примроз. Она помолчала и сильно побледнела. – Этого можно избежать, – повторила она. – Ни вы, ни миссис Элсуорси не имеете ни малейшего права на контроль ни над сестрами, ни надо мной. Я пришла просить у вас совета, но если это лучший ваш совет – я его не принимаю. Миссис Элсуорси не удосужилась познакомиться с моей матерью – не ей разлучать ее детей. До свидания, мисс Мартиноу. Нет, я не голодна. У меня болит голова. О нет, я не обиделась, я верю в ваши добрые чувства, но есть вещи, которые нельзя принять. Нет, мисс Мартиноу, тот «неизбежный» выход, который вы и миссис Элсуорси были столь добры предложить мне, для нас неприемлем.




Глава XII

ИХ НЕЛЬЗЯ РАЗЛУЧАТЬ


Примроз прошла мимо коттеджа, который много лет был ее домом. Сестры не ждали ее к обеду, а ее сердце было слишком переполнено, чтобы кого-либо сейчас видеть.

Итак, они должны быть разлучены – таков совет тех, кто называет себя их друзьями. Примроз, Джесмин и Дэйзи – три цветка, как их называла мать, не могут больше счастливо расти вместе, в одном саду. Примроз должна пойти одним путем, а младшие – другим. Импульсивная Джесмин на сможет больше выплакивать на груди Примроз свои горести и беды и рассказывать ей о своих радостях, надеждах и стремлениях. Дэйзи, их малышка, как Примроз ее называла, может загрустить, или заболеть, или почувствовать себя одинокой, а ее, Примроз, не будет рядом, чтобы утешить. Разлучить их! Нет, этого не будет. Всю их короткую жизнь они росли вместе, и, если придется голодать или, наоборот, пировать, они будут делать это вместе. Спасибо Господу, никто никогда не управлял ими и не контролировал их. Теперь они одиноки, зато могут самостоятельно выбирать свой путь, и никто не в силах им помешать.

«Я рада, что узнала самое худшее, – подумала Примроз. – Люди хотели проявить доброту, но откуда им знать, что мы, трое, значим друг для друга?»

Увлеченная горькими мыслями, она шла быстро и миновала уже деревню, как вдруг столкнулась с Поппи Дженкинс, которая спешила домой, к матери.

– Добрый день, мисс Примроз, я завтра уезжаю, – сказала Поппи и вежливо присела.

Ее щеки пылали ярче, чем обычно.

– Да, Поппи, я помню и надеюсь, ты будешь счастлива в Лондоне.

Они разошлись. Внезапная мысль заставила Примроз догнать Поппи и положить руку ей на плечо.

– Поппи, дай мне свой лондонский адрес. Он может мне пригодиться.

– О господи, мисс Примроз, вы надеетесь сэкономить из ваших тридцати фунтов на поездку в Лондон?

– Возможно, мы будем в Лондоне, Поппи, точно не знаю. Во всяком случае, я хотела бы иметь твой адрес. Можно?

– Конечно, мисс. Тетя живет в центральной части города. Она говорит, арендная плата очень высока, но все делается для удобства красивых леди, которые живут у нее. Адрес там такой: «Пенелоп Мэншн, Райт-стрит, Эджуер Роуд». Красиво, не правда ли, мисс Примроз?

Примроз снова улыбнулась, но от этой улыбки у бедняжки Поппи сжалось сердце. Примроз попрощалась и продолжила свой путь.

«Трудно решить, как надо поступить, – думала измученная заботами девушка. – Если наш брат, пропавший много лет назад, жив, это было бы просто замечательно для нас. Но боюсь, он умер. Ведь если бы он был жив, мама за столько лет что-нибудь о нем услышала бы. Двадцать лет, как он пропал. Больше, чем вся моя жизнь. Бедная мамочка! Бедная милая мамочка! Как она, должно быть, страдала! Теперь я понимаю, почему так часто ее славное лицо было печальным и почему она поседела раньше времени. Как жаль, если нашего брата нет на свете, – он бы ни за что не допустил, чтобы нас разлучили».

Примроз немного ускорила шаг, потом вдруг повернулась и пошла домой. Ее встретили чрезвычайно взволнованные сестры. Заезжала миссис Элсуорси, она была милее и ласковее, чем когда-либо. Привезла Дэйзи нарядную куклу, а Джесмин, которая так любила цветы, – большой букет экзотических растений. Они выглядели весьма необычно в их скромном маленьком коттедже.

– И оставила тебе длинное письмо, Примроз, – продолжала Джесмин. – Она надеется, что ты его сегодня же прочтешь, и она приедет завтра утром опять и обсудит его с тобой. Она говорит, в этом письме очень хороший план. Интересно, что за план? Ты будешь сейчас читать письмо, Примроз? Может быть, мне прочесть его вслух?

– Нет, – ответила Примроз немного резче, чем обычно. – Письмо миссис Элсуорси подождет.

И она сунула толстый белый конверт в карман.

– Сестренка, милая, почему ты так побледнела? Ты устала?

– Немного, – ответила Примроз. – Я не обедала. Я бы выпила чашку чая.

Джесмин вылетела из комнаты за чаем, а Дэйзи прижалась к старшей сестре.

– Примроз, – прошептала она, – мы с Джесмин прочли вместе то письмо в саду. Мы были так удивлены, что у нас давным-давно был маленький братик. Мы пошли к Ханне и спросили ее о нем, а Ханна заплакала. Я никогда не видела, чтобы Ханна так сильно и долго плакала. Она сказала, он был прелестный мальчик. Как бы я хотела, чтобы он был с нами! Он был бы еще красивее, чем моя новая кукла.

– Но если бы он был сейчас с нами, он был бы взрослым, Глазастик. Большим, смелым мужчиной, способным помочь нам, бедным.

Дэйзи немного подумала:

– Я могу представить его только маленьким, – сказала она. – По словам Ханны, он пропал в Лондоне. Вот было бы здорово поехать в Лондон и найти нашего брата!




Глава XIII

СЕСТРЫ ЧИТАЮТ ПИСЬМО МИССИС ЭЛСУОРСИ


Девочки успели допить чай, а Ханна – убрать со стола, когда Примроз наконец заглянула в адресованное ей длинное письмо. Она сделала это после пылких просьб обеих сестер. Дэйзи прыгала на диване, умоляя прочесть, что написала милая миссис Элсуорси. Джесмин взяла письмо, положила старшей сестре на колени и села на скамеечку рядом с ее креслом. Обе девочки выглядели взволнованными. Глаза их блестели от нетерпения и предвкушения.

Примроз, наоборот, казалась безразличной. Она вяло вскрыла конверт и стала читать письмо вслух несколько апатичным голосом.

Вот что написала ей миссис Элсуорси.






«Дорогая Примроз! (Бы помните, что разрешили мне так Вас называть?) У меня не хватило смелости сказать Вам вчера все, что у меня на сердце. Мое дорогое дитя, может быть, это нелепо, но я боюсь Вас. В глазах света я – знатная леди, потому что имею средства и мой муж; занимает высокое положение. В глазах того же света Вы, Примроз, – простая деревенская девушка. Тем не менее неопытная девушка сумела удержать на расстоянии светскую даму и дать ей ясно понять, что считает ее вопросы неуместными. Когда я прочла это в Ваших глазах, Примроз, я испытала страх и перестала задавать вопросы. От робости и смущения человек прибегает к перу и чернилам, чтобы откровенно выразить свое мнение.

Я доверяю бумаге то, о чем вчера побоялась сказать Вам. Прежде всего, Вы ошибаетесь во мне. Я – не то, что Вы думаете. О, я хорошо знаю, что Ваша гордая душа говорит Вам обо мне: «Она знатна и богата. Мы развлекаем ее, и она желает покровительствовать нам…»





На этом месте чтение было прервано восклицанием Дэйзи:

– Но мы же так не думаем о нашей милой, доброй миссис Элсуорси. Правда ведь, Джесмин?

– Читай дальше, Примроз, – откликнулась Джесмин.

Примроз продолжала.






«Вы неверно судите обо мне, дорогая, и все же Вы правы: Вы действительно мне интересны и я на самом деле хочу Вам помочь. Мне уже известна большая часть Вашей истории, и отчасти я узнала ваши характеры. Вот что я знаю о вас: вы – леди по рождению, вы неопытны и вы почти не имеете средств к существованию. И вот что я думаю о ваших характерах. Примроз, на бумаге я вас не боюсь. Вы горды и независимы. И, к сожалению, упрямы. Весьма вероятно, что вы изберете свой собственный путь, но я очень сомневаюсь, что это будет правильный путь».





– Нет! Нет! – чтение письма было прервано во второй раз, и Джесмин обняла старшую сестру. – Как она может так думать о тебе? Как мало она знает тебя, моя королева Роз!

Примроз улыбнулась, поцеловала Джесмин в лоб и снова стала читать.






«Характер Джесмин еще формируется. У нее высокие стремления и благородные побуждения. Если они разовьются и если Вы, Примроз, не испортите ее, она может стать замечательной женщиной. Я очень полюбила Джесмин.

Что касается Вашей младшей сестры, она юна, невинна и так же прелестна, как ее имя. Но будьте внимательны, Примроз, – это не очень сильный характер. Меня пугает мысль о ее возможных столкновениях с жестокостями жизни.

Итак, дорогая моя девочка, у меня получилось что-то вроде лекции, что может рассердить Вас, но не это меня тревожит. Я перехожу к практической части моего письма. Я хочу помочь вам всем, но чтобы помощь соответствовала личности каждой из вас.

Нельзя избежать печальной необходимости оставить ваш дом: вы должны зарабатывать средства к существованию. Могу ли я помочь каждой из вас найти свою дорогу, выражаясь фигурально, вложить хлеб в ваши рты? Все это время я думала об этом, и теперь, мне кажется, у меня есть план.

Если Вы со мной согласитесь, Примроз, Вы можете сохранить свою независимость, Джесмин сможет развить способности, данные ей Богом, а маленькой Дэйзи не надо будет бояться жестоких сторон переменчивой судьбы».





При этих словах Дэйзи, которая только отчасти понимала содержание письма, залилась слезами. Примроз посадила ее себе на колени, уронив листки на пол.

– Я знаю, что это значит, – воскликнула она с неожиданной страстью. – Я уже слышала это сегодня от двух разных людей: мистер Дэйнсфилд сказал это по-своему, мисс Мартиноу – по-своему. Теперь миссис Элсуорси повторяет те же слова. Я знаю, они хотят разлучить нас, но я никогда не допущу этого!

Джесмин, опустившись на колени, собирала рассыпавшиеся листки письма миссис Элсуорси. Теперь она подняла глаза и с крайним удивлением посмотрела в лицо старшей сестры. Это было так непохоже на Примроз – дать волю своим чувствам. Обычно она говорила спокойно и взвешенно. За собой Джесмин знала манеру пылко выражать горе, гнев или волнение. Ее всегда бранили за неумение сдерживать эмоции и за привычку употреблять слишком сильные выражения. Но Примроз? Зачем она бросила это доброе, хотя и несколько странное письмо и что хотела выразить таким страшным словом «разлучить»? Кто хочет разлучить их? Уж, конечно, не добрая миссис Элсуорси.

– Может, мы должны дочитать до конца и, так сказать, выслушать ее, даже если она, похоже, тебе не нравится, Прим-роз? – спросила Джесмин, держа в руках листки. – Тут есть еще два листа. Прочитать их тебе?

Но Примроз не справилась с волнением, которое росло в ней в течение всего дня. Она взяла письмо из рук Джесмин, сложила его и убрала в конверт.

– Я должна поговорить с вами, девочки, – произнесла она. – Мы можем после дочитать письмо, не в нем дело. Знаете ли вы, что эти люди, которых все считают такими добрыми (они и вправду питают добрые чувства по отношению к нам), стараются взять наши судьбы в свои руки? Они не являются нашими опекунами, но хотят управлять нами. Они говорят, что на нашу пенсию нельзя прожить, и советуют, как надо жить. Мистер Дэйнсфилд даст деньги, если понадобится. Мисс Мартиноу даст кучу советов, а миссис Элсуорси даст попечительство и, возможно, деньги тоже. Как я сказала, они хотят быть добрыми и считают, что могут вести нас по жизни. Естественно, они видят, что мы молоды и неопытны, и предлагают мне – один путь, Джесмин – другой, Дэйзи – третий. Теперь что я хочу сказать. Милые мои сестры, давайте выберем сами свои дороги. Не будем обижать наших друзей именно потому, что они наши друзья, но давайте будем твердыми и обязательно держаться вместе. Эти люди считают необходимым разлучить нас, пусть на время, но на долгое время. Повторяю: давайте жить вместе.

– Конечно, – сказала Джесмин. – Так в этом письме сказано, что мы должны жить врозь? Ну-ка, дай его мне.

Она выхватила письмо у сестры и с силой швырнула в другой конец комнаты. Дэйзи прижалась к старшей сестре. Ей все происходящее было непонятно и немного пугало ее.

– Продолжай, – попросила Джесмин, – говори, Примроз. Мы всегда с тобой, Дэйзи и я. Какие глупые люди! Они воображают, что нас можно разлучить!

– Но мы находимся в невероятно тяжелом положении, – продолжала Примроз. – Мы действительно должны зарабатывать деньги на жизнь и совсем не знаем, как это делается. Я недостаточно образованна, чтобы идти в гувернантки, хотя мисс Мартиноу говорит, что, возможно, я и могла бы получить такое место. Хотя, в какую семью возьмут гувернантку с двумя сестрами в придачу? Вы с Дэйзи еще слишком молоды и не можете работать. Джесмин, я очень много думаю обо всем этом и, мне кажется, нам обязательно надо ехать в Лондон.

– Вместе с Поппи? – прервала Джесмин. – Замечательно, восхитительно, моя самая огромная мечта! Поедем, Примроз, дорогая! Я готова слушать тебя всю ночь!

– Но мы поедем не для развлечений, – продолжала Примроз, – отнюдь не для развлечений. Мы поедем, чтобы работать, тяжело работать и учиться. С тем, чтобы понемногу научиться самим себя содержать. И есть только один способ, которым мы можем этого достичь. Мы возьмем у мистера Дэйнсфилда в банке двести фунтов и будем на них жить, пока не научимся зарабатывать. Снимем жилье в дешевой части Лондона. Не знаю, сколько оно стоит, но чтобы было чистым, с белыми занавесками и покрывалами на кроватях. Мы там будем счастливы все вместе и надолго растянем наши двести фунтов. Если жить экономно и прибавлять по тридцать фунтов в год пенсии, можно прожить на них лет пять. За это время Дэйзи подрастет, и ты, Джесмин, станешь взрослой, и, может быть, найдется журнал, который будет печатать твои стихи.

– Никогда не слышала ничего более прекрасного! – воскликнула Джесмин. – Гораздо раньше, чем пройдут эти пять лет, я окажусь на вершине славы. Лондон будет вдохновлять меня. О, это такой красивый, такой замечательный город! Где письмо миссис Элсуорси? Мы не будем читать его до конца, мы его немедленно сожжем, чтобы никакой другой идеи не пришло тебе в голову, Примроз!

Примроз снова улыбнулась, и прежде чем она успела помешать, ее порывистая сестра разорвала в клочки письмо миссис Элсуорси и разожгла огонь в камине, чтобы сжечь его.

– Нельзя слишком идеализировать Лондон, – сказала Примроз, – хотя ехать туда, мне кажется, необходимо. К тому же, как пишет дорогая мамочка, наш старший брат был украден в Лондоне. А вдруг мы его там встретим? Вот вам еще одна причина, чтобы ехать в Лондон.




Глава XIV

ВСЕ ПО-СВОЕМУ


– Я сделала все, что могла, милый Джозеф, – сказала миссис Элсуорси. – Я познакомилась с девочками и написала письмо этой самолюбивой принцессе, Примроз. Было бы действительно замечательно, если бы они здесь поселились. У нас так много денег, больше, чем мы можем истратить. Деньги перестают что-либо значить, когда их так много. Я стараюсь извлечь из денег максимум удовольствия. У меня множество платьев и украшений. Я люблю наше славное поместье и дом в Лондоне. Но чего у меня никогда не было и о чем я мечтаю, так это о дочери. Сын рано или поздно должен уехать в университет, а затем начать свой путь в жизни. Наш мальчик уже учится. Женщина всегда мечтает о дочери, которая радовала бы ее сердце, взрослея на глазах.

И вот теперь у меня может быть три дочери сразу. Примроз может стать полезной в твоей библиотеке, Джозеф. Она будет писать под твою диктовку, и ты должен быть снисходителен к ее ошибкам. Ведь девочка не училась, как следует, и поначалу будет плохой секретаршей. Ничего, тебе придется притвориться, что ты доволен ею, и сделать вид, что у тебя никогда не было такого помощника, как Примроз Мэйнуеринг.

Теперь о маленьких. Когда они будут жить здесь, пусть думают, что я ищу им места в одной из этих ужасных благотворительных школ для сирот – детей военных. Но я обещаю – эти места будет очень сложно найти. Девочки постепенно почувствуют себя нашими приемными детьми. Ах, как мне нравится этот план! И как хорошо мне будет с этими девочками. Джозеф, видел ли ты когда-нибудь более светлое и очаровательное существо, чем наша Джесмин?

– Наша Джесмин? – повторил мистер Элсуорси. – Она пока еще не наша, моя дорогая. Но я верю, что твой план осуществится. Они действительно прелестные девочки, и мне приятно сделать доброе дело для дочерей бедняги Мэйнуеринга. Я буду чрезвычайно рад, если они сделают тебя счастливой, Кэт.

Миссис Элсуорси благодарно поцеловала мужа. Она с нетерпением ждала следующего утра, поскольку была уверена, что утром получит ответ на свое письмо.

Но ее ждало разочарование: на следующий день ответа от сестер Мэйнуеринг не было. Миссис Элсуорси прождала до полудня, а затем села в карету и поехала в деревню.

Дверь ей открыла Джесмин. Она выглядела взволнованной, с красными от слез глазами. Но в то же время эти яркие глаза сияли, а губы то улыбались, то горестно сжимались.

– Это вы! – воскликнула она. – Примроз в деревне. Она пошла к мистеру Дэйнсфилду – узнать насчет наших денег. Пожалуйста, пройдите в гостиную. Нам немного некогда, потому что мы начали укладывать вещи, а Ханна стирает муслиновые занавески и покрывала. Мы думаем, что наша дешевая квартирка будет мило выглядеть с муслиновыми занавесками. Мы очень заняты, ужасно заняты, но все равно, проходите и садитесь. Глазастик, это миссис Элсуорси. Миссис Элсуорси, ну разве Глазастик не глупенькая? Она расстроилась оттого, что не увидит, как взойдут семена в саду. Она даже забыла о Пинк, а Пинк обязательно поедет с нами.

– Конечно, дорогая, и Дэйзи увидит всходы своих семян. Мои милые дети, – взволновано продолжала миссис Элсуорси, – я буду так счастлива видеть вас всех в Шортландсе, только, мне кажется, вы могли бы ответить на мое письмо.

Миссис Элсуорси сидела у окна, в глубоком кресле, в то время как Джесмин стояла перед ней, а Дэйзи молча сидела на полу и складывала покрывало.

– Мы могли бы ответить на ваше письмо? – эхом отозвалась Джесмин. – Вы знаете, если быть совсем откровенной, ваше письмо немного похоже на лекцию. Вы обращаетесь в нем к нашей Примроз, но, услышав его, Дэйзи заплакала. Вы предложили план и написали, что он замечательный, но… но прежде, чем мы прочли эту часть вашего письма, Примроз предложила другой план, свой собственный, и он такой замечательный, такой прекрасный, что мы порвали ваш план из страха, что он может соблазнить нас. Мы не знаем, каков ваш план, миссис Элсуорси, но мы не хотим принять его, потому что у нас есть свой собственный, и он нам нравится!

По мере того, как Джесмин говорила, выразительное лицо миссис Элсуорси все больше искажалось болью. Она вспомнила слова мужа: «Она пока еще не наша Джесмин». Как многие красивые и богатые женщины, она не привыкла к возражениям. А когда дело стало складываться не так, как она хотела, ее желание лишь усилилось, и миссис Элсуорси ощутила досаду.

– Это жестоко – рвать письма добрых друзей, – произнесла она. – Я предложила вам то, что в любом случае могло бы принести вам пользу, а вы даже не удосужились прочитать. Нет, мои дорогие, я не сержусь. Дэйзи, подойди и поцелуй меня. Джесмин, дай руку. Можно я расскажу вам свой план, о котором вы не прочитали вчера вечером?

– О, мы не хотели обидеть вас, ни за что на свете, – сказала Джесмин. – Дэйзи, поцелуй миссис Элсуорси. Конечно, вот моя рука. Я люблю вас, и Дэйзи любит, и…

– Нет, только не Примроз, – возразила миссис Элсуорси. – Примроз настроена против меня, хотя верю, что смогу переубедить ее. А теперь, дети мои, могу я рассказать о своем плане?

– Да, конечно, расскажите, – ответили девочки хором. Но Джесмин прибавила: – Хотя вряд ли мы его примем, потому что у нас есть свой собственный.

– Да, дорогие, но планы девочек, таких юных, как вы, могут быть изменены. А теперь слушайте, что я хочу вам предложить. Мистер Элсуорси пишет статьи для газет и пары журналов. Он решает научные проблемы, поэтому его мысли интересны многим. Но у него слабое зрение, и ему хотелось бы, чтобы рядом была милая девушка, которой он мог бы диктовать свои мысли. Он думает, да и я тоже, что Примроз – как раз такая девушка, которая ему нужна. Если бы она согласилась жить у нас и работать у него по два часа ежедневно, мы бы платили ей, и она могла бы стать независимой. Вы, Джесмин и Дэйзи, могли бы ходить к нам в гости, хоть каждый день, пока мы не найдем подходящую школу, в которой вы могли бы завершить свое образование.

– Вы имеете в виду школу для сирот? – спросила Джесмин. – Нет, большое спасибо, но ваш план нам не подходит. Ни Дэйзи, ни я, мы не хотим учиться в школе для сирот. Мы вообще не хотим учиться в школе. Милая мамочка сказала однажды, что никогда не разрешит своим дочкам учиться в школе. Так что этот пункт вашего плана нам не годится. Кроме того, вы же понимаете, мы не можем всегда находиться в вашем доме в гостях. Мы с вами – не родственники. Вы о нас узнали совсем недавно, хотя мы живем почти рядом. Конечно же, мы не можем постоянно пребывать в вашем доме. Теперь о Примроз. Можно я буду говорить откровенно?

– О да, моя милая.

– Так вот, она не умеет хорошо писать. Пишет очень медленно и делает ошибки. Я-то пишу быстро, зато потом сама не могу прочесть написанное. Очень боюсь, что Примроз будет плохим помощником для бедного мистера Элсуорси. Нет-нет-нет, наш план намного лучше. Видите ли, миссис Элсуорси, вы не должны на нас обижаться – мы вас очень любим и многим вам обязаны. Но у нас есть одна идея: мы не должны быть разлучены. А, вот и Примроз. Примроз, дорогая, у нас миссис Элсуорси. Я как раз собиралась изложить ей наш план. Она нам рассказала о своем, но я ей объяснила, что он не годится. Потому, во-первых, что мы с Дэйзи не хотим ехать в школу, а во-вторых, ты же знаешь, Примроз, ты не умеешь хорошо писать.

– Здравствуйте, миссис Элсуорси, – вежливо сказала Прим-роз. Она выглядела изнуренной и усталой, на ее лице ясно читалась тревога.

– Миссис Элсуорси, – обратилась она к гостье, – я очень благодарна за вашу доброту к нам. Я знаю, вам не понравится наш план. Вы согласитесь с мистером Дэйнсфилдом, который полагает, что мы сошли с ума. Но мы приняли решение. У нас нет опекуна, и никто не может помешать нам делать то, что нам нравится.

– Какая ты расстроенная, Примроз! – воскликнула Джесмин. – Что, мистер Дэйнсфилд не согласился с тобой? Я знаю, наша дорогая миссис Элсуорси тоже не согласится. Расскажи ей скорей о нашем плане. Примроз, она говорит, ты ее не любишь. Объясни, что это неправда, что ты любишь. Она такая милая, добрая, хорошая, она нас поддержит, ведь мы так хотим осуществить наш план. Она не осудит нас за то, что мы, три сестры, решили жить вместе.

– Наш план таков, – начала Примроз. – Я попросила мистера Дэйнсфилда дать мне все наши деньги. После этого мы продадим мебель, откажемся от коттеджа, распрощаемся с милой Ханной и поедем в Лондон. Там будем учиться. Я собираюсь брать уроки рисования, Джесмин будет изучать родной язык и правописание. Дэйзи тоже будет учиться. Мы будем жить на деньги, взятые из банка, плюс наши пенсионные. Когда наш капитал кончится, девочки вырастут, и мы уже будем готовы сами себя содержать. Как видите, план простой. Основное его достоинство в том, что мы будем жить вместе.

Когда Примроз начала говорить, миссис Элсуорси стиснула руки на коленях жестом крайнего нетерпения. Теперь она спросила кратко и сухо:

– Могу я узнать, сколько у вас денег в банке?

– Да, конечно. У нас двести фунтов. Небольшая часть уйдет на оплату счетов, остальное – наше, плюс деньги от продажи мебели. Таким образом, мы сможем взять с собой в Лондон немногим более двухсот фунтов.

– И мы собираемся жить очень экономно, – вмешалась Джесмин. – По приезде мы проведем несколько ночей в пансионе для леди. Он называется «Пенелоп Мэншн» и расположен на Эджуер Роуд. У нас есть подруга по имени Поппи Дженкинс, так вот она как раз сегодня едет туда, чтобы помочь своей тете, которая держит этот пансион. Живя в Лондоне, мы осмотрим его достопримечательности, потому что это прибавит нам знаний. Мы пойдем в Вестминстерское аббатство и в Тауэр, чтобы изучить трагическую часть английской истории, а также сводим Дэйзи в зоопарк. Она часто просит показать ей много обезьянок вместе. Я не думаю, что у нас хватит времени глазеть на витрины – мы будем очень заняты и очень, очень серьезны, но эти достопримечательности мы должны осмотреть. Надеюсь, что Поппи, ее тетя и некоторые леди из пансиона пойдут вместе с нами. Когда Поппи сотрет утром пыль и расставит все по местам, у нее, несомненно, будет уйма свободного времени. Мне кажется, наш план так легко осуществить.

– Бедные, бедные дети! – воскликнула миссис Элсуорси. – Бедные мои, глупые, упрямые дети!

И добрая женщина залилась слезами.




Глава XV

УГОВОРЫ НЕ ДЕЙСТВУЮТ


Сколько миссис Элсуорси ни плакала и ни горевала, сколько ни убеждала и ни бранилась, она не смогла поколебать твердого решения Примроз. Покинув коттедж в состоянии крайнего раздражения, она твердила себе, что никогда больше не будет страдать из-за этих глупых и упрямых девочек.

Примроз повторяла снова и снова: «Две вещи очевидны: мы должны быть независимы и мы должны быть вместе. Я не могу придумать ничего лучше. Наш план может провалиться, но мы всеми силами будем стараться не допустить этого, всеми силами». Миссис Элсуорси лелеяла свою обиду ровно двадцать четыре часа, а потом смягчилась и согласилась со своим мужем, который комментировал события так:

– Моя дорогая, мы не можем принудить детей. У них смелый план. Чтобы девочки сумели довести дело до конца, их надо поддержать.

– План и вправду смелый, – отвечала его жена взволнованно. – Я готова восхититься им, но только на словах. Если я имею хоть малейшее влияние на девочек, я употреблю его, чтобы помешать осуществлению этого плана.

Затем она помчалась к мисс Мартиноу и ворвалась к ней в час задушевной беседы старой учительницы с учениками. Миссис Элсуорси увела ее от воспитанников и, прикрыв двери гостиной, схватила худые руки старой дамы и дала волю слезам.

– Джозеф назвал их план смелым, – закончила она свое повествование о последнем разговоре с девочками.

Лицо мисс Мартиноу выразило ужас.

– Смелым! – вскричала она. – Дорогая миссис Элсуорси, простите меня, но ваш муж – мужчина. Что может понять мужчина в диких идеях, которые могут запасть в душу упрямой девчонке? «Смелый!» Я бы назвала его нелепым, показным. Примроз Мэйнуеринг глубоко меня разочаровала. Она выказала неприличную несговорчивость, когда мы тут вчера беседовали. Осуществление этого «смелого» плана надо предупредить силой, если понадобится.

Ученики мисс Мартиноу в то утро не могли понять, что случилось с их учительницей. Они знали ее приверженность строгой дисциплине, знали, что у нее острый глаз и чуткое ухо. Ничто не могло ускользнуть от внимания мисс Мартиноу. Однако после визита миссис Элсуорси ее как будто подменили: она стала безразличной к ошибкам и не сделала ни единого замечания даже самым ленивым школярам, которые с трудом продирались сквозь французские тексты. Когда часы занятий подошли к концу, она поняла, что совсем не хочет обедать. Оставив нетронутой вкуснейшую еду, приготовленную по французскому рецепту, старая дама поспешила облачиться в пальто, чепчик чемоданом и вышла из дома. Она решила снова нанести визит Мэйнуерингам и объяснить этим твердолобым, упрямым девчонкам, что их план невыполним. «Дурной, – повторяла она про себя, – дурной – вот как я его называю. И внушенный сатаной. О, бедные мои сиротки! Я приложу все силы, чтобы ваш план не осуществился».

Она застала маленький, всегда аккуратный коттедж «Жимолость» в большом беспорядке. Ханна встретила ее выразительным взглядом и сердито покачала головой.

– Я не уверена, что они примут вас, – сказала она. – Если вы пришли читать нотации, они не захотят их слушать, мэм. Они настроены решительно, мэм, и слово «упрямые» к ним не подходит. Дорогая мисс Мартиноу, вы рассуждаете правильно. Вы знаете дорогих моих девочек большую часть их жизни. Посидите здесь, в холле, а я пойду и попробую уговорить их принять вас.

Джесмин, однако, услышала голос своей старой учительницы и, выбежав в холл, непричесанная, но очень хорошенькая, воскликнула в своей пылкой манере:

– Милая мисс Мартиноу, скажите, что нет, пожалуйста, скажите, что нет!

– Что «нет», дорогая? – спросила учительница, чувствуя в этот момент, что сердится на Джесмин. – Если ты имеешь в виду, что я не сержусь, – то я сержусь. Если ты имеешь в виду, что я не против вашего плана, – я бы не выполнила своего священного долга перед вашей бедной умершей матерью, если бы не сказала: «В высшей степени против. Дорогая, миссис Элсуорси рассказала мне все о вашем сумасшедшем плане. Он не может быть принят».

– Войдите в гостиную и послушайте, что скажет Примроз, – ответила Джесмин кротким и мягким тоном. – Примроз очень занята: она вытирает пыль со всех наших книг и безделушек и упаковывает их. Знаете, мисс Мартиноу, когда я услышала ваш звонок у входной двери, я как раз укладывала подушечку для булавок, которую вы мне когда-то подарили. Помните, вы дали мне ее, когда я смогла назвать ее по-французски с парижским выговором? Такая очаровательная подушечка из ярко-розового шелка, усеянная металлическими бусинками, похожими на булавочные головки. Когда раздался ваш звонок, я как раз держала ее в руке и почувствовала такую любовь и привязанность к вам, и, конечно, выбежала, чтобы поскорее увидеть вас, и… Примроз, родная моя, это мисс Мартиноу. Она ужасно против, говорит, что не пустит нас.

Примроз склонилась над старым, потертым сундуком, который вытащили из чулана. Она складывала в него книги. Ее красивое лицо слегка порозовело. Глаза блестели ярче, чем обычно.

– Как поживаете, мисс Мартиноу? – осведомилась она, поднимаясь навстречу гостье. – Как мило, что вы заглянули. Похоже, вы сердитесь и считаете нас глупыми, однако мы продолжим делать то, что считаем правильным. Первые шаги уже сделаны, и теперь мы собираемся уехать как можно скорее. Очень мило, что вы принимаете наши дела так близко к сердцу, и мне очень жаль, что я вчера говорила с вами резко, но вы хотели разлучить нас, а это исключено. Мы и слышать не хотим об этом. У нас есть свой план, и мы надеемся, что он удастся. Дэйзи, дорогая, дай мне словарь «Сэнфорда и Мертона», тут как раз для него осталось местечко.

Примроз снова опустилась на колени и продолжала безмятежно укладывать вещи, в то время как мисс Мартиноу, стоя над ней, дала волю своему возмущению.

Она понимала, что, потеряв власть над собой, теряет уважение своих учениц, но, как она потом рассказывала, ничего не могла с собой поделать. Ответом ей были такие холодность, упрямство и своеволие на лицах старших, о которых она раньше даже не подозревала.

Бедная Дэйзи заплакала, и даже Джесмин была немного напугана горькими и сердитыми словами мисс Мартиноу, но никакие ее слова, никакие мрачные прогнозы о том, что их план провалится, не могли поколебать решимость Примроз.

– У нас нет опекуна, поэтому мы можем ехать, куда хотим. Мы твердо решили ехать, – отвечала на все уговоры эта упорная юная леди.

Как последнее средство призвали мистера Дэйнсфилда, но он отказался поговорить с сестрами, хотя искренне их любил.

– Я дал Примроз Мэйнуеринг несколько непрошенных советов, когда она посетила меня вчера утром, – сказал он, – однако она совершенно свободна в выборе собственного жизненного пути. Я не собираюсь портить ей настроение ненужными возражениями и надеюсь, что в Лондоне им повезет. Они жаждут независимости, а в доме Элсуорси ее не обрести. И потом, я всегда утверждал, что работа еще никому не вредила.

Поняв, что Примроз не переубедить, ее друзья собрались вместе и стали думать, где девочкам лучше остановиться в Лондоне.

Миссис Элсуорси была первой, кто простил сестер. Она чувствовала себя смущенной и больше недели не показывалась. Но однажды вечером, когда дневная норма по упаковке вещей была выполнена, и сестры, немного усталые, но веселые и полные надежд, сидели за вечерним чаем, они увидели ее карету у своих дверей. Миссис Элсуорси с улыбкой торопливо вошла в гостиную.

– Мои дорогие, – сказала она, пожав руки Примроз и Дэйзи и поцеловав в лоб свою любимицу Джесмин, – мои дорогие… Конечно, я еще сержусь… Однако раз уж вы твердо решили ехать, знайте, что в Лондоне живет некая миссис Мур, добрая душа, вдова и, можно сказать, леди. Чрезвычайно общительная и любезная. Она проживает в Кенсингтоне, я уже написала ей. Девочки мои, она будет очень рада принять вас у себя на полный пансион. У вас будут все удобства, не думаю, что роскошные, но самые необходимые для юных девушек, собирающихся жить своим умом. Она будет вас хорошо кормить и сопровождать во время прогулок. Покажет достопримечательности. Я хорошо знаю ее дом – он замечательный. Она будет брать с вас один фунт в неделю. Жилье и полный пансион за один фунт в неделю. Надеюсь, дорогая Примроз, эта цена не покажется вам слишком высокой. Мне кажется, это дешево для Кенсингтона, – тут миссис Элсуорси слегка запнулась.

Этот быстрый, но внятный поток слов слегка удивил девочек. Они боялись, что потеряли в миссис Элсуорси друга, и каждая из них с радостью восприняла ее предложение, сделанное от чистого сердца. Неопытная Примроз даже не предполагала, что один фунт в неделю за жилье и пансион для троих – необычайно дешево. Она догадывалась, что миссис Элсуорси, написав своей приятельнице, миссис Мур, рассказала ей их историю и, попросив дать им стол, кров и обеспечить необходимыми удобствами, намекнула, что платить будет она, миссис Элсуорси.

Джесмин принялась танцевать по комнате, радостно напевая:

– Это так замечательно! Милая миссис Элсуорси, значит, вы теперь одобряете наш план? О да, я знаю, что да, хотя вы из гордости не хотите признаться. Но это не очень-то хорошо с вашей стороны – особенно после того, что вы предложили нам. Примроз, ведь мы поедем к миссис Мур? Я ничего не знаю о Кенсингтоне, но думаю, что он так же прекрасен, как и другие районы Лондона. А еще я думаю, что один фунт в неделю – это совсем немного для троих. Так мы поедем к миссис Мур, Примроз?

Дэйзи присоединила свой голос, сказав, что и ей хочется жить в Лондоне у приятельницы миссис Элсуорси. Хозяйка Шортландса уже собралась уезжать, думая, что эта гордячка, старшая сестра, тоже согласна, но Примроз, хотя и не была осведомлена о фешенебельных районах Лондона, очень твердо объявила свое решение.

– Вы слишком добры, предлагая нам такое, – заявила она. – Мы были бы рады принять ваше предложение, если бы у нас не было другого плана. К сожалению, мы не сможем жить у миссис Мур, большое вам спасибо.

Когда Джесмин услышала слова старшей сестры, она сначала опечалилась, но потом вновь воспряла духом.

– Как глупо было с моей стороны забыть! – вскричала она. – Конечно же, у нас замечательный план. И, конечно же, мы не можем жить у вашей знакомой. Просто не представляю, как я могла забыть.

Снова миссис Элсуорси подбирала доводы, убеждала и умоляла, и снова была побеждена этой упрямой гордячкой Примроз.

– Я просто не понимаю, зачем я стараюсь для них, – говорила она себе по дороге домой. – Я забочусь об этих сиротах, стараюсь как-то помочь им, но мне просто не дают ничего сделать. Ну, Примроз, вы были бы великим испытанием для меня, будь вы моей дочерью. Я никогда не сталкивалась с таким упорством. В известном смысле я вами восхищаюсь.

Мисс Мартиноу тоже постаралась простить «этих несносных девчонок» и осчастливить их мудрым советом. Она также написала подруге в Лондон и явилась в коттедж «Жимолость», вооруженная информацией, которую считала наиважнейшей.

– Ну, мои дорогие, вы должны ехать в Шефердс-Буш – это единственное место, где вы сможете прожить с вашими средствами. У моей подруги, Констанции Уоррен, там меблированные комнаты. Она говорит (я писала ей, мои хорошие), что может предложить вам чистую, опрятную комнату в очень хорошем месте. Констанция – отличная женщина. Ей пятьдесят, у нее простые вкусы, никаких выкрутасов. Она обещала, только ради меня, сопровождать вас в церковь по вечерам и следить, чтобы вы опускали вуали, когда выходите из дома, и чтобы возвращались в свою комнату после вечернего чая, как и положено приличным девушкам. Итак, мои дорогие, Констанция будет опекать вас, а я буду ей писать. Это такое облегчение для меня – знать, что радом с вами Констанция, потому что Лондон – это искушение, западня.

Мисс Мартиноу выпалила все это, не переводя дыхания, и старалась быть убедительной, но та же причина, которая не позволила девочкам принять предложение миссис Элсуорси, помешала им отправиться к подруге мисс Мартиноу. Сестры отказались, не объяснив почему, и мисс Мартиноу ушла обиженная.

– Тут нет никакого секрета, – сказала она миссис Элсуорси, обсуждая поведение девочек. – Примроз пытается создать тайну, и Джесмин нравится атмосфера таинственности, но ясно как день – они просто хотят скрыться с наших глаз.

– Тем не менее я их люблю и всегда буду любить, – отвечала миссис Элсуорси.

– О, по правде говоря, и я всегда буду любить их. Бедные сиротки!

Примроз, Джесмин и Дэйзи все это время пребывали в состоянии радостного ожидания. Им было жаль огорчать друзей, но они действительно хотели идти своим путем. У них было несколько планов, и только в Лондоне их можно было осуществить.

– Я буду чувствовать себя там одиноко, если рядом не будет Поппи, – заявила Джесмин.

Примроз поддержала сестру, сказав, что самым правильным будет ехать в «Пенелоп Мэншн», а там будет видно. Так они и решили – остановиться на несколько дней в «Пенелоп Мэншн» и уже там искать постоянное жилье.

Вот поэтому однажды в полдень Поппи Дженкинс, уже три недели проработавшая на новом месте, получила письмо от Примроз Мэйнуеринг и тут же написала ответ.






«Пенелоп Мэншн», Райт-стрит, Эджуер Роуд.

22 июля

Уважаемая мисс, Ваше письмо доставило мне огромное удовольствие. Я очень рада, что Вы наконец решились приехать в этот громадный Вавилон. Мисс Примроз, для меня будет большой радостью увидеть Вас, и мисс Джесмин, и мисс Дэйзи. Здешние леди, надо правду сказать, совсем не так красивы, как я думала. Ни по виду, ни по манерам. С утра до вечера здесь не услышишь доброго слова, и я часто плачу. У меня нет свободного времени, чтобы поглядеть достопримечательности, потому что у тети полно работы, а я должна ей помогать, что я и делаю, как обещала. Говорят, отсюда, из «Пенелоп Мэншн «Лондона не увидишь, так что я живу в надежде, что он так же красив, как на картинках, развешенных у нас на стенах. Мисс, я поговорила с тетей. Она сказала, что будет очень рада, если вы трое у нее поселитесь, и предоставит вам комнату в передней части дома. Вас будет беспокоить шум улицы, он не стихает ни днем, ни ночью, но в остальном комната очень хорошая, хотя и немного жаркая. Мисс Примроз, добро пожаловать к нам.

    

Ваш преданный друг,



    

Поппи Дженкинс»







Это письмо девочки получили за завтраком. Примроз прочла его сестрам вслух. Конечно, оно не вызвало воодушевления. Джесмин первая постаралась исправить настроение.

– Ничего, – сказала она, – Поппи немного тоскует. Тем более мы должны ехать в Лондон и ободрить ее. Бедная Поппи! Как нехорошо со стороны тети не пускать ее осматривать Лондон. Понимаешь, Примроз, она совсем не видела города, кроме «Пенелоп Мэншн». О, бедная Поппи! Как ей хотелось посмотреть этот замечательный город. Но она немного легкомысленная, и, кажется, ее интересуют только витрины магазинов и новые моды. Мы-то едем в Лондон с другой целью. Мы его завоюем, правда, королева Роз?

– Мы едем исполнить наш долг, – торжественно проговорила Примроз. – Ах, Джесмин! Я надеюсь, мы поступаем правильно. Я молюсь, чтобы Бог помог нам.

Затем она написала Поппи письмо, в котором просила оставить комнату за ними с четверга, а поскольку был уже понедельник и нужно было заканчивать сборы, она не стала тратить время на долгие утешения «бедной» Поппи.




Глава XVI

«ПЕНЕЛОП МЭНШН»


Последние минуты в любимом заросшем саду; последний, нежный взгляд на гвоздики Джесмин; последняя погоня за Пинк по давно не кошенной полянке; последнее прощание с комнатой, в которой умерла мама, и с домом, в котором родилась Дэйзи; последнее объятие с милой старой Ханной, которая поклялась последовать за ними в Лондон, потому что жить без них в Девоншире она не сможет, – и сестры покинули коттедж «Жимолость».

Несмотря на их упорство и твердое решение следовать выбранному пути, целая толпа друзей проводила девочек до железнодорожной станции. Здесь была мисс Мартиноу, которая держалась прямо и чопорно, однако глаза ее были красны от слез, а губы плотно сжаты, поскольку она решила не выказывать никаких эмоций. Миссис Дженкинс, мать Поппи, тоже была здесь. Она принесла громадный букет полевых цветов, а также яйца и немного масла для Поппи. И хромой мальчик, с которым частенько общалась Джесмин, тоже пришел, чтобы пожелать им доброго пути. В последний момент приехал мистер Дэйнсфилд на своей двуколке, багровый от спешки, и сунул в руку Примроз конверт, который, как он объяснил, содержал некое деловое сообщение. И наконец, перед самым отправлением поезда, прибежала, запыхавшись, миссис Элсуорси. За ней, тоже спеша и задыхаясь, следовал лакей. Он внес в вагон огромную корзину, в которой были цветы из теплицы, виноград и персики. Затем миссис Элсуорси обняла и поцеловала всех девочек, чуть дольше прижавшись губами к румяной щечке Джесмин. Две слезы скатились из добрых глаз славной леди.

В следующий момент поезд тронулся, увозя сестер из Розбери.

Они прибыли в Лондон вечером и после, как ни странно, успешных поисков своего багажа на вокзале Ватерлоо, умудрившись ничего не потерять, погрузились в кэб и поехали в «Пенелоп Мэншн».

Тетушка Поппи, гордившаяся красивой фамилией Флинт, вышла приветствовать девочек, когда их кэб подкатил к пансиону и они, нагруженные чемоданами, стали подниматься по ступеням крыльца. Джесмин, которая пылко реагировала на все, что видела по дороге из окна вагона, теперь была одержима желанием поскорее увидеть Поппи. Она первая выпрыгнула из экипажа и, бросив свою ношу, взбежала по ступенькам и сказала взволнованно:

– О, миссис Флинт, я знаю, вы, конечно, и есть миссис Флинт, можно, я побегу скорее на кухню и найду Поппи?

– Моя племянница сейчас выйдет к вам, мисс Мэйнуеринг, – отвечала миссис Флинт.

Каким-то образом спокойный и холодный голос миссис Флинт подействовал отрезвляюще на Джесмин. Хозяйка «Пенелоп Мэншн» скорее походила на диванную подушку, чем на кремень. Она была толстой, круглой и короткой. Лицо ее было добродушным и безмятежным, голос – ровным и бесстрастным.

– Мы здесь называем мою племянницу Сарой, – сказала она. – «Поппи» слишком отдает деревней, так и слышится: «сорный, неопрятный».[8 - Poppy – мак (англ.). Согласно Библии, мак считается сорняком.] Сара сейчас придет и позаботится о вас, юные леди. Однако у нас как раз подан чай. Мы пьем чай ровно в шесть, ужинаем в девять. Желаете пойти наверх и вымыть руки или сразу пройдете со мной к столу?

– Она мне не нравится, но говорит на очень правильном английском, – прошептала Джесмин сестре. – Интересно, в Лондоне все так говорят? Как будто специально училась. Придется и мне подучиться, раз уж я хочу зарабатывать деньга писательским трудом!

Все это она выпалила в одно мгновение на ухо Примроз, а тем временем миссис Флинт вежливо стояла рядом со спокойным и безразличным видом.

– Помолчи, Джесмин, – прошептала Примроз и прибавила громко: – Дэйзи, дорогая, дай мне руку. Благодарю вас, миссис Флинт. Если позволите, мы выпьем чаю со всеми, а потом пройдем в нашу комнату.

– А Поппи, то есть Сара, тоже сидит за столом? – поинтересовалась Джесмин, пока хозяйка вела их по лестницам и коридорам. – Надеюсь, что да. Мне так хочется ее видеть!

– В настоящий момент Сара должна находиться на кухне, – ответила миссис Флинт ровным голосом. – Теперь, юные леди, позвольте, я пройду вперед и представлю вас моим гостям. Мисс Примроз Мэйнуеринг, мисс Джесмин Мэйнуеринг, мисс Дэйзи Мэйнуеринг – миссис Мортлок, миссис Дредж, мисс Слоукум. Юные леди, не соблаговолите ли сесть за стол?

Миссис Флинт направилась к своему месту во главе стола. Три девочки заняли свои места. Миссис Мортлок и мисс Слоукум принялись их разглядывать. Миссис Дредж разглядывать не стала, она протянула белую, пухлую руку и взяла Дэйзи за руку.

– Усталая, славная крошка, – молвила она, – усталая и замерзшая. О, я знаю, как это бывает.

– Нет, она не замерзла, ей жарко, – возразила Джесмин. – Это самая жаркая и закупоренная комната, в которой мне когда-либо приходилось бывать. Вы – миссис Дредж, да? Пожалуйста, миссис Дредж, подскажите, как далеко отсюда достопримечательности Лондона?

– Я не знаю, дорогая, но думаю, что очень далеко, – ответила миссис Дредж со вздохом. Вздохнули и две другие дамы.

– Ха-ха! – вдруг засмеялась миссис Мортлок. – После этого вы должны снизить цены, миссис Флинт. Ха-ха! Ваш вопрос был наводящим, мисс Джесмин Мэйнуеринг?

Бедная Джесмин смутилась и решила больше не открывать рта до конца трапезы. Чаепитие было скучным и неаппетитным, потому что чай оказался не крепким, а хлеб – черствым. Лица девочек, такие румяные и свежие от деревенского воздуха, начали на глазах тускнеть и выражать всеобщую скуку. Миссис Флинт проводила свои чаепития в полном молчании, заговорить можно было только в том случае, если требовалось что-нибудь передать. Дэйзи почти заснула. Примроз почувствовала комок в горле. Джесмин низко склонила свою кудрявую темную головку, так что ее блестящих глаз не было видно под длинными прядями волос. Она боялась, что другие увидят ее слезы.

Она была чрезвычайно эмоциональным созданием, у нее часто менялось настроение, при этом эмоции ее всегда были добрыми. Внезапно она подумала, что это нехорошо – быть такой грустной за общим столом. Дома она сияла для всех, как солнечный лучик. Почему же не стать таким лучиком для обитательниц «Пенелоп Мэншн»?

– Я знаю, что надо сделать, – воскликнула она, вскочив с места и чуть не опрокинув свой стакан и стакан Дэйзи. – Конечно, как я была глупа! Я знаю, что изменит общее настроение! – С этими словами она выпорхнула из комнаты и скоро вернулась, таща корзину миссис Элсуорси, полную фруктов и цветов.

– Примроз, – предложила она, – давай угостим этих леди! Все это из деревни, абсолютно свежее. Конечно, сейчас поделим все поровну. Миссис Флинт, вы что предпочитаете: цветы, ветку винограда или персик?

Миссис Флинт со спокойной улыбкой выбрала ветку винограда, миссис Мортлок со словами: «Благодарю вас, мисс Джесмин», – тоже взяла виноград, а миссис Дредж, с удовольствием разрезая персик, назвала его «сладким воспоминанием о цветущей деревне». Мисс Слоукум тоже выбрала персик.

После этого леди из «Пенелоп Мэншн» и сестры Мэйнуеринг стали друзьями.

Несмотря на это все три девочки перед сном плакали.




Глава XVII

В СОПРОВОЖДЕНИИ МИСС СЛОУКУМ


– Здесь все так не похоже на то, о чем я мечтала дома, – вздохнула Поппи Дженкинс, придя на следующее утро в комнату сестер Мэйнуеринг.

Было только пять часов утра. В Лондоне Поппи приходилось вставать очень рано. Джесмин сидела в постели и серьезно ее слушала. Примроз тоже проснулась. Одна Дэйзи спала, как ангел.

– Все это – не то, о чем я мечтала, – повторила Поппи. – Работа, грязь, пыль, сажа. О господи! Одна сажа может свести с ума. Здесь нет ничего белого, не то что у нас в деревне. На всем – черные пятна. Нет-нет, «Пенелоп Мэншн» – это горькое разочарование.

– Но, Поппи, «Пенелоп Мэншн» – это не весь Лондон, – Джесмин старалась быть рассудительной, но голос ее дрожал.

– Наверно, но это Лондон, в котором мне приходится жить, – отвечала Поппи Дженкинс. – Хуже всего то, что тетя не желает звать меня моим домашним именем. Она его считает «деревенским». Говорит, в Библии маки называют плевелами, то есть сорняками. Неужели мое имя звучит так ужасно? Я вся дрожу, когда она говорит мне это. И вот я стала Сарой. Здешние леди зовут меня Сарой-Энн, или Сарой-Джейн, или Сарой-Мэри. Когда они в хорошем настроении, я для них – Сара-Мэри, когда раздражены – Сара-Джейн. Но если они говорят: «Сара-Энн», – значит, будут ругать. О нет, мисс Примроз, Лондон – это не то, что мы о нем думали.

– Ничего, – сказала Примроз ласково, – для нас ты навсегда останешься Поппи, дорогая. Я знаю, что маки вовсе не плевелы. И не стоит из-за этого переживать. Мак – прелестный цветок, а Поппи – красивое женское имя. Видишь, мы все четверо носим имена цветов. Поэтому мы должны дружить и быть смелыми и добрыми в этом городе. И тогда, быть может, он не разочарует нас.

– Вы всегда были доброй, мисс Примроз, – ответила Поп-пи. – Это большое облегчение для меня – что вы все рядом, в одном доме со мной. Я теперь не так одинока и не буду больше считать себя плевелом. Это так ужасно – думать о себе, как о сорняке, но теперь я знаю, что тетя ошибается. Ах, как хороша мисс Дэйзи, когда спит! Однако слушайте, – вы все устали, поэтому я принесу вам завтрак в постель. Принесу свежие яйца, что вы привезли, и настоящее деревенское масло. Ну, я побегу вниз за вашим завтраком.

Это утро девочки провели в своей комнате. Они распаковали некоторые вещи и поставили на камин портрет матери. Примроз вскрыла письмо мистера Дэйнсфилда. Внутри был еще один красивый конвертик, на котором смешным детским почерком было написано: «Если хочешь меня – возьми. Никогда не возвращай меня и никогда не злоупотребляй мною».

Примроз немного покраснела. Она прочла смешной девиз несколько раз, но не стала открывать маленький конверт, а снова вложила его в большой.

– Я думаю, – сказала она, глядя на Джесмин, – мы не должны отсылать его обратно. Прошлой ночью я видела странный сон. Мне приснилось, что мама пришла ко мне и сказала: «Правильно ли вы поступаете, отвергая помощь всех ваших добрых друзей? Постарайтесь запомнить: подлинная независимость – это не значит быть слишком гордым и не позволять другим оказывать тебе поддержку. Примроз, ради меня, не будь чересчур гордой». Мистер Дэйнсфилд всегда был маминым другом, – продолжала Примроз, – поэтому я буду хранить его письмо, пока оно не понадобится. А сейчас надо ему ответить и поблагодарить.

Потом девочки сели у окна и стали смотреть на улицу. Она была очень скучной, а день – пасмурным.

– Сегодня днем мы пойдем гулять, – объявила Примроз. – Я скажу об этом за ланчем и попрошу миссис Флинт отпустить с нами Поппи. Мне так жаль, что Поппи здесь плохо. Девочки, мы не позволим себе грустить, мы должны быть храбрыми; не вздыхать и не чувствовать себя угнетенными – это к добру не приведет. Мы сами выбрали свой путь, и, если не будем смелыми, – ничего у нас не выйдет. А я хочу, чтобы вышло.

– Я всегда знала, – отозвалась Джесмин, – что пустые вздохи – это проявление слабости. Я предлагаю вот что: если кто тяжело вздохнет – платит штраф, кто станет жаловаться – еще больший штраф, а кто заплачет – еще больший. Вот только давайте решим, что считать штрафом.

После небольшого совещания все решили, что штраф должен еще и приносить пользу. В конце концов договорились, что проштрафившийся будет заучивать наизусть отрывок из «Потерянного рая» Мильтона,[9 - Джон Мильтон (1608–1674) – один из крупнейших английских поэтов лирического и героико-революционного направлений.] а как самое суровое наказание – кусок из трудной для понимания книги Батлера[10 - Сэмюэл Батлер (1612–1680) – английский поэт, сатирик и памфлетист.] «Аналогия». Не успели девочки обсудить штрафы, как раздался слабый звон колокольчика, сзывающий всех к ланчу.

– Надеюсь, вам удобно и вы распаковали вещи, юные леди? – осведомилась миссис Флинт.

– Вы хорошо отдохнули после утомительного путешествия? – спросила миссис Дредж. – Из Девоншира долгий путь. Долгий и тяжелый.

– Вы так говорите, будто Лондон после Девоншира должен их разочаровать, – заметила мисс Слоукум. – В то время как Лондон – город для душ, стремящихся ввысь.

– О, как приятно это слышать! – воскликнула Джесмин. – Поппи, то есть Сара, чувствует себя здесь угнетенной, но, я думаю, она не права.

– Маленькая деревенская служанка, – фыркнула мисс Слоукум, – Сара-Джейн, так, кажется, ее зовут. Не думаю, что ее мнение следует принимать во внимание. Да, Лондон – город особенный. Я жила здесь много лет, и я могу судить.

– Мы вам верим, – сказала Джесмин. – Правда, Примроз? Мы приехали сюда, потому что чувствуем так же, как вы. Мы хотим после ланча пойти и посмотреть некоторые наиболее известные места Лондона.

– Могу я спросить, юные леди, это ваш первый визит в столицу? – поинтересовалась вдруг миссис Мортлок.

– Да, мы никогда не были здесь прежде, – ответила Примроз.

– Тогда, миссис Флинт, я обращаюсь к вам. Можно ли отпустить этих неоперившихся птенцов одних в огромный, запутанный город? Не следует ли кому-нибудь проводить их?

– Мы думали попросить Поппи, – заметила Джесмин.

Миссис Флинт посмотрела на нее неодобрительно.

– Позвольте сказать вам, мисс Джесмин Мэйнуеринг: молодая особа, о которой вы говорите, не известна здесь под именем, означающим плевел. Да, я согласна отпустить Сару ненадолго вместе с вами, но она знает о Лондоне так же мало, как и вы. Я не могу сама пойти, потому что сегодня пятница, а в пятницу вечером я занята. Могу, однако, дать вам карту. Если вы будете держаться вместе и не пойдете слишком далеко, а спрашивать дорогу будете только у полисменов, вы благополучно вернетесь домой. Не забудьте, чай в шесть.

Мисс Слоукум изящно повернулась и медленно осмотрела каждую из сестер.

– Я крайне разборчива, – изрекла она наконец, – и всегда тщательно выбираю компаньонов для прогулки. Мне нравится доброта и открытость вашего взгляда, мисс Джесмин. Позвольте мне, юные леди, сопровождать вас сегодня на прогулке?

Это предложение было воспринято с радостью, хотя Джесмин хотелось глубоко вздохнуть, пока мисс Слоукум критически их разглядывала. Только боязнь штрафа удержала ее от этого. Однако радость увидеть скоро настоящий Лондон была столь велика, что заставила ее забыть обо всех прочих неприятностях.




Глава XVIII

В СОБОРЕ СВЯТОГО ПАВЛА


Мисс Слоукум говорила правду о своей разборчивости в выборе компании. Она гордилась своим изысканным вкусом и предпочитала соблюдать дистанцию между собой и другими жильцами «Пенелоп Мэншн». Миссис Дредж она считала недостойной своего внимания, немного терпимее относилась к миссис Мортлок, но ни с одной из них не сходилась близко. Никогда нельзя забывать, говорила она себе, что она из семьи Слоукум, что ее отец был капитаном Королевского флота и что она – уроженка одного из центральных графств Англии. Разве может леди такого высокого происхождения иметь что-нибудь общее с миссис Мортлок или миссис Дредж?… Увы! При всем своем «высоком» происхождении, мисс Слоукум была бедна, очень бедна, однако считала себя слишком благородной, чтобы работать. Цены в «Пенелоп Мэншн» были низкими, и мисс Слоукум была вынуждена делить кров и стол с такой неподобающей компанией.

Мисс Слоукум была высокой и угловатой особой с длинным узким лицом, маленькими глазками и нерешительным ртом, правда, надо признать, она имела доброе сердце. Когда вчера за чаем юная хорошенькая Джесмин предложила всем полевые цветы и фрукты, она посмотрела с интересом на необычных очаровательных девочек, которые явились в этот, скорее всего, и для них неподобающий дом на Райт-стрит.

Со стороны мисс Слоукум было весьма великодушно предложить сестрам сопровождать их в первой прогулке по Лондону. Ей было страшно при мысли о том, что она несет ответственность за этих четырех невинных деревенских девочек на улицах огромного города. Добро бы еще только за сестер Мэйнуеринг, которые, несомненно, леди. Но брать Сару, так называемую Поппи, было достаточно неосмотрительно. Однако без Поппи девочки идти отказались. Что было делать? Мисс Слоукум надеялась, что эта первая прогулка не будет продолжительной и пройдет без приключений.

– Может быть, это неприятно, но необходимо: мы должны идти строем, как школьники на экскурсии. Вы, мисс Джесмин, будьте добры, идите рядом со мной впереди. Мисс Мэйнуеринг с младшей сестрой будут следовать за нами, а вы, Сара, пожалуйста, замыкайте шествие.

– О господи, – воскликнула Поппи, – я хотела идти с мисс Джесмин, я об этом мечтала все это время: и когда тяжело работала – смывала сажу, и когда меня называли Сара-Джейн и Сара-Мэри. «Ничего, – думала я, – зато я буду гулять по Лондону рядом с мисс Джесмин». – Ладно, мисс Слоукум, я пойду сзади. Зато никто не помешает мне разглядывать витрины. Надеюсь, вы проведете нас по веселой улице, где можно будет увидеть множество новых чепчиков и шляп.

– Я пойду рядом с тобой, Поппи, – заявила Джесмин. – Мисс Слоукум очень добра, но я не хочу идти ни с кем, кроме тебя. Мисс Слоукум, пожалуйста, идите впереди с Примроз и Дэйзи, а мы с Поппи пойдем сзади и, даю слово, будем хорошо себя вести.

В таком порядке маленькая компания тронулась в путь, и вскоре скучный район, где был расположен «Пенелоп Мэншн», оказался позади. Они вышли на Оксфорд-стрит, затем на Бонд-стрит и наконец пошли по Пиккадилли по направлению к Гайд-парку.

Примроз всегда умела держать себя в руках, но Джесмин и Поппи, забыв о своем обещании хорошо себя вести, то и дело весьма эмоционально восклицали. Джесмин была почти так же взволнована видом новых чепчиков, как и ее подружка. Витрины магазинов удивляли и восхищали ее. Бедная мисс Слоукум вынуждена была буквально оттаскивать девочек от витрин, иначе бы она их потеряла. В конце концов она предложила – и сама изумилась значительности и щедрости своего предложения – всей компанией поехать на омнибусе в собор святого Павла. Поппи взмолилась, чтобы ей и Джесмин разрешили ехать на крыше, но эту идею добрая леди с ужасом отвергла. Наконец она втащила своих юных питомиц в вагон омнибуса, следующего в Сити, и только там с облегчением перевела дух. Про себя она поклялась, что никогда больше не станет слушать свое доброе сердце, из-за которого она оказалась в столь затруднительной ситуации.

– Здесь, Поппи, надо вести себя торжественно, – шепнула Джесмин, когда они вошли в собор. – Мы должны забыть о красивых чепчиках, и о тех дивных, узких жакетиках, и о тех муслиновых платьях. Мы должны забыть, что воображали себя богатыми и способными все это купить. Может быть, и можно подумать об одной-двух витринах, но лучше вовсе забыть обо всем суетном. Я всегда мечтала оказаться здесь. Ах, Поппи!

Джесмин сжала руку подруги, ее взволнованное лицо побледнело. Великолепие огромного собора, торжественная тишина и покой, чувство отдохновения от внешнего шума и суеты – все это потрясло ее до глубины души. Глаза Джесмин наполнились слезами. Она была близка к тому, чтобы заслужить самый большой штраф – заучивание наизусть «Аналогии» Батлера.

Все бродили по собору, осматривали памятники, пошли на Галерею Вздохов. Джесмин вдруг почувствовала страшную усталость.

– Иди с Дэйзи, Поппи, – сказала она подружке. – Я немного отдохну здесь.

Она присела на скамью, затем опустилась на колени и закрыла лицо руками.

Джесмин молилась совсем недолго, но так пылко и усердно, что, возможно, ее молитва была услышана. Она ощутила прилив сил, в душу вселились мир и покой. Величие собора не подавляло больше, оно успокаивало и укрепляло.

«Я верю, что Бог поможет нам, – сказала она себе. – Не опрометчиво ли мы поступили, приехав сюда? Примроз тоже думает об этом, а ведь она такая умная и взрослая».

Джесмин огляделась, надеясь увидеть своих, но их нигде не было видно. Она пошла искать сестер и мисс Слоукум. Нечаянно девочка уронила зонтик, и джентльмен, какое-то время с интересом за ней наблюдавший, поднял его и подал ей. Это был молодой человек лет двадцати пяти с открытым и приятным лицом.

– Вы здесь впервые? – спросил он, глядя на нее добрыми глазами.

– О да, – ответила Джесмин и, чувствуя его интерес к себе, прибавила: – Здесь так красиво!

– Очень, – сказал ее собеседник и участливо спросил: – Вы одна здесь или потеряли своих компаньонов?

Джесмин улыбнулась.

– Я не одна, просто пока не могу найти своих. Со мной две сестры, они тоже пришли сюда в первый раз. И еще наша подруга, и леди, которая была так добра, что стала нашим гидом.

– Понимаю, – ответил незнакомец, – вот совпадение – я тоже не один. Я привел сюда мальчика – показать ему собор. Он пошел на Галерею Вздохов, я его жду. Возможно, ваши друзья тоже там. Если вы не против, я мог бы, пока мы оба ждем, показать вам этот прекрасный собор и кое-что рассказать о нем.

Так Джесмин познакомилась с Артуром Ноэлем, ставшим впоследствии одним из близких друзей сестер Мэйнуеринг. Мистеру Ноэлю понравилось прелестное личико Джесмин, а она нашла в нем внимательного слушателя и собеседника. Прежде чем мисс Слоукум и девочки присоединились к ним, мистер Ноэль узнал кое-что о честолюбивых планах Джесмин и надеждах Примроз. Девочка даже поведала ему по секрету о мужественном решении сестер не вздыхать, не жаловаться и не лить бесполезных слез. Он слушал с пониманием, хотя и усомнился, что план Примроз действительно хорош. Эта случайная встреча оказалась удивительным совпадением, подтверждающим старую истину о том, как тесен наш мир.

Когда Примроз, Дэйзи, Поппи и чинная мисс Слоукум нашли Джесмин, она стояла рядом со своим новым другом, осматривая памятник Нельсону. К ним подбежал красивый мальчик и взял за руку мистера Ноэля. Этот мальчик оказался юным Фрэнком Элсуорси. Когда девочки вскрикнули от удивления, услышав это имя, мистер Ноэль сообщил им, что Элсуорси – его самые близкие друзья и что он любит миссис Элсуорси как родную мать.

– Я чувствую, что должен поговорить с вами, – сказал он Джесмин. – Не могу сказать, почему, но ваше лицо кажется мне знакомым. Быть может, мы не совсем чужие?

Так сестры приобрели весьма ценное знакомство. Однако прошло много дней, прежде чем они снова увидели Артура Ноэля.




Глава XIX

СЧАСТЛИВЫЙ ДЕНЬ


Всегда бывает грустно писать о днях, давно прошедших, а о том, что случилось впервые, писать приятно. Несмотря на легкое разочарование, охватившее девочек по приезде в Лондон, и на то, что улицы не были вымощены золотом и ничто не сулило скорого благополучия, что-то витало в лондонском воздухе – какое-то ожидание чуда или тайны. Эта атмосфера, царившая на переполненных улицах, вызывала у трех юных путешественниц радостное возбуждение.

Джесмин во все глаза смотрела на каждого встречного. Она готова была расплакаться при виде печали в глазах некоторых женщин и маленьких детей. А вид красивых знатных дам, проезжавших мимо в изящных, легких каретах, приводил ее в восхищение и заставлял смеяться от удовольствия.

У Примроз впечатление от Лондона было более спокойным, чем у Джесмин. Ее чувства не были так обострены, как у младшей сестры, и цель ее была более ясной. Даже в те первые несколько дней, которые сестры позволили себе посвятить осмотру столицы, она ни на минуту не забывала о главной цели их путешествия.

Дэйзи, примирившись с сажей и грязью, а также с тем, что Пинк приходилось надолго запирать в комнате, начала безмятежно и от души радоваться жизни.

У каждой из сестер были свои собственные пристрастия. Примроз, которая намеревалась учиться росписи по фарфору и хотела сделать это занятие своей профессией, нравилось стоять перед витринами больших магазинов на Оксфорд-стрит, изучая и стараясь запомнить особенности множества прелестных вещей, выставленных там.

Джесмин первые дни в Лондоне заставляла себя не думать о будущем. Не разделяя интересов Примроз, она стремилась в парки. Она приходила в восторг от вида красивых лошадей и от картинных галерей, куда пускали бесплатно, Дэйзи искренне призналась, что ей нравятся магазины игрушек, и особенно те, в витринах которых выставлены целые ряды кукол.

Примроз согласилась посвятить всю первую неделю в Лондоне отдыху и осмотру города. «Лондон – столица мира, – говорила Джесмин. – Примроз, мы, конечно, понимали это и раньше. Но во многих отношениях он даже великолепнее, чем мы представляли. Ну разве у тебя не захватывает дух, когда ты идешь по Оксфорд-стрит? Как она красива, как величественна! Надо обязательно показать бедной, милой Поппи все великолепие этого города».

Примроз тоже хотела порадовать Поппи. Они с Джесмин решили, что возьмут подружку с собой на следующую экскурсию.

– Мы истратим пять шиллингов, – решила Примроз, – больше мы не можем себе позволить, но на эти деньги закатим пир и угостим Поппи.

– Давайте пригласим ее завтра, – сказала Дэйзи, – но пять шиллингов – такая куча денег. Нельзя ли оставить немного и купить мне маленькую-маленькую, совсем крошечную куклу?

Примроз поцеловала Дэйзи и обещала как-нибудь выгадать деньги на куклу. Джесмин выбрали посланником, чтобы спуститься вниз и сообщить Поппи о завтрашней прогулке. Джесмин нашла Поппи в маленькой комнатке за кухней, предназначенной для мытья посуды. Все дамы к тому времени пообедали и покинули столовую. Миссис Флинт отправилась на рынок за дешевой провизией, а Поппи принялась мыть тарелки. Но при виде Джесмин она так разволновалась, что никак не могла с ними справиться.

– Давай я помогу тебе, – Джесмин засуетилась вокруг подруги. – Я ненавижу мыть грязную посуду, но зато люблю вытирать ее чистым полотенцем. Поппи, я пришла рассказать тебе о замечательном и очень важном плане.

– О, мисс Джесмин, – пальцы Поппи так сильно дрожали, что большое блюдо, которое она мыла, чуть не выскользнуло у нее из рук, – вы меня испугали. Мне было так грустно, а вы для всех как солнечный лучик. Ей-богу, моя золотая, такая комната, как эта, не годится для вас, мисс Джесмин.

– Она такая сырая и мрачная, – согласилась Джесмин. – Пожалуйста, поскорее вымой эти противные тарелки, Поппи, и послушай. Мы с Примроз и Дэйзи составили дивный план. Мы хотим взять тебя с собой завтра, и все вместе потратить пять шиллингов (представь, как много), и пообедать в городе, и, может быть, выпить чаю, и побольше погулять. Пойдешь завтра с нами, Поппи?

– Поддержите меня, – сказала Поппи, внезапно уронив руки. – Эта комната такая сырая и тесная, что у меня голова закружилась. Давайте выйдем во двор, мисс Джесмин.

Девочки вышли за порог, и Поппи радостно воскликнула:

– Ну вот, теперь я могу дышать! Ну не говорила ли я, что Лондон – чудный город и что у вас троих золотые сердца? Повторите еще раз, пожалуйста, мисс Джесмин. Что мы собираемся завтра делать?

– Ах, Поппи, какая ты глупая, – Джесмин от нетерпения топнула ногой. – Даже я не волнуюсь так, как ты. Мы пойдем в город, и ты пойдешь с нами, и мы истратим пять шиллингов.

Щеки Поппи заалели, глаза засверкали, а ноги сами пустились в пляс.

– Больше всего я люблю всякую красоту, – сказала она. – Милая мисс Джесмин, мы пойдем завтра, правда? Мы забудем о разочаровании, которым полон здешний воздух, как он полон сажей и пылью. Если вы, три ангела, хотите потратить целую крону и взять меня с собой в город, мы это сделаем для удовольствия, и только для удовольствия. Ведь так, мисс Джесмин?

– Фу. Поппи, конечно, для удовольствия. Что ты имеешь в виду?

– Только то, что мы не пойдем ни в собор, ни в Тауэр. Я ничего не имею против этих мест, но если вы хотите доставить мне удовольствие и истратить на меня крону, я не хочу ни в какие соборы.

Джесмин засмеялась.

– Вот что я тебе скажу. Выбирай сама, Поппи. Это подарок тебе, тебе и выбирать. Теперь скажи, когда ты сможешь завтра выйти? Мы бы хотели пойти пораньше, чтобы день был длинный-длинный.

– Дайте подумать, – сказала Поппи. – Завтра что у нас? Четверг. Завтра у нас холодное филе и вчерашний салат-латук, который мы покупаем по дешевке. Картофель – просто вареный, не пюре, на десерт – яблочная шарлотка. Леди требуют, чтобы пирожные были без крема. Мисс Слоукум говорит, что она не может заснуть, если пирожное с кремом. Прошлый раз, когда я испекла такие пирожные, она назвала меня Сара-Марта-Энн, и вид у нее был кислый. Да, мисс Джесмин, обед на завтра простой. Я управлюсь на рассвете и приведу себя в порядок. Думаю, что тетя Флинт отпустит меня с вами.

Миссис Флинт, когда ее попросили о выходном для Поппи, оказалась в щекотливом положении. Она хотела угодить сестрам Мэйнуеринг, потому что надеялась на их длительное пребывание в «Пенелоп Мэншн», а эта своенравная Примроз скрывала свои планы. Поэтому Поппи было разрешено уйти, приготовив обед пораньше, и четыре счастливые девочки отбыли вскоре после одиннадцати часов.

Когда они вышли на красивую улицу, Поппи поведала подругам свой план:

– Я еще вчера придумала. Как я сказала мисс Джесмин, мне не хочется ни в этот мрачный Тауэр, ни в тот торжественный собор. Мне хотелось бы, во-первых, пройти из конца в конец Оксфорд-стрит, а потом за один пенни прокатиться по Темзе.

– По реке за пенни?! – выдохнули все трое. – Это потрясающе! И так дешево. Где ты узнала про это, Поппи?

Поппи просияла.

– Поденщица в «Пенелоп Мэншн», миссис Джонс, сказала, что если мы хотим получить удовольствие, и притом задешево, ничего не может быть лучше прогулки по реке за пенни. Вы сидите в большой такой лодке – уютно, своей компанией, – и вам видно все, что вокруг. Миссис Джонс говорит, что это самый лучший отдых для усталой поденщицы.

– Ну, мы не поденщицы, но нам тоже хочется приятно отдохнуть, – заметила Джесмин. – Чудесная идея, милая Поппи. Скорее идем и прокатимся по реке.

– Я не знаю дорогу к пристани, – вздохнула Примроз. – Я уже помню, как выйти на Оксфорд-стрит, но как пройти к реке?

Оказалось, что Поппи узнала у миссис Джонс номер и цвет омнибуса, который доставит их к пристани у Вестминстера. Спросить, где находится стоянка омнибуса, можно у любого полисмена. Преодолев известную робость, которую некоторые испытывают по отношению к этим достойным и весьма полезным членам общества, наша четверка вскоре катила в направлении Вестминстера, а затем заняла комфортабельные места в одном из речных пароходиков.

Погода была великолепной, не жаркой и не холодной. Летний ветерок приятно обвевал лица и поднимал настроение на небывалую высоту. Поппи забыла свои беды в «Пенелоп Мэншн» и свое отвращение к имени Сара. Забыла мрачную комнатку за кухней, и хмурые складки исчезли с ее лба. Лондон снова стал для нее прекрасным, и будущее вновь осветилось надеждой. Примроз на время забыла треволнения и заботы, оставила раздумья о плане, который скоро надо будет проводить в жизнь. Ее ясное лицо выглядело довольным и беззаботным, как в то счастливое время, когда была жива мама. Она откинулась в кресле, созерцая красоты реки, и целиком отдалась бездумному блаженству.

Две младшие девочки никогда не были слишком обременены заботами и почти ни о чем не беспокоились. Но сегодня они чувствовали себя еще счастливее, чем обычно. Многие пассажиры оборачивались, чтобы взглянуть еще раз на очаровательных сестер и улыбнуться наивному восторгу на лице Поппи.

Они высадились в Бэттерси и очутились в красивом парке. Там они пообедали в старомодном, опрятном ресторане за весьма умеренную цену и уложились в намеченные пять шиллингов.

Каждая из девочек вспоминала потом этот день, как один из счастливейших в ее жизни.

– Но теперь, – торжественно возвестила Примроз, обращаясь к сестрам, – мы должны серьезно заняться выполнением нашего плана.




Глава XX

СКРЫТЬСЯ ОТ ВСЕХ


Друзья в Розбери считали план Примроз глупым и опасным. Но даже они не были готовы к ее поступку и расценили бы его как «венец глупости». Все три сестры участвовали в его обсуждении, но, так сказать, формально, потому что решения принимала все же Примроз. Любое ее слово для сестер было законом. Как бы ни был невероятен план, предложенный старшей сестрой, младшие приняли бы его с энтузиазмом. А ее предложение заключалось в следующем.

– Мы приехали в Лондон, – сказала Примроз, – чтобы постараться стать независимыми и научиться самим зарабатывать на жизнь. Чтобы идти этим путем и не позволить себе соблазниться покровительством миссис Элсуорси или советами мисс Мартиноу, мы никому не оставили своего адреса. В «Пенелоп Мэншн» мы останемся ненадолго, затем съедем. Мы найдем аккуратное и дешевое жилье, где повесим свои муслиновые занавески и будем поддерживать такую же чистоту, как дома. Наши друзья не будут знать, где мы живем, это поможет нам не допустить их вмешательства в нашу жизнь. Как только мы начнем зарабатывать достаточно, мы им напишем.

Джесмин и, конечно, маленькая Дэйзи одобрили эту идею. Джесмин нашла ее романтичной и смелой. Дэйзи сказала, что единственное ее желание – быть рядом с ее любимыми сестрами, а если и Пинк будет рядом, ей больше ничего и не надо.

Итак, когда неделя развлечений подошла к концу, Примроз напомнила сестрам, что настала пора заметать следы.

– Здесь мы еще не скрылись от всех, – сказала она. – Миссис Элсуорси может найти нас в «Пенелоп Мэншн» в любой момент. А после того, как мы познакомились с ее близким другом, мистером Ноэлем, она всегда может попросить его проведать нас. Теперь самое важное – найти убежище, где бы мы спокойно могли искать работу.

– А мне очень понравился мистер Ноэль, – промолвила Джесмин. – Очень жаль, что он имеет отношение к нашей дорогой миссис Элсуорси. Мы могли бы спрашивать у него совета и не бояться никакой зависимости. А вдруг мы станем слишком самостоятельными? Тогда мы будем чувствовать себя одиноко. Я сейчас заплачу. Пусть мне придется выучить страницу из «Аналогии» сегодня вечером, но сейчас я немного поплачу.

– Дорогая, – сказала Примроз, обняв сестру; – я уверена, что такие, как мы, не могут быть слишком независимыми. Но я перестану стремиться к этому, если это ранит твое сердце, Джесмин.

– О, совсем нет, – ответила Джесмин, – у тебя замечательный план. Я ни за что на свете не откажусь от него. Просто вдруг захотелось поплакать… Но теперь мне лучше. И потом, Роз, как мы сможем найти аккуратную и дешевую квартиру, не спросив ни у кого совета?

– Мы можем советоваться с людьми и говорить им, в каком районе мы живем, но не надо указывать номер дома. Есть много способов выяснить то, что мы хотим знать.

– Я поговорю с миссис Дредж сегодня вечером, – сказала Джесмин. – Думаю, она практичная и добрая. Не понимаю, почему ее так не любит мисс Слоукум. Я сегодня же поговорю с ней.

В тот вечер, после чая, Джесмин примостилась на скамеечке у ног миссис Дредж и постаралась очаровать ее. Она умела быть очаровательной, когда хотела. При этом она была достаточно ловка, чтобы собеседник ничего не заметил.

– Мне кажется, у вас большой жизненный опыт, миссис Дредж, – начала Джесмин. – Это видно по вашему лицу. Вероятно, вам многое довелось пережить. – Джесмин гордилась оборотами своей речи, ей начинало казаться, что у нее получается выражаться изящно.

– Пережить, дорогая? – отвечала миссис Дредж. – Что ж, я не молода, а с годами приходит опыт. Но если вы, мисс Джесмин, имеете в виду, что я набралась учености, то вы ошибаетесь. У меня ее нет и никогда не будет, благодарение Господу!

– Вы имеете в виду учености в смысле образованности? – спросила Джесмин. – Разве сегодня образованность – это плохо? И вы благодарны за то, что у вас нет образования?

– Милая мисс Джесмин, – изрекла миссис Дредж весьма торжественно, – образование сегодня отягощает душу и деморализует ум. Нет, нет, это не для меня. Это для таких, как мисс Слоукум! Мисс Джесмин, между нами говоря, мисс Слоукум удивляет меня.

– Да? Однако она очень добрая, – заметила Джесмин. – Но, миссис Дредж, то, о чем я хочу с вами посоветоваться, не имеет никакого отношения к образованию, скорее, к жизненному опыту. Это большой секрет, миссис Дредж, но мы хотим найти дешевое жилье.

– О, моя дорогая, вы собираетесь покинуть «Пенелоп Мэншн Общеизвестно, что это респектабельный и безопасный квартал. Вы все трое молоды и привлекательны, моя дорогая. У вас здесь большое преимущество: вас могут сопровождать зрелые и достойные женщины. Да, милая мисс Джесмин, здесь всем, кроме вас троих и Сары, далеко за пятьдесят. И не говорите, что мисс Слоукум меньше, – я лучше знаю.

– Дорогая миссис Дредж, это тайна, но мы действительно не собираемся оставаться здесь надолго и хотим, если сумеем, найти дешевую квартиру.

– Дешевую, дорогая? Да, я имею опыт в этом вопросе. Вы правы. К какой, примерно, сумме вы склоняетесь?

– Не знаю, – ответила Джесмин. – Наш дом в деревне стоил двенадцать фунтов в год. Не думаю, что мы можем платить так дорого, потому что нам ведь не нужен целый дом, только две комнаты: большая, просторная спальня и маленькая гостиная. Мебель пусть будет простая, но аккуратная. И чтобы доски пола были белые, как снег, хоть ешь на таком полу. И простые неширокие кровати. Покрывала из бумажной ткани с оборками и белые-белые муслиновые занавески на окнах. Мы привезли свои муслиновые занавески. Ханна их постирала, и они стали белые, как снег. Вот такие мы хотим снять простые и недорогие комнаты. Пожалуйста, скажите, не знаете ли вы, где их найти?

Пока Джесмин говорила, миссис Дредж не сводила с нее своих голубых глаз, которые под конец расширились и стали совсем круглыми.

– Милое мое дитя, – сказала она, – вы как будто с луны прилетели. Неужели вы не знаете, что такие комнаты, как вы хотите, труднее всего найти? Да, моя дорогая, я кое-что понимаю в лондонском жилье. Здесь существует непреложный закон: дешевое – грязно, чистое – дорого. Благослови вас Бог! Уж лучше вам оставить фантазии о дешевом и чистом жилье и остаться жить в «Мэншн» – довольными и счастливыми.

Джесмин улыбнулась, вежливо проговорила:

– Благодарю вас, миссис Дредж, – и через минуту с пылающими щеками покинула комнату.

– Примроз, – сказала она сестре, поднявшись наверх, – не надо нам ни у кого просить совета относительно жилья. Мы должны взять карту, пойти и поискать сами. Миссис Дредж сказала, что дешевые комнаты – грязные, а чистые – только дорогие.

Примроз стояла у комода и с присущей ей аккуратностью раскладывала по ящикам вещи, свои и сестер. Она повернулась к Джесмин с улыбкой:

– Для нас есть только один выход: нам придется собственными руками превратить грязные комнаты в чистые. Не расстраивайся, милая, мы больше не будем ни у кого просить совета. Завтра мы пойдем и поищем жилье сами.

На следующее утро сестры рано вышли из дома. Пинк заперли одну в комнате. Заметим в скобках, что Пинк совсем не нравилось ее новое жилище, что выражалось в безобразном поведении: она разбила два блюдца и чашку, опрокинула миску с молоком и стащила где-то ножку цыпленка. В результате она впала в большую немилость. Нередко можно было услышать от миссис Флинт: «Эта ужасная кошка!» До сего времени, однако, ей все сходило с рук.

Итак, сестры отправились на поиски квартиры.

– Лондон, – сказала Примроз поучительно, – поделен на части, как любой большой город. Есть северный Лондон и южный Лондон, западный и восточный. В западной части, как мне говорили, живет аристократия. Там квартиры очень дороги. Мы, конечно, не пойдем туда. В восточной части живут невероятно бедные и грязные люди; туда мы, конечно, тоже не пойдем. Таким образом, мы должны выбрать между севером и югом. Я склоняюсь к северной части Лондона.

– «О, Север, темный, ласковый и нежный…» – продекламировала Джесмин с пафосом. – Мы обязательно должны попасть на север, Роз, но как?

– Спросим у полисмена за этим углом, – решительно ответила Примроз.

Получив точную инструкцию, девочки очень скоро оказались в омнибусе, направляющемся в Холлоуэй. Они прибыли туда около полудня и приступили к поискам. Какой это был утомительный день! И как ужасающе неопытны были девочки! Они ничего не знали о лондонских ценах и не могли понять, обманывают их или нет.

– Ничего из того, что мы видели, нам не подходит, – твердо сказала Примроз. – Но мы не вернемся в «Мэншн», пока не найдем квартиру.

Все очевиднее становилось, что миссис Дредж говорила абсолютную правду. Чистые, светлые и привлекательные комнаты были слишком дороги для тощего кошелька Примроз. Наконец она приняла решение.

– Девочки, – сказала она, – мы снимем грязные комнаты и вычистим их. Мы умеем и скрести, и чистить, и полировать. Помнишь, Джесмин, как была шокирована мисс Мартиноу, застав тебя на коленях, в перчатках, полирующей каминную решетку в нашей гостиной в Розбери? Ты тогда сказала, что тебе нравится эта работа. Как она расстроилась, и как сияла решетка!

– Давайте не будем сейчас говорить о Розбери, – попросила Джесмин дрогнувшим голосом. – Да, конечно, мы можем вычистить наши комнаты. Можем оклеить стены обоями и побелить потолки. Теперь мы, по крайней мере, знаем, что делать. В следующем же доме с надписью «сдается» мы снимем грязные комнаты. И, конечно же, они будут дешевы.

– Что вы думаете о той мансарде в последнем доме? – спросила Примроз в раздумье. – Комнаты там просторные и не очень темные. Если мы сменим обои, побелим потолки и отскребем полы, может, они и подойдут. За них просят недорого для Лондона – всего двенадцать шиллингов в неделю.

– Да, цена огромная, – насмешливо сказала Джесмин. – Хозяева выглядят бедными, измученными заботами. Ладно, вернемся туда, Примроз. После ремонта эти комнаты станут вполне уютными. Как зовут хозяйку? Миссис Дав? Вернемся к ней и снимем ее чердак.

Так девочки Мэйнуеринг обрели жилье на небольшой улочке, недалеко от Джанкин Роуд. Это было странное жилье, на чердаке высокого, беспорядочно выстроенного дома. Но миссис Дав показалась им женщиной добродушной и не возражала против того, чтобы девочки своими силами сделали ремонт. Когда Примроз сняла квартиру в плохом состоянии, да еще заплатила за неделю вперед, хозяйка совсем подобрела. Теперь, каждое утро, сразу после завтрака в «Пенелоп Мэншн», сестры отправлялись приводить в порядок свое новое жилище. Там они изо всех сил трудились: клеили, белили, а под конец даже рисовали. К концу недели миссис Дав едва узнала свою мансарду и даже назвала ее элегантной квартирой. Энтузиазм трех юных сестер и ее немного заразил. Она взялась вымыть окна и подновить старую мебель. И все же, когда комнаты были готовы, они были далеки от идеала той лондонской квартиры, которую представляла себе Джесмин. В течение следующей недели девочки готовились к переезду на новое место по адресу: Эден-стрит, 10. Никому в «Пенелоп Мэншн» о переезде не сказали. Добрые леди из «Мэншн» были заинтригованы тем, что девочки каждый день исчезают сразу после завтрака и возвращаются вечером разгоряченные и усталые, и при этом довольные. Однако Джесмин перестала беседовать с миссис Дредж, а Примроз умудрилась даже мисс Слоукум держать на расстоянии. Миссис Мортлок, будучи женщиной богатой и решительной, собралась было подкупить Дэйзи сладостями, но даже этот ангелочек оказался стойким и неподкупным.

– Большое вам спасибо за эти вкусные шоколадные конфеты, – сказала она. – Конечно, я люблю их, и вы так добры, что дали их мне. Где мы проводим время? Но это тайна Примроз. Вы же не считаете меня настолько испорченной, чтобы выдать чужой секрет?

Так прошла неделя, и их «гнездышко», как они стали называть свои комнаты, было готово принять жильцов. Вымытые окна обрамляли белоснежные муслиновые занавески. На стенах красовались чистые обои, нежного розоватого оттенка. Поверху шел нарисованный от руки бордюр. В небольшой спальне стояли три узкие застеленные белыми покрывалами кровати.

– Давайте купим сюда цветы, – предложила Джесмин. – Надеюсь, они не слишком дороги в Лондоне.

Потом настало утро, когда сестры, как обычно, покинули «Пенелоп Мэншн», и только миссис Флинт и Поппи знали, что вечером они не вернутся. Миссис Флинт негодовала по поводу их отъезда, но ничего не сказала. Она взяла себе за правило не говорить попусту. Зачем переживать из-за того, что все равно случится? Однако в данном случае она была возмущена, ибо считала, что ни одно место не может сравниться с «Пенелоп Мэншн». Бедняжка Поппи в слезах прощалась с юными леди, которых искренне любила. Сердце ее было почти разбито.

– Вот и все, мисс Джесмин, – грустно сказала она, – и даже на смертном одре я скажу, что Лондон – совсем не то, что мы о нем думали. И суета здесь, и грязь, и бесконечные, горькие разочарования. И, кроме одного счастливого дня, проведенного с вами, милые мои леди, не знала я в Лондоне счастья. Ах, мисс Джесмин! – Поппи подошла совсем близко к Джесмин и не сводила с нее глаз. – Как ужасно врут романы! Я читала их до отъезда в Лондон и рисовала себе такие чудесные картины. А что я вижу? Леди из «Мэншн», которые мне совсем не симпатичны. Вы уезжаете, а куда – не говорите. И я больше не Поппи-цветок, а Сара-Джэйн – чернорабочая. И даже если бы у меня был самый красивый чепчик с витрины на Бонд-стрит, я бы и то не смогла улыбнуться, мисс Джесмин!




Глава XXI

ПОИСКИ УЧИТЕЛЕЙ


У миссис Дав было много жильцов. Она сдавала комнаты на каждом этаже и называла жильцов по этажам: первый этаж, второй, третий. Девочек она называла «чердак», что очень раздражало Джесмин.

– Это почти так же плохо, как быть «плевелом». Девочки, милые! Вот уж не думала, что превращусь в «чердак»! Какой противный город – Лондон. Начинаю думать, что Поппи правильно разочаровалась в нем.

– А я начинаю думать, что Лондон, как и все города, имеет и темные, и светлые стороны, – отозвалась Примроз, – вот и все.

Миссис Дав беспокоили не только жильцы (а они беспокоили ее с утра до вечера, и миссис Дав в полном несоответствии со своим именем[11 - Дав (dove) – голубка (англ.).] вечно кого-нибудь пилила или бранила), у нее был еще и муж, и он не давал ей покоя сильнее любого жильца. Иногда он исчезал на целую неделю, и тогда в доме № 10 воцарялся относительный мир. А потом вдруг появлялся, когда его уже не ждали, напевая громким дребезжащим голосом:
		Миссис Дав, любовь моя,



		Лишь с тобою счастлив я!








Тогда миссис Дав становилось неловко. Но если эти сладкие слова ее благоверного были случайно услышаны кем-нибудь из жильцов, настроение ее менялось, и она краснела от удовольствия. Меньше чем через неделю пребывания в доме № 10 по Эден-стрит сестры ощутили себя почти в раю.[12 - Эдем (eden) – земной рай (англ.).] Однако по отношению к другим жильцам они держались особняком.

Девочки распаковывали и раскладывали по местам вещи и книги, прибирали свои комнаты, ходили на прогулки, словом, были заняты с утра до вечера. Примроз объявила, что две недели они будут обживаться на новом месте, а потом начнут учиться зарабатывать деньги. Никогда еще девочкам не приходилось напряженно учиться. Примроз любила рисовать, но у нее не было специальных знаний и навыков, а это весьма существенно во всех областях искусства. Она никогда не училась живописи, однако у нее был острый и точный глаз и чувство цвета. Примроз увидела в витринах красиво расписанные фарфоровые изделия и решила учиться этому ремеслу. После недолгих поисков и переговоров с миссис Дав, и даже с ужасным мистером Давом, она направилась к учителю, который обещал обучить ее за двенадцать уроков с оплатой три фунта три шиллинга. Примроз понятия не имела, хорош этот учитель или плох, а также велика такая плата или мала. Но она согласилась и потратила некоторую сумму из своего маленького капитала на приобретение необходимых материалов.

– Мистер Джонс уверяет, что после двенадцати уроков я смогу начать продавать некоторые из моих тарелок и других изделий. Он сказал, что будет рад поместить их в витрину магазина, – сказала Примроз со своей милой, спокойной улыбкой, – и что я за несколько месяцев смогу окупить плату за обучение.

– Так, – промолвила Джесмин, – а что буду делать я? Представь себе, ты станешь художницей и в свободное время распишешь наш чайный сервиз, а я куплю его у тебя, ведь я тоже буду зарабатывать. Вдвоем мы вполне сможем содержать нашу Дэйзи и ее любимую кошку, правда, дорогая? Знаешь, Примроз, я чувствую призвание к писательству – поэзии и прозе. С тех пор как мы приехали в Лондон, у меня складывается сюжет для рассказа. В нем будет выведен мистер Дав в образе хулигана, а также миссис Дредж и мисс Слоукум. И, конечно, ты будешь героиней, моя прекрасная сестра. Я хочу купить бумаги и со следующей недели по вечерам начну писать рассказ. Однако мы приехали в Лондон, чтобы учиться и развивать наши таланты, и, пожалуй, мне следовало бы взять несколько уроков грамотной речи. Я уже не считаю, что миссис Флинт говорит по-английски правильно. Артур Ноэль говорит совсем не так, как она, и миссис Элсуорси – тоже. Потому что она – настоящая леди, а он – джентльмен. Где бы мне найти учителя языка? Вот если бы встретить снова Артура Ноэля, он бы помог мне!

– О, Джесмин, это ужасно, что ты так много думаешь об этом незнакомце и называешь его по имени. Не надо так, дорогая. Это неправильно.

– Мне он не кажется чужим, – ответила Джесмин, откидывая назад длинные локоны. – Но, Роз, где найти учителя? Пойми, чтобы зарабатывать пером, его надо отточить. Я уже почти сочинила стихотворение, которое, без сомнения, взяли бы… в «Ревью». Оно ничуть не хуже стихотворения Теннисона,[13 - Альфред Теннисон (1809–1892) – крупный английский поэт-лирик викторианской эпохи.] которое они недавно опубликовали. Но мне лучше не посылать его, пока я не возьму несколько уроков у человека, который умеет писать. К кому мне идти, Примроз?

– Тебе следует пойти в школу, дорогая, – ответила Примроз. – Здесь, за углом находится учебное заведение для девушек. Мы зайдем туда сегодня и спросим, можно ли взять уроки литературного мастерства.

Мисс Эгертон, директор института благородных девиц, выслушав скромную просьбу Джесмин, посмотрела на нее удивленно, но одобрительно.

– Я не хочу учиться ни французскому, ни немецкому языку, ни музыке, – сказала девочка, – но я хочу, чтобы мне помогли сделать мои стихи певучими и легкими и чтобы оценили мои сюжеты. Потому что я собираюсь, – продолжала Джесмин, глядя в изборожденное глубокими морщинами лицо мисс Эгертон, – зарабатывать на жизнь литературным трудом. Моя сестра будет художником, а я хочу стать писателем и поэтом.

Мисс Эгертон признавалась потом, что она никогда не встречала таких удивительных девочек. Они были такими хорошенькими, непосредственными, а времена – такими тяжелыми… Но все ее ученицы успешно поступали в высшие учебные заведения, и, хотя она мало знала о сочинении стихов и развитии сюжетов, она обещала зачислить Джесмин в свой институт, чтобы направлять ее чтение и, по возможности, помочь ей. Она была очень доброй, славной женщиной и предложила следующее.

– Где будет находиться ваша младшая сестра, если вы обе так заняты, юные леди? – спросила она.

– Дэйзи обещала быть умницей, – лицо Пимроз озарилось нежной улыбкой. – Дэйзи будет ждать нас дома, и смотреть за Пинк, и заниматься рукоделием. Она знает, что если будет хорошо себя вести, оставаясь дома одна, то поможет осуществлению наших планов.

Мисс Эгертон посмотрела Дэйзи в глаза. Когда-то у этой изможденной и сухой старой дамы была младшая сестра, похожая на Дэйзи. Она давным-давно покинула этот мир. При воспоминании о маленькой Констанс мисс Эгертон почувствовала большую нежность к Дэйзи Мэйнуеринг.

– Ваша младшая сестра не должна оставаться дома одна, – сказала она. – Пусть она тоже приходит ко мне. Пока я буду учить мисс Джесмин, Дэйзи может играть или вышивать, по ее желанию, но не одна в вашей квартире, а в одной комнате с нами.

На этом они и сошлись, и все три девочки с нетерпением ожидали начала новой жизни.

Когда Примроз попросила мистера Дэйнсфилда выдать ей оставшийся небольшой капитал, он был недоволен и выразил ряд опасений. Однако из всех друзей он меньше других возражал против плана Примроз, поэтому она охотнее прислушивалась к его советам, чем к советам миссис Элсуорси и мисс Мартиноу. В одном из разговоров мистер Дэйнсфилд сказал ей следующее:

– Моя дорогая, вы оказались в довольно необычном, но весьма неблагоприятном положении. Вы все трое очень молоды, и при этом абсолютно свободны в выборе действий. Что называется, сами себе хозяева. Никто в целом свете вас не контролирует. Если вы просите выдать ваши деньги, я не могу вам отказать, у меня просто нет выбора. Деньги ваши, и если вы хотите их получить, я обязан их вам отдать. Должен с сожалением сказать, что миссис Элсуорси и мисс Мартиноу в ужасе от вашего плана. Может быть, я не прав, но я, скорее, согласен с вами. Я поражен вашей смелостью и уверенностью в победе. Думаю, что, хотя вам и предстоит тяжелая борьба, вы все преодолеете. Но есть одно обстоятельство, которое меня весьма беспокоит: я хотел бы сохранить для вас часть ваших денег. Сейчас у вас в банке ровно двести фунтов. Какую часть этого капитала вы намерены истратить за год?

– Как можно меньше, – ответила Примроз.

– Бесспорно, моя дорогая, но вам следует точно представлять себе сумму в соответствии с вашими расходами. Я бы посоветовал вам не превышать семидесяти фунтов в год. Если вы уложитесь в эту сумму, то будете обеспечены почти на три года. Я разделю ваши семьдесят фунтов на четыре части и буду высылать их вам по первому требованию. Вам прежде не приходилось экономить, беречь и хранить деньги. Поверьте, не стоит хранить крупные суммы в лондонской квартире или носить их при себе. Это небезопасно. Примите мой совет, мисс Примроз, и позвольте мне быть вашим банкиром.

– Тут есть одно препятствие, – сказала Примроз. – Мы действительно хотим быть независимыми. Однако мы понимаем, что неизбежно столкнемся со всякого рода трудностями. Чтобы не поддаться возможному искушению и минутной слабости, мы с Джесмин решили не сообщать нашего адреса друзьям из Розбери, по крайней мере, в течение двух лет. Как вы сможете посылать нам деньги, мистер Дэйнсфилд, не зная адреса?

– Моя дорогая, вы слишком упрямы. Хотя я восхищаюсь вашим мужеством, не могу одобрить стремления прекратить всякую связь с друзьями. Однако и не могу этому помешать. Удовлетворит ли вас, мисс Примроз, мое торжественное обещание использовать ваш адрес только для отправления денег каждый квартал и никому его не сообщать?

В конце концов, это предложение было принято, и Примроз стала получать ежеквартальное пособие.




Глава XXII

СОВМЕСТНЫЕ РОЗЫСКИ


После встречи с Джесмин в соборе святого Павла Артур Ноэль вернулся в свои роскошные апартаменты в Вестминстере и написал миссис Элсуорси следующее письмо.






«Моя дорогая приемная мама, случилась любопытная вещь. Я встретил сегодня случайно трех девочек, в которых вы принимаете большое участие. Встреча произошла в соборе св. Павла, и я поговорил со средней сестрой. Светлое, но грустное выражение ее лица привлекло мое внимание. Она, отделившись от остальных, села на скамью, а затем опустилась на колени и закрыла лицо руками. Бедная юная душа! Я подумал, что она плачет. Она показалась мне еще более привлекательной, и я заговорил с ней. Она устремила на меня свой светлый взор, и мы сразу стали друзьями. Я повел ее по собору, показал несколько памятников. Она в высшей степени умна. Затем к нам присоединились ее сестры и подбежал ваш сын, и, конечно, выяснилось, как его зовут. Я заметна смущение и удивленные взгляды. Девочка, с которой я заговорил, покраснела, затем побледнела, ее темно-серые глаза наполнились слезами. „Я знаю Элсуорси. Они – мои самые дорогие друзья!“ – воскликнула она. Прежде чем расстаться, я выяснил, где живут эти девочки. Их сопровождала чопорного вида пожилая леди, которая представилась мне как мисс Слоукум. Она проявляет большую заботу о милых девочках. Все три совершенно очаровательны, и я сразу полюбил их всех.

Могу ли я что-нибудь сделать для них? Я помню, Вы писали, что они упрямы, и мисс Джесмин подтвердила Ваш рассказ, придав ему, конечно, свой колорит. Мне жаль их, но все же, простите меня, мама, я восхищен их мужеством. У старшей такой взгляд, что никто не посмеет сказать ей грубость. Такое сочетание наивности и достоинства не часто встретишь. Итак, можно ли им помочь? Это удивительно, но я чувствую необыкновенную симпатию к ним. Я никогда не забуду, как давным-давно я тоже был одинок в Лондоне и как Вы приютили меня. Помните ли Вы, как при первой встрече взяли мою худую, грязную руку, заглянули мне в лицо и сказали: «Этот мальчик, несомненно, сын джентльмена, хотя и одет в лохмотья «. Я не помню, чей я сын, но помню, как обнимал красивую женщину и называл ее мамой. С тем светлым образом меня разделили страх и отчаяние, страдание и жестокость. Мои воспоминания стали меркнуть и походить на сон. Что было дальше, Вы знаете – Вы взяли меня к себе.

Странная вещь, но эти девочки, особенно маленькая Джесмин, напомнили мне о той женщине, чье прекрасное лицо я целовал когда-то. Не могу ли я что-нибудь сделать для Ваших девочек? Есть тысячи возможностей помочь им, не ранив их гордые сердца.

    

Нежно любящий Вас



    

Артур Ноэль»







Очень скоро мистер Ноэль получил ответ от миссис Элсуорси:






«Мой дорогой Артур!

Твое письмо принесло мне несказанное облегчение. Доброе Провидение направило тебя в собор св. Павла в тот день. Моя милая маленькая Джесмин! Я люблю ее больше двух других. Милый Артур, моя молитва помогла найти девочек в этом ужасном «Пенелоп Мэншн «. Они так своевольны и упрямы, что им можно помочь только обманом. Ты должен употребить свое влияние, чтобы вытащить их из этого ужасного пансиона. Найди приличную квартиру и познакомься сначала с хозяйкой. Если она вызовет твое доверие, скажи, чтобы она за платой обращалась ко мне, но ни в коем случае не проговорилась бы об этом девочкам. Сними квартиру в Кенсингтоне: это приятный, спокойный, респектабельный район. Постарайся, чтобы квартира находилась в бельэтаже тихого, приличного дома, и попроси хозяйку предложить ее девочкам за пять шиллингов в неделю или около этого – за самую дешевую цену. Примроз так неопытна, что считает пять шиллингов значительной суммой. Договорись с хозяйкой о необходимых удобствах: газе и отоплении. И не мог бы ты снять квартиру с электрическим освещением – это еще редкость в частных домах, но газ так вреден для здоровья. Правда, девочки могут пользоваться свечами. Попроси хозяйку снабдить их лучшими свечами и скажи, что я буду платить отдельно, если она возьмется сопровождать их во время прогулок. И, пожалуйста, Артур, дорогой, не разрешай им ездить в омнибусах. Но, прежде всего, пересели их из этого ужасного «Пенелоп Мэншн «как можно скорее.

    

Твоя любящая приемная мама



    

Кэт Элсуорси»







Но, увы! Когда Артур Ноэль, в соответствии с инструкциями миссис Элсуорси, пришел проведать девочек, его встретила миссис Флинт, которая сообщила ему своим вкрадчивым тоном, что юные леди съехали и, видимо, не доверяют ей, потому что не оставили адреса.

Когда он собрался уходить, к нему подбежала Поппи Дженкинс.

– Я услышала, что вы спрашиваете о моих любимых подругах. К сожалению, они уехали. Такие прекрасные – и лицом, и манерами. Но они сюда больше ни ногой. «Мэншн» им не подходит, и это неудивительно. Я думаю, они нашли себе более подходящее жилье, но адреса и мне не оставили. Нет, сэр, я ничего о них теперь не знаю. Да, сэр, это правда, это такая потеря для меня.

И Поппи, закрыв лицо руками, зарыдала и убежала в свою дальнюю комнатку.

Ноэль написал миссис Элсуорси, она срочно ответила. Затем они вместе пытались найти девочек, но все бесполезно – они так и не смогли отыскать в Лондоне сестер Мэйнуеринг.




Глава XXIII

ТЕМНЫЕ ДНИ


– Как ужасно холодно, Примроз!

Это сказала Джесмин, сидевшая возле ярко горевшего камина в их гостиной.

Девочки уже несколько месяцев жили на Эден-стрит. Исчезли летние цветы, переменилась погода. Вечер был мрачным и туманным, как это бывает в позднем ноябре. Обои в маленькой гостиной по-прежнему отсвечивали розовым светом, но занавески на окнах постепенно стали желтеть. Туман проникал сквозь плохо пригнанные окна мансарды, отчего казалось, будто комната очутилась в облаке. Лица девочек изменились вместе с погодой. Джесмин утратила большую часть своей живости, часто была раздражена и совсем не походила на то радостное и сияющее создание, каким она покинула Розбери.

С лица Примроз исчез нежный румянец. Она стала, пожалуй, слишком бледна, что сильно портило ее, но глаза оставались ясными и спокойными. Ее платье было простым и аккуратным, манеры – мягкими и полными достоинства, как всегда.

Влияние холода на Дэйзи в тот момент не было заметно, поскольку она спала на двух подушках в углу гостиной, тепло укрытая пушистым одеялом. Пинк уютно мурлыкала в ее объятиях.

– Как холодно, Примроз, – повторила Джесмин и, поскольку сестра ничего не ответила, продолжая спокойно штопать чулок, прибавила: – Мне кажется, ты стала чересчур скупой. Почему нельзя купить побольше угля? Огонь слишком слаб для такой погоды, улицы уже покрыты снегом, а по углам комнаты – этот жуткий сырой туман.

– Перестань, Джесмин, – ответила Примроз, отложив работу и склонившись к младшей сестре, сидевшей на коврике перед камином. – Я берегу уголь до той поры, пока Дэйзи не проснется. Мы же договорились не тратить слишком много. Я не могу купить еще угля, пока мистер Дэйнсфилд не пришлет очередной чек. Закутайся в мою меховую накидку, дорогая, и ты сразу согреешься.

Джесмин, дрожа, медленно прошла в спальню и через минуту вернулась, но не с меховой накидкой, а с белой шерстяной шалью.

– Мистер Дэйнсфилд пришлет деньги только через неделю, – сказала она. – Ах, Примроз! Я думала, из тебя получится лучшая домоправительница, и нам не придется дрожать от холода.

Примроз улыбнулась.

– Джесмин, дорогая, – сказала она, – ты сегодня в мрачном настроении, иначе не стала бы говорить со мной таким тоном. Ты, наверно, забыла, что мы не можем потратить больше, потому что у нас украли пять фунтов. Когда придут деньги от мистера Дэйнсфилда, мы купим еще угля. Джесмин, я знаю, что с тобой: ты и половины обеда не съела. Когда я сегодня зашла навестить мисс Эгертон, она дала мне три замечательных яйца, совсем свежих. Мы съедим их сегодня на ужин.

– Нет, не съедим, – глаза Джесмин вдруг наполнились слезами, и ее раздражительность сменилась нежностью и печалью. – Эти яйца надо оставить для Дэйзи, и никто больше не должен их есть. Ты знаешь, Примроз, что мисс Эгертон считает Дэйзи слабенькой?

– Она ошибается, – ответила Примроз. – Только тот, кто не знает Дэйзи, может счесть ее слабой. Она выглядит не очень крепкой, но это не так. Я очень беспокоюсь о ее здоровье, но с ней все в порядке. Посмотри на нее, какой у нее нежный румянец.

– Мисс Эгертон сказала, что она похожа на ее младшую сестру, – продолжала Джесмин и вдруг остановилась. – Что ты, Примроз? Ты что, собираешься заплакать? Не надо, пожалуйста. Это будет ужасно, если ты заплачешь. Нет, Примроз, Дэйзи не похожа на маленькую Констанс Эгертон. Это наша Дэйзи, и она только выглядит слабенькой, а на самом деле очень сильная. Она никогда не простужается. Она, конечно, будет хорошо питаться. А мы с тобой не должны огорчаться из-за того, как бедно мы живем. Ведь правда, королева Роз?

Примроз быстро смахнула набежавшие слезы, а затем обняла и поцеловала сестру.

– Давай-ка вспомним наш добрый старый уговор: не грустить, не жаловаться, не плакать. А-а! Вот и наша птичка просыпается. Давай, Джесмин, подбрось угля в камин, пока я приготовлю ужин – овсяную кашу для нас с тобой и прекрасное свежее яйцо с чашкой теплого молока для Дэйзи.

– Пинк тоже хочет молока, – сказала Дэйзи, вылезая из своего мягкого гнездышка на диване. – Пинк похудела в два раза. Я могу прощупать все косточки на ее спине. Я знаю, она хочет сливок. Ах, девочки, какой сон я видела – мне приснилось, что Принц нашел нас.

– Принц? – удивилась Примроз.

– Да. И он был похож на джентльмена, которого мы давным-давно встретили в соборе святого Павла. Знаешь, Примроз, я так устала от Лондона!

– Ничего, дорогая, – отвечала старшая сестра, – ты сейчас видишь только печальную сторону событий. Подожди до Рождества. Скоро мистер Дэйнсфилд пришлет нам деньги.

– Я написала еще одно стихотворение сегодня ночью, – сказала Джесмин. – Я назвала его «Ода печали». Оно очень грустное. Написано белым стихом. Оно о людях, которым холодно и голодно. Я описала в нем и лондонские туманы, и чердачные комнаты, и занавески, которые когда-то были белыми, а теперь пожелтели от дыма и сажи. И слякоть на улицах, вдруг покрывшихся снегом. Это очень печальное стихотворение. Я плакала над ним. Не решилась показать его мисс Эгертон. Она ужасно придирается, и потом у нее не во всем хороший вкус. Она хвалит мои произведения, только если они совсем простые, почти детские. Стихотворение «Ода печали» абсолютно не похоже на «Потерянный рай» Мильтона. Оно сильное, но мрачное. Можно, я прочту его тебе после ужина, Примроз?

– Если хочешь, дорогая, – ответила Примроз. – Но почему тебе нравится писать такие мрачные стихи?

– Не знаю. Они соответствуют моему настроению. Ты что-нибудь знаешь о каких-нибудь грустных журналах?

– Да, один я видела на столе миссис Дав. Он назывался «Уотч».[14 - Watch – часы (англ.).] Я просмотрела его, и он мне показался совсем невеселым.

– А, знаю, – заметила Джесмин. – Но есть еще хуже, чем этот. Миссис Дав однажды показала мне его. Она очень любит читать. Она сказала, что она и фартинга.[15 - Фартинг – самая мелкая английская монета достоинством 1/4 пенса.] не даст за книгу, которая не заставляет горько плакать. Она показала мне новый журнал, который ей нравится. Он называется «Даунфолл»[16 - Downfall – упадок, падение (англ.).] Она говорит, что он мало известен, но чрезвычайно меланхоличен. Послать мое стихотворение в «Даунфолл», Примроз?

– Если хочешь, дорогая. Но я не в восторге от названия и не думаю, что миссис Дав может быть советчиком в такого рода делах.

– Нет-нет, у нее прекрасный вкус, – возразила Джесмин. – Она говорит, что «Даунфолл» принимает только по-настоящему талантливые вещи. Я, конечно, могла бы писать в один из журналов «За шиллинг». Если хочешь, я пошлю мое стихотворение в один из них.

Прежде чем Примроз успела ответить, послышался стук в дверь, и миссис Дав, закутанная с головой в толстый шерстяной платок, вошла в гостиную.

– Извините за беспокойство, юные леди, – сказала она, – но не могли бы вы одолжить мне три шиллинга и десять пенсов. Дав работает по найму и не появляется, а если я не заплачу пекарю эту сумму, он не даст мне хлеба на воскресенье.

Примроз нахмурилась. Помолчав полминуты, она произнесла:

– Я дам вам деньги, миссис Дав, но, пожалуйста, не просите больше. Вы знаете, что на сегодняшний день должны мне почти два фунта.

– Благодарю вас, моя дорогая мисс Мэйнуеринг, – сказала сладким голосом миссис Дав, поспешно спрятав жалкие шиллинги Примроз. – Вы всегда меня выручаете. Как только Дав вернется, я отдам вам и эти деньги, и те, что вы давали мне раньше. Он сейчас на очень выгодной работе, и ваши деньги в полной безопасности. Мисс Джесмин, я принесла вам номер «Даунфолла» за эту неделю. Там печатается потрясающая история с продолжением. Я пролила над ней море слез. Ужаснейший бродяга оказывается маркизом. Все персонажи сплошь знатного рода. Какой это страшный удар – родиться герцогом и опуститься до пекаря. Да вы сами прочтете, мисс Джесмин, и будете захвачены сюжетом.




Глава XXIV

ЗАМЕЧАНИЕ ДАВА


Примроз всегда считалась очень бережливой. Ее талант к выгодным покупкам, способность лучшим образом распорядиться деньгами – «выжать из шиллинга все, что можно», – проявился с самых ранних лет. В последние годы жизни мать доверяла Примроз делать покупки для всей семьи, и владельцы магазинов в Розбери продавали этой ясноглазой девушке свои лучшие товары по самой низкой цене. Поэтому, приехав в Лондон, Примроз была уверена, что этот талант и здесь сослужит ей хорошую службу. Она надеялась найти такие магазины, где можно купить дешево самое лучшее. Расходы она планировала аккуратно и хорошенько продумав. Маленькую сумму, в которую им надо было уложиться, она поделила на недели и решила не тратить ни пенса больше. Но, увы! В городе она столкнулась с проблемами, которых не знала раньше. До сих пор она знала только честных торговцев. Но теперь сестры имели несчастье поселиться в доме, где честность не была в ходу. Миссис Дав запросто могла стащить что-нибудь у девочек, и при этом никогда не призналась бы даже самой себе, что она воровка. Просто она не считала за воровство взять их уголь вместо своего – конечно, по ошибке. Она не считала воровством, готовя им мясо по воскресеньям, вначале вскипятить его и из этого бульона сварить отличный суп для многочисленных, голодных, маленьких Давов. Она не считала воровством оплатить часть булок, съеденных ее детьми, деньгами Примроз, а также не считала зазорным подливать воды в молоко, которое покупала для Мэйнуерингов, И ко всему прочему она не считала воровством не отдавать долгов. Примроз не прожила и двух недель в доме миссис Дав, как у нее стали просить то шесть пенсов, то полкроны, то шиллинг, то два. Как правило, она «отдавала» деньги примерно так:

– Если можно, мисс, я хотела бы отдать вам мой маленький долг. О господи! Я была уверена, что у меня есть полкроны в кошельке, но забыла, что Дав взял их, когда пошел на работу сегодня утром. Пожалуйста, мисс Мэйнуеринг, возьмите полтора шиллинга в счет долга. Остальное я отдам через час-другой. Это будет удобно?

Конечно, это было удобно для миссис Дав – вычеркнуть полкроны долга как погашенные и удивленно уставиться на Примроз, если та отваживалась попросить вернуть невыплаченный долг.

Но самым удивительным было то, что миссис Дав искренне считала себя честнейшим человеком. Возможно, если бы девочки имели дело только с ней, они смогли бы как-то бороться с ее плутовством. Но, увы! Увы! Если миссис Дав хоть считала себя честной, ее супруг даже не претендовал на это прекрасное качество. Бедная Примроз не догадывалась, что потеря пяти фунтов, которая принесла ей столько горя и даже добавила ранней седины в ее золотистые волосы, – дело рук Дава. Он явился на чердак, когда девочек не было дома, спокойно открыл сундук, ловко и аккуратно перерыл вещи, нашел единственную купюру и взял ее!

Когда девочки обнаружили пропажу, Дав негодовал больше всех. Он обсуждал с ними кражу, искал деньги в сундуке в их присутствии, сказал, что у него есть кузен-детектив, которого он попросит выследить вора, и в то же время клянчил у «юных леди» десять шиллингов, ссылаясь на свою бедность.

Хотя девочки и понимали, что не получат своих денег обратно, они все же считали, что Дав проявил некоторую доброту и участие к ним, и никак не думали, что пять фунтов перекочевали в его карман.

В результате бедная Примроз, несмотря на все усилия, к Рождеству, когда дни стали холодными и короткими, осталась почти без денег. Конечно, вскоре должно было прийти ее квартальное пособие, но за несколько дней до этого она разменяла последний фунт. У нее, правда, было то, о чем забыли ее сестры, и о чем, к счастью, не знал Дав, – письмо от мистера Дэйнсфилда. Она его не открывала и держала подальше от посторонних глаз. Ни за что она бы его не вскрыла – нет, нет, этот конверт был отложен на время великой нужды. Примроз лелеяла надежду, что этот черный, страшный час никогда не настанет, и она сможет вернуть конверт в целости и сохранности щедрому дарителю. В эти мрачные дни накануне Рождества она крепилась изо всех сил и сидела с утра до ночи за работой, расписывая фарфор. Она достигла больших успехов в этом искусстве, но, увы! – ее изделия не продавались. Мистер Джонс, учитель Примроз, хвалил ее изделия, однако пока их никто не покупал.

К сожалению, Джесмин переносила их теперешнюю жизнь гораздо тяжелее, чем старшая сестра. Она была из тех натур, которые раскрываются с лучших сторон при солнечном свете. Холодные ветры испытаний чересчур остро ранили это нежное, теплолюбивое создание. Джесмин по самой своей природе не могла переносить бедность. Она родилась в Италии, и что-то от итальянской живости и любви к легкой жизни и красоте, казалось, всегда витало вокруг нее. Она была талантлива. При определенных условиях ее талант мог сделать ее знаменитой. Но выносливой она не была. Тогда как Примроз терпела и боролась, Джесмин могла умереть.

Младшая сестра была слишком мала, чтобы остро реагировать на изменения жизненных обстоятельств, если только ее не разлучали с Примроз и Джесмин. Она, пожалуй, единственная из трех не изменилась с переезда в Лондон. Но хотя настроение Дэйзи оставалось бодрым и ее не мучили заботы и не слишком удручало свинцовое небо и сырые от тумана комнаты чердака, ее маленькое тело страдало от холода и непогоды. От лондонских туманов она простудилась, кашляла и теряла аппетит. Старшие сестры, однако, не считали ее болезнь тяжелой, и только мисс Эгертон находила все большее сходство между Дэйзи и своей младшей сестрой Констанс.

Все меньше дней оставалось до Рождества, а сестры пока не находили своего места в жизни. Они не были сломлены, но даже Примроз устала повторять, что в новом году солнце осветит их лондонскую жизнь. Ежеквартальная помощь от мистера Дэйнсфилда всегда приходила в первый день месяца. Первого декабря, ожидая желанное письмо с его еще более желанным содержимым, девочки позволили себе более вкусный завтрак: они съели кресс-салат. Примроз и Джесмин положили по сардинке на хлеб с маслом, а для Дэйзи, что бы ни случилось, всегда было свежее яйцо, которым она делилась с Пинк. Кошка была разборчива и предпочитала верхушки от яиц. Во время завтрака вошла мисс Дав и вручила Примроз письмо. Перед этим она сочла нужным внимательно изучить надпись на конверте, обратила внимание на название почтового отделения, откуда было послано письмо, и на марку на конверте. Под предлогом разговора с Джесмин она медлила покидать комнату, наблюдая за лицом Примроз, вскрывающей конверт.

– Это от мистера Дэйнсфилда, Примроз? – воскликнула Джесмин. – Извините, миссис Дав, нет, мне не очень понравился рассказ в новом номере «Даунфолла».

Миссис Дав имела привычку говорить подчеркнуто вежливым тоном, если чувствовала себя уязвленной. Сейчас она произнесла достаточно язвительно:

– Не следовало и ожидать, что мнения юной леди и умудренной опытом женщины совпадут. Не стану мешать вам читать свежие новости от оставленных вами друзей.

С этими словами миссис Дав повернулась и покинула комнату, мягко затворив за собой дверь.

– По-моему, эти чердаки становятся слишком наглыми, – сказала она Даву, спустившись вниз. – Я принесла им сейчас письмо, и – боже мой! – они даже не взглянули на меня, хотя я с таким трудом, запыхавшись, одолела лестницу. Даже не сказав «спасибо, миссис Дав», все трое уставились на письмо, будто съесть его собирались. Когда я вчера попросила у них в долг пустяковую сумму, чтобы заплатить сапожнику за ботинки Томми, мисс Мэйнуеринг сказала вежливо, но твердо: «У меня нет денег, миссис Дав». Господи, сколько я делаю для этих девочек. И всякую тяжелую работу, и полезные советы даю, и книжки приношу почитать, чтобы они учились уму-разуму, и вот вся их благодарность. Как думаешь, Дав, может быть, отказать им от квартиры?

– Ни в коем случае, – ответил Дав. – Запомни мои слова, миссис Дав, моя голубка: если их так взбудоражило письмо, значит, в нем деньги. Прогнать таких милых, благородных, достойных юных леди! Скорее всего, там денежный перевод, в этом конверте, и не будь я Дав, если я не загляну в него!

– Тьфу, Дав, что за шутки! – вскричала жена, но никогда больше не заговаривала о том, чтобы отказать от квартиры Мэйнуерингам.




Глава XXV

КЛЯТВА ДЭЙЗИ


Мистер Дэйнсфилд всегда старался как можно меньше затруднять Примроз получением денег. Обычно он присылал почтовый перевод, который она могла легко обменять на деньги в ближайшем почтовом отделении.

В тот день все трое вышли из дому в веселом расположении духа и получили то, в чем так нуждались. Примроз тут же купила пару башмаков для Дэйзи и позволила Джесмин истратить шесть пенсов на дешевую писчую бумагу. Купив бумагу, Джесмин решила немедленно начать писать роман. Она подумала, что уже достаточно наслушалась наставлений мисс Эгертон и что ее доброжелательные поучения только смущают. Слушать следует прежде всего себя самое, да и вообще – уже пора завоевывать мир. Вот только она еще не решила, представить миру свой труд в форме романа или стихов.

– Пожалуй, я буду писать вольную и пламенную прозу. Моя тема пылает во мне, – говорила она себе. – Я не буду сковывать себя рифмами и размером, или числом страниц, или теми утомительными правилами, которые мисс Эгертон старается внушить мне. Я буду наслаждаться своей работой. Я забуду, что мы бедны, забуду, что живем на чердаке. Днем я буду работать с мисс Эгертон, помогать Примроз вести хозяйство и гулять с Дэйзи, но утром и вечером буду удаляться в мой Чудесный замок и писать, и забывать эту вульгарную борьбу за жизнь.

Девочку согревал изнутри огонь таланта, и, хотя все ее идеи были незрелыми и непрактичными, она умела быть счастливой в Замке, который сама для себя создала, и ее темные глаза загорались, и красивое лицо становилось воодушевленным и счастливым.

Примроз, которая весьма прилежно работала над росписью фарфора, была очень довольна – у нее появилось несколько заказов. Их добыл не мистер Джонс, который клал в карман ее деньги и выставлял ее работы в грязных и неубранных витринах, а мисс Эгертон, которая стала девочкам верным другом. Примроз была просто счастлива. И согласно с ее настроением, день Рождества, их первого Рождества не в родном доме и без матери, прошел довольно весело. И все было бы не так уж плохо, если бы не случай, происшедший в один из первых дней нового года.

Однажды утром Дэйзи проснулась в лихорадке – она снова простудилась. Однако девочка не захотела оставаться дома одна и упросила Джесмин взять ее с собой к мисс Эгертон, обещая как следует укутаться. Но когда сестры постучались в дверь их доброй наставницы, оказалось, что она уехала в деревню по срочному делу и вернется только на следующий день.

Джесмин привела Дейзи обратно домой.

– Тебе надо остаться дома, дорогая, – сказала она. – Мне нужно сходить по делам, а ты садись у камина и посмотри старый альбом, который мы делали, когда были так счастливы в Розбери.

– Я хочу обратно в Розбери, – сказала Дэйзи печальным, жалобным голосом. – Лондон – плохой город. Мы сделали ошибку, приехав сюда, ведь правда, Джесмин? Пожалуйста, не оставляй меня одну, я себя плохо чувствую.

– Я вернусь очень скоро, Глазастик. Но мне надо помочь Примроз, хотя бы в магазин сходить, раз я сегодня не занимаюсь с мисс Эгертон. Примроз очень много работает. Было бы нехорошо отвлекать ее от работы. Ты ведь не будешь эгоисткой, Глазастик, правда? Мы же давно решили, что самое главное – это научиться нам, старшим, зарабатывать на жизнь.

– Я знаю, – ответила Дэйзи, покорно вздохнув, – я не буду эгоисткой, Джесмин. Поцелуй меня и иди.

Джесмин ушла, и Дэйзи, взяв на руки Пинк, села поближе к огню. Ей очень не хотелось оставаться в мансарде одной, но она была почти спокойна. Хоть бы миссис Дав пришла или этот Томми Дав, который вообще-то был грубым и не нравился ей. Но даже его визиту она была бы сейчас рада, уж очень ей сегодня нездоровилось. Пушистое тельце Пинк приятно грело руки, но Дэйзи все равно мерзла. Она подумала, что Джесмин заперла дверь, значит, никто из гостей не придет, девочка стала считать минуты до возвращения сестры.

Прошел час, а Дэйзи все прислушивалась, надеясь услышать на лестнице легкие шаги Джесмин. Она чувствовала себя разбитой, болела голова. Ей подумалось, что если пойти в спальню, лечь в свою белую кровать и заснуть – время пройдет быстрее. Взяв Пинк и закутавшись вместе с ней в одеяло, она впала в тяжелую дремоту.

Дэйзи проснулась, как ей показалось, очень скоро и услышала в спальне какие-то звуки.

– Джесмин, как долго тебя не было! – сказала девочка.

Джесмин не отвечала, но раздался чей-то сдавленный вскрик, тяжелая поступь по голым половицам, и Дав, с красным лицом, без ботинок и с чем-то похожим на отвертку в руке подошел и склонился над ребенком.

– Что вы здесь делаете, мистер Дав? – воскликнула маленькая Дэйзи.

Мужчина наклонился еще ниже и уставился тяжелым взглядом в широко раскрытые голубые глаза девочки.

– Я не знал, что вы дома, мисс. Очень хитро было с вашей стороны притвориться спящей, но меня не проведешь. Нет, нет. Теперь скажите, что вы видели, а чего не видели, и не вздумайте врать – я вижу маленьких девочек насквозь. Вы знаете, куда попадают дети, которые врут, так что вам лучше сказать всю правду, мисси, – Дав говорил очень грубо и страшно испугал Дэйзи.

– Я ничего не видела, – молвила она тоненьким жалобным голосом. – Я крепко, крепко спала. Я подумала, что это Джесмин – она должна была давно уже вернуться. Я сильно простудилась и подумала, что время пройдет быстрее, если я посплю. Я ничего не видела, мистер Дав.

– Дайте-ка, я посмотрю в ваши глаза, мисс, – сказал Дав. – Ну-ка, откройте их пошире и дайте мне в них заглянуть.

– Вы пугаете меня, мистер Дав, – заплакала Дэйзи. – Мне было очень одиноко, и я была бы вам рада, но у вас такой странный вид, и вы говорите со мной так грубо. Что случилось? Может быть, вы принесли еще книжек для Джесмин? Я не понимаю, почему вы так со мной обращаетесь.

Лоб Дава разгладился. Он начинал верить, что девочка и вправду спала и не видела, каким странным способом он проник в комнату десять минут назад.

– Послушайте, мисс, – сказал он, – я не хотел быть грубым с вами. Вы очаровательная маленькая леди. Послушайте, я всегда буду добрым. Это я шутки ради говорил грубым голосом. У меня в кармане сласти для хорошенькой маленькой девочки. Как вы думаете, для кого?

– Может быть, для меня? – предположила Дэйзи, которая в тот момент даже для спасения своей жизни не могла бы ничего проглотить, но хотела всеми силами умилостивить Дава.

– Значит, вы любите сладости, мисси? А вы не знаете, для чего бедняга Дав преодолел все эти крутые ступени? Видите, какой он добрый. А вы и вправду любите конфеты, мисси?

– Не все, – ответила Дэйзи, которая была разборчивым ребенком. Она невольно отстранилась от липкого месива, которое предложил ей Дав. – Я люблю только самые лучшие шоколадные конфеты. Примроз приносит их иногда, но они довольно дорогие. Нет, липкие леденцы я тоже люблю, – прибавила она поспешно, заметив зловещие складки, собравшиеся на лбу у Дава. – Большое спасибо, мистер Дав. – Сделав над собой усилие, она протянула руку, чтобы взять леденец.

Но Дав быстро отдернул ладонь.

– Нет, нет, – сказал он, – их надо заслужить. Неужели вы думаете, что я – бедный человек, обремененный большой семьей, могу позволить себе просто так принести конфеты такой богатой маленькой леди, как вы? Нет, нет, мисс, заработайте их, тогда получите.

– Ну, тогда, пожалуйста, не надо, – сказала Дэйзи. – Мне сегодня не очень хочется конфет, потому что я простужена. Прошу вас, оставьте их у себя. К тому же я не знаю, как их заработать. Примроз и Джесмин говорят, что я еще мала, чтобы зарабатывать.

Дав выпрямился во весь рост и тяжелым взглядом уставился на девочку.

– Есть один способ заработать, и только один. Послушайте, мисс Дэйзи Мэйнуеринг, вы молоды, да, но не глупы. Пожалуйста, мисс, обещайте мне, что вы никогда не скажете ни мисс Примроз, ни мисс Джесмин, что видели меня в этой комнате. Я не желаю, чтобы об этом узнали. На это есть причины, и, что бы ни случилось, вы никогда не скажете. Если вы дадите верную и честную клятву, вы получите ваши конфеты, и я всегда буду защищать вас и стану навсегда вашим другом, мисс Дэйзи, а это, могу вас уверить, что-нибудь да значит. Но если вы когда-нибудь, даже под большим секретом, скажете – у меня есть маленькие птички, которые прощебечут мне об этом. Тогда Дав станет вашим врагом. Вы не знаете, что это значит, и лучше вам не знать. Однажды я стал врагом моего Томми. Я запер его в темноте на двадцать четыре часа там, где никто не мог услышать его криков. Так что, мисс, вам лучше дружить со мной. Я в гневе ужасен, так что лучше обещайте.

Лицо Дэйзи смертельно побледнело, дыхание стало прерывистым. Она не могла отвести глаз от этого страшного человека.

– Вы обещаете мне, мисс?

– Да, мистер Дав.

– Вот и хорошо, мисси. Теперь повторяйте за мной: «Мистер Дав, я клянусь никогда никому не говорить, что вы пришли в мою комнату, чтобы дать мне конфеты. Я об этом никогда никому на свете не скажу, и да поможет мне Бог».

– Я не хочу говорить последние слова, – взмолилась маленькая Дэйзи. – Я все скажу, только не последние слова, и я сдержу свою клятву. Но, пожалуйста, пожалуйста, мистер Дав, не заставляйте меня говорить последние слова. Это непочтительно – упоминать Бога, когда дело идет о конфетах.

– Ладно, мисс, так и быть. А теперь давайте руку и скажите остальные слова.

Дэйзи повиновалась.

– Хорошо, мисс. Теперь мне стало легче. Вы дали клятву, и я велю моим птичкам следить, не нарушите ли вы ее. Есть темный погреб специально для тех детей, которые стали врагами Дава. Туда попадают и дети, которые лгут. До свидания, мисс, ешьте ваши конфеты.




Глава XXVI

ЧУДЕСНЫЙ ПЛАН


Ни Примроз, ни Джесмин не могли понять, что случилось в тот вечер с их маленькой сестрой. Ее простуда усилилась. Примроз решила, что причиной тому было неблагоразумие Джесмин, которая позволила младшей сестре выйти на улицу. Но это не объясняло ужасной нервозности Дэйзи и ее упорного нежелания хоть на минуту остаться одной. И это искаженное страхом личико, которое раньше всегда было спокойным…

Примроз решилась на то, чего не делала ни разу со дня их прибытия в Лондон. Она проявила неслыханную расточительность и позвала доктора.

– Она очень возбуждена, – сказала Примроз Джесмин. – Хоть это и кажется невозможным, я сказала бы, что она сильно напугана и что-то скрывает. Ты уверена, что, уходя, заперла дверь, Джесмин?

– Конечно, – ответила Джесмин, – и она была заперта, когда я вернулась. Я отсутствовала немного дольше, чем предполагала, потому что совершила отважный поступок – отнесла мою «Оду печали» издателю «Даунфолла». У него красное лицо и отнюдь не меланхоличный вид. Сказал, что посмотрит стихотворение, но и не подумал как-нибудь ободрить меня. Я напомнила ему со слов миссис Дав, что его читатели любят печальные вещи, но он только грубо засмеялся. Однако я не удивлюсь, если стихотворение будет напечатано. Если оно не выйдет в этом квартале, я отнесу его в другой журнал. Отчего ты так переживаешь из-за Дэйзи? Кажется, она спала, когда я возвратилась. Она лежала спокойно, только румянец был немного ярче. Да нет, Примроз, ничего не случилось с нашей малышкой. Она бы сказала нам.

– В любом случае, я пошлю за доктором, – сказала Примроз. – Мне не нравится ее вид. Пошлю за доктором и… и…

Бодрый голос Примроз внезапно прервался, и она закрыла лицо руками. Джесмин подбежала к ней и крепко обняла.

– Что с тобой, Роз, дорогая? Ты так тревожишься о Дэйзи? Или о том, что визит доктора дорого обойдется? Интересно, каков гонорар врача в Лондоне? А у тебя есть деньги заплатить ему?

– Деньги лежат в конверте мистера Дэйнсфилда, – сказала Примроз. – Я держу их на крайний случай и надеялась, что они никогда не понадобятся, но если нужда настала, их надо истратить. Да, Джесмин, мне есть чем заплатить доктору. Спустись и спроси хозяев, какого доктора позвать. Я здесь никого не знаю.

– Да. – ответила Джесмин, – сейчас сбегаю.

Мистер и миссис Дав были очень огорчены, узнав о болезни Дэйзи. Особенно расстроился мистер Дав и выразил желание сделать все, что в его силах «для прелестной маленькой леди». Он сказал, что знает доктора по имени Джексон, так тот собаку съел на лечении детей. Если молодые леди хотят, он быстро сбегает за доктором Джексоном и приведет его. Джесмин сочла предложение мистера Дава очень великодушным. Поблагодарив его, она попросила поскорее разыскать доктора Джексона и привести его к Дэйзи. И вскоре врач, которого привел Дав, стоял у постели Дэйзи. Он сказал, что у нее легкая простуда, прописал лекарство и удалился, прибавив, что уже завтра девочка будет здорова.

Однако Дэйзи не стало лучше на следующий день. Время шло, но безмятежность и светлое выражение лица не возвращались к ней. Через некоторое время ее простуда стала проходить, однако настороженный, боязливый взгляд, полный тоски, не исчезал, а ночные страхи с каждым днем только усиливались. Бледное лицо ее стало совсем мрачным. Примроз решила не звать больше доктора Джексона, который нисколько не помог, а обратиться к мисс Эгертон. Следует заметить, что Примроз сумела заплатить доктору, не вскрыв заветного конверта мистера Дэйнсфилда.

Мисс Эгертон с самого начала принимала в девочках большое участие. А когда Примроз пришла к ней и рассказала свою печальную историю, добрые глаза учительницы наполнились слезами.

– Дорогая моя, – сказала она, – в чем бы ни была причина болезни вашей милой сестренки, ясно одно – ей надо переменить обстановку. Сказать откровенно, мне не нравятся ваши комнаты, Примроз. Помните, я приходила к вам на Рождество, и вы постарались показать мне все преимущества вашего жилища. Оно аккуратно прибрано и чисто, и обставлено с некоторой претензией на вкус. Но потолки очень низкие, оконные рамы плохо пригнаны, из-под двери дует. Поскольку вы сами пришли ко мне за советом, дитя мое, могу сказать, что мне не нравится ваша хозяйка, миссис Дав.

– Она всегда просит деньги в долг, это правда, – сказала Примроз в раздумье, – но в целом, мне кажется, она не плохая. Присылает Джесмин книги, а вчера испекла пирожное для Дэйзи, а мистер Дав принес.

– И все-таки, – повторила мисс Эгертон, – я не восторге от этой женщины. Я ни разу не видела ее мужа, но мне кажется, ее дом вам не подходит. Я хочу предложить вам следующее. В моем доме тоже есть мансарда. Она такого же размера, как у миссис Дав, и ее можно быстро и хорошо отделать. Я обещаю вам, что рамы будут хорошо пригнаны, а под дверь нельзя будет просунуть и ножа. Однако должна вам признаться, в моей мансарде нет мебели. Сколько вы платите миссис Дав?

– Двенадцать шиллингов в неделю.

– Это слишком много для таких комнат. Вас обманывают. Я сдам вам мансарду за пять, но вам придется принять участие в покупке мебели. Могу дать ковер для гостиной и прикроватные коврики для спальни. В гостиной есть прекрасный буфет, в спальне – два комода, в которых поместится все ваше бельишко. А остальное вам придется приобрести самим. Я помогу купить самую дешевую мебель и научу, как подновить ее. У меня был опыт в этом деле, дорогая, много лет назад. Ну, что вы скажете о моем плане? Вас не будут обманывать, о вас будут заботиться, и вы будете жить в доме друга. Потому что я хочу быть вашим другом, дорогая моя девочка.

– О, как вы добры! – воскликнула Примроз, и глаза ее заблестели. – Знаете, больше всего мы нуждаемся в участии. Мне нравится ваш план, но надо посчитать, хватит ли у меня денег. Сколько денег нужно на мебель, мисс Эгертон?

– Хватит десяти фунтов, дорогая, может быть, даже меньше. Я надеюсь, у вас найдутся эти деньги. Вы их скоро вернете за счет более низкой ренты. Идите домой, Примроз, обдумайте мой план и сообщите завтра о вашем решении. Я знаю, Дэйзи будет гораздо лучше у меня, чем у миссис Дав.

Примроз поблагодарила мисс Эгертон и пошла домой с радостным сердцем. Она понимала, что предложение было сделано как нельзя вовремя. Она должна его принять. Найти десять фунтов и принять. И снова с радостью подумала о письме мистера Дэйнсфидда и о том, что она смогла оплатить счет доктора Джексона, не тронув заветного конверта.

Она поднялась наверх и сразу же рассказала Джесмин о возможном переезде.

– Но мы не можем этого сделать, – сказала Джесмин, – ты же знаешь, что у нас нет десяти фунтов.

– Думаю, – ответила Примроз, – что пришло время вскрыть письмо мистера Дэйнсфилда, которое он вручил мне в день нашего отъезда из Розбери. Конечно, мы хотели, если обстоятельства позволят, вернуть его нераспечатанным. Однако, помнится, мы решили в случае крайней необходимости не быть слишком гордыми и вскрыть его, Знаешь, Джесмин, мне часто кажется, что я поступила опрометчиво, перевезя вас в Лондон, но мысль о зависимости от кого-либо мне непереносима.

– Ты все правильно сделала, дорогая. Конечно, мы немного не рассчитали силы, но я верю в твой великий план. У меня такое чувство, Примроз, что наши худшие дни позади. Я думаю, ты достигнешь больших успехов в росписи фарфора, а если «Даунфоллу» и другим журналам понравятся мои стихи, я смогу зарабатывать две-три гинеи[17 - Гинея – старинная британская золотая монета, равная 252 пенсам. Теперь не чеканится.] в неделю. Я слышала, гинея – совсем немного за хорошее стихотворение, а я вполне могу писать два-три стихотворения в неделю. И потом, мой роман – он будет замечательным, вот увидишь! Мистер Дав говорит, что он порекомендует меня сначала в газету, а затем предложит издателю напечатать мой роман в виде книги. Я сказала, что хочу увидеть мою первую работу только в самой лучшей газете. Мне никогда не нравились рассказы, которые печатают в газетах, но можно обратиться в иллюстрированные еженедельники. Наверно, они хорошо платят. Как видишь, я полна надежд. И нисколько не сомневаюсь: мы сможем очень скоро заработать десять фунтов на мебель. Давай только одолжим деньги из письма мистера Дэйнсфилда. Но, Роз, дорогая, почему ты так уверена, что в этом письме деньги? Ты же не заглядывала в него.

– Разумеется, нет, – кивнула Примроз, – но мистер Дэйнсфилд намекнул мне, что там три пятифунтовые банкноты. Я, конечно, не уверена в этом, но, похоже, там действительно деньги.

– Тогда давай вскроем конверт и успокоимся. А вот и Дэйзи проснулась. Дэйзи, милая, ты хотела бы уехать отсюда и жить у мисс Эгертон? Ведь мы все любим мисс Эгертон. Она стала нам добрым другом. Хочешь жить в ее доме, Дэйзи?

Лицо Дэйзи покраснело, потом побледнело, губы задрожали.

– А там есть маленькие птички? – спросила она.

– Какие птички, Глазастик, что за глупый вопрос? Примроз, не дать ли ей бульону? Кажется, у мисс Эгертон есть канарейка, но я не уверена.

– Я не хочу, чтобы были маленькие птички, – воскликнула Дэйзи в большом волнении. – И я очень, очень хочу уехать отсюда. Мне нравится мисс Эгертон. А когда мы переедем, Примроз?

– Через день или два, – ответила Примроз. – Нам надо только докупить мебели. Да, дорогая, мы очень скоро уедем отсюда. Мисс Эгертон придумала это специально, чтобы порадовать тебя. Она считает, тебе станет гораздо лучше, когда ты покинешь этот дом. Дэйзи, милая! Как засветились опять твои глаза, какой счастливой ты выглядишь!

– Да, – прошептала Дэйзи, – я счастлива. Нам больше не надо будет спускаться по этой лестнице. И никогда не надо будет разговаривать с мистером и миссис Дав, особенно с ним. Он, конечно, очень добрый, и он – о да! – он мой друг, но мы никогда-никогда больше не увидим его, правда, Примроз, дорогая?

– Дэйзи, какая ты смешная! Если мистер Дав – твой друг, почему же ты не хочешь его видеть? Однако мне он не друг. Надо сказать откровенно: он мне совсем не нравится. А теперь выпей свой бульон, дорогая.




Глава XXVII

БЕДНЫЕ МИССИС И МИСТЕР ДАВ


На следующее утро Примроз открыла сундук и вынула маленький незапертый сафьяновый чемоданчик, где хранилось письмо матери о пропавшем брате, несколько принадлежавших ей безделушек и письмо мистера Дэйнсфилда. Примроз взяла конверт и положила в карман. После завтрака Примроз пришла к мисс Эгертон.

– Дорогая мисс Эгертон, – начала она, – в деревне, где мы жили, мне дали вот это. Я думаю, что в конверте деньги, три купюры по пять фунтов каждая. Конверта я никогда не открывала, да и не хотела этого. Надеюсь когда-нибудь вернуть эти деньги доброму человеку, который дал их мне. Смотрите, что он написал на конверте.

Мисс Эгертон прочла вслух: «Если надо – используй меня. Не возвращай и никогда не злоупотребляй мною».

– Похоже, здесь и впрямь деньги, – сказала она.

– Да, он хотел дать мне пятнадцать фунтов, когда я пришла попрощаться, но я не взяла их из гордости. Вот он и выбрал такой способ, чтобы помочь нам. На эти деньги мы сможем купить мебель, мисс Эгертон.

– Очень хорошо, дорогая, – бодро сказала мисс Эгертон. – Дайте мне конверт, Примроз. Пусть он хранится у меня. Вам незачем сейчас открывать его. Я закажу самую необходимую мебель и попрошу доставить. А когда придет счет, вы возьмете деньги из конверта и заплатите. Надеюсь, мы уложимся и в семь фунтов. Прошлой ночью я думала о том, как много мы приобретем дешевых и уютных вещей. Идите домой, дорогая, и приходите вечером. Я расскажу, что я успела сделать. Не сомневаюсь, что завтра ваши комнаты будут готовы. Кстати, Дэйзи понравилась идея о переезде?

– Да, она в восторге, – отвечала Примроз. – Она вся просветлела, когда услышала об этом. Я уверена, вы правы, мисс Эгертон, – переезд пойдет ей на пользу.

– Я сделаю вашу мансарду очаровательной, – пообещала мисс Эгертон. – Она превратится в Чудесный замок для моих храбрых маленьких тружениц. Я восхищена вашим мужеством, Примроз. Если в моих силах помочь вам победить судьбу, я помогу.

Когда занятия в школе закончились, мисс Эгертон вышла из дома. Она обошла несколько магазинов, в которых уже считалась своей, – маленькие, старомодные, вдали от оживленных улиц, никому не известные. Но из их глубин она сумела извлечь два круглых стола, два легких кресла, несколько этажерок, которые можно было использовать как книжные полки, что-то вроде дивана с мягкой спинкой, пару каминных решеток, кочергу, каминные щипцы, совок, несколько чашек с блюдцами и несколько обеденных тарелок. Эти и еще кое-какие необходимые вещи она купила за смехотворно низкую цену. Все это было доставлено к ее опрятному домику в тот же день и попало в распоряжение ее послушной и работящей служанки, которая вымыла, отскребла, натерла и отполировала мебель. Под конец мисс Эгертон купила светлого ситца и застелила им потертые стулья и старый диван. К вечеру работа была закончена, и мансарда приобрела жилой вид.

«Хотелось бы сделать больше, – подумала мисс Эгертон. – К счастью, обои и краска свежие, но надо еще повесить несколько картин и поставить на полки книги, которые я любила в молодости. Перед камином я положу овечью шкуру – Дэйзи будет приятно смотреть, как Пинк, мурлыча, греется на ней у огня. О да! Девочкам здесь будет удобно и уютно, если, конечно, у нас получится с переездом». С этими мыслями добрая мисс Эгертон, довольно улыбаясь, спустилась встретить Примроз.

– Комнаты почти готовы и становятся очень уютными, дорогая, – сказала она. – О нет! Не надо пока идти туда. Мне хочется показать их вам, когда все будет совсем готово. Боюсь, это случится не раньше, чем послезавтра, а завтра вы с Джесмин и Дэйзи можете паковать ваши чемоданы.

– Все это звучит так заманчиво, – ответила Примроз. – Вы не можете себе представить мисс Эгертон, как мы будем рады поселиться у вас. Что касается Дэйзи, я просто не узнаю ее. Это совершенно другой ребенок. Сегодня я предупредила хозяев, что мы вскоре съедем. Мне показалось, что они недовольна Миссис Дав запросила плату за неделю, хотя мы прожили меньше. Но я легко смогу ей заплатить. А сейчас я пойду, милая мисс Эгертон. Мне надо спросить мистера Джонса, сумел ли он продать мои тарелки, а затем спешить обратно к Дэйзи.

– Передайте ей это яйцо и булочку, – сказала мисс Эгертон. – До свидания, дорогая. Да благословит вас Бог.

«Просто удивительно, каких добрых людей мы встречаем на нашем пути. – думала Примроз, быстро шагая по мокрой, грязной улице. – Будет странно, если мы не достигнем успеха. Так много людей желают нам добра. Я чувствую себя просто замечательно! Даже если мистер Джонс не продал мои тарелки, это не испортит мне настроения».

Как только Примроз переступила порог тесного, грязного магазина, мистер Джонс заверил свою трудолюбивую ученицу что он почти нашел покупателя для ее тарелок. Покупатель – богатый старый джентльмен – коллекционирует фарфор. Ему особенно нравятся работы начинающих художников. Вот и тарелки Примроз очень ему понравились. Но он считает ее живопись немного незрелой. Он сказал, что если она возьмет еще несколько уроков (три-четыре, может быть, немного больше), мастерство ее возрастет, и он станет покупать ее изделия.

– Он прекрасный покупатель, но он настаивает на том, чтобы вы еще немного подучились, мисс Мэйнуеринг, – подытожил мистер Джонс.

– У вас так много «почти покупателей» для меня, и все они настаивают, чтобы я взяла еще несколько уроков у вас, – заметила Примроз с печальной улыбкой.

– Но не этот джентльмен, только не этот, моя дорогая юная леди, – мистер Джонс сложил свои толстые руки. – Не каждый день можно найти покупателя, который любит неопытных художников, мисс Мэйнуеринг.

Примроз поневоле согласилась и, пожелав своему учителю доброй ночи, но не пообещав брать у него дополнительные уроки, вышла и направилась домой. Даже мистер Джонс не мог расстроить ее сегодня. Сегодня она была смелой и радостной, ее походка – легкой и упругой, а лицо сияло молодостью и красотой. Сейчас, когда они были готовы покинуть миссис и мистера Дав, она с ужасом думала, как могли они так долго прожить у этих людей. Невозможно передать то чувство облегчения, которое она испытывала при мысли о переезде в дом мисс Эгертон. Войдя в дом и поднимаясь по ступенькам, она ощущала, как душа ее радостно поет.

В дверях ее встретила Джесмин.

– О, Примроз, я так ждала тебя. Не могу понять, что происходит с Дэйзи.

– С Дэйзи? – эхом отозвалась Примроз. – Но я оставила ее такой веселой два часа назад.

– Она была веселой и час назад, Примроз. Сидела на полу с Пинк на руках, смеялась и щебетала. Я надела шляпу и оставила ее не больше чем на десять минут, только сбегала за угол купить что-нибудь на ужин. Когда я вернулась, она сидела в застывшей позе, руки на коленях. Пинк стояла рядом и мяукала. А Дэйзи ничего не замечала, и глаза ее были полны ужаса. Когда я подошла и дотронулась до нее, она задрожала, заплакала и сказала: «Джесмин, мы не можем уехать отсюда, не можем. Мы должны остаться здесь навсегда!»

– Бедная малышка. Должно быть, ей приснился дурной сон. Мисс Эгертон права – у нее нервное истощение, и ей нужны перемены, чем скорее, тем лучше. Она в спальне, Джесмин?

– Да.

– Ты приготовь ужин, а я пойду к ней, ладно?

Джесмин кивнула, и Примроз прошла в другую комнату. Ее младшая сестра, пытаясь утешиться, крепко прижимала к себе Пинк. При этом она раскачивалась из стороны в сторону и всхлипывала при каждом вздохе.

Примроз опустилась на колени около нее.

– Что с тобой, моя родная? – спросила она.

– Ничего, Примроз, – отвечала Дэйзи, подняв залитое слезами лицо. – Ничего, только я не хочу покидать бедных миссис и мистера Дав.

– И это все? – спросила ее сестра бодрым голосом. – Но, Дэйзи, ты же так хотела уехать всего два часа назад. Если уж ты их так любишь, ты сможешь навещать их, когда захочешь. Мы же будем жить совсем близко.

– Я не хочу покидать бедных миссис и мистера Дав, – повторила Дэйзи, склонившись над Пинк и снова принимаясь плакать.

– Но, Дэйзи, милая, это просто смешно. Ты же знаешь, дорогая, – мы с Джесмин старше. Ты должна позволить нам решать, что для тебя лучше. Мы уверены, что тебе будет удобнее и спокойнее у мисс Эгертон. Ты будешь счастливее у нее. Перестань плакать, Дэйзи, тебе это вредно. Ведь ты еще слабенькая. Дай, я вымою тебе лицо и руки, и пойдем ужинать. Мисс Эгертон прислала тебе такой вкусный ужин!

Но Дэйзи только трясла головой, склоняясь все ниже и ниже над кошкой, и повторяла снова и снова:

– Я не могу уехать от миссис и мистера Дав.

Бедная Примроз встревожилась не на шутку.

– Дэйзи, – сказала она, – должна же быть какая-то веская причина перемены твоего желания. Час назад ты была рада, что мы уезжаем к мисс Эгертон, пока Джесмин была здесь. Но стоило ей уйти, как твое желание переменилось. Ты с кем-нибудь виделась в ее отсутствие?

– Н-н-нет, то есть я не могу сказать. Не спрашивай. Ах, Примроз, как я несчастна! Но ради всего святого, не забирай меня от мистера и миссис Дав!

Дэйзи плакала так, что почти впала в истерику. Примроз была вынуждена, чтобы успокоить ее, обещать, что они не уедут от мистера и миссис Дав.




Глава XXVIII

НЕПРИЯТНОЕ ОТКРЫТИЕ


Всю ночь Дэйзи плакала и стонала во сне. Примроз, лежа около нее без сна, все больше и больше тревожилась и недоумевала. Что случилось с сестренкой? Она ломала голову над этой загадкой. Чудесный замок, который они с Джесмин строили; радостные мысли об уютных комнатах в доме доброй мисс Эгертон; счастливое предвкушение того, что у них снова будет собственная мебель – все эти, казалось бы, близкие к осуществлению мечты – рушились.

Стоило Примроз только намекнуть на их отъезд, Дэйзи стиснула руки и посмотрела на нее так затравленно, упрашивая остаться с такой мучительной мольбой, что старшая сестра была вынуждена наконец повторить: «Мы останемся здесь, Дэйзи, до тех пор, пока ты не захочешь уехать».

Тогда бледное исхудавшее личико озарилось слабой улыбкой, усталые голубые глаза закрылись, и девочка заснула более спокойно. Однако, когда Примроз пощупала ее лоб, он оказался горячим, руки тоже пылали жаром. Примроз вышла в другую комнату и окликнула сестру.

– Джесмин, – сказала она, – я сбегаю к мисс Эгертон. Надо рассказать ей о страхе и тревоге Дэйзи. Я посоветуюсь с ней – ведь она более опытна. Джесмин, обещай не оставлять Дэйзи одну, пока меня не будет. Не могу понять, что случилось, но чувствую, что ее кто-то напугал, пока она оставалась одна.

– Но этого не могло быть, – отвечала Джесмин, – я же заперла за собой дверь. Конечно, я ее не оставлю. Придвину столик к ее кровати и, если она проснется, прочитаю ей кусок из моего романа.

Примроз дала сестре еще несколько указаний и ушла, а Джесмин, помыв посуду после завтрака и прибрав в столовой, внесла свой письменный столик в спальню и приставила его к кровати Дэйзи. Через некоторое время увлекательная работа над великим романом заставила ее забыть обо всем. Голова низко склонилась над столом, щеки пылали, пальцы, заляпанные чернилами, быстро писали. И вдруг со стороны кровати отчетливо раздались слова:

– О нет, конечно, мистер Дав, нет, вы можете быть уверены. Я знаю, что со мной будет, если я солгу, конечно, мистер Дав. Да, да, вы мой друг, и я ваш друг, да, да.

– Дэйзи, проснись, – позвала Джесмин. – Ты говоришь какие-то нелепые слова о мистере Даве и о лжи, и о том, что мистер Дав – твой друг. Проснись, Дэйзи, и давай я тебя накормлю вкусным завтраком.

– Это ты, Джесмин? – спросила Дэйзи. – Я думала, это мистер Дав. Я спала, дремала.

– Да, Глазастик, и говорила во сне, – сказала Джесмин, наклоняясь и целуя ее.

Дэйзи крепко сжала руку Джесмин.

– А я не говорила что-нибудь странное, Джесмин, например… о липких леденцах?

– Нет, глупенькая, ни слова. Пожалуйста, сядь поудобнее и поешь. Дэйзи, я думаю, мой роман будет иметь большой успех. Я хочу вставить туда мистера Дава, и миссис Дав, и Томми Дава, и нашу дорогую Поппи, и, конечно, всех нас. Знаешь, почему я уверена в успехе моего романа? Потому что все характеры будут взяты из жизни.

– Нет, пожалуйста, не вставляй туда мистера и миссис Дав, – попросила Дэйзи. – По-моему, они такие ужасные. То есть они, конечно, мои друзья, особенно мистер Дав. Он мой истинный друг. Но, Джесмин, я хочу сказать, их нельзя вставлять в книгу. По-моему, Джесмин, они совсем не книжные люди. В книгах должны быть принцы, и рыцари, и прекрасные леди, и там не должно быть ни домов, ни чердаков, только сказочные дворцы и чудесные замки. И все девочки должны быть счастливы, их обязательно защищают от чудовищ. Девочки в книгах не должны быть друзьями чудовищ. Ах, Джесмин, Джесмин! Я так несчастна!

Дэйзи снова горько заплакала, да так, что бедная Джесмин с трудом смогла ее утешить.

Незадолго до полудня Примроз и мисс Эгертон, а также высокий, степенный джентльмен с добрым лицом – доктор Гриффитс, большой друг мисс Эгертон, поднялись по лестнице.

Дав, так же как и его супруга, видел, как они подходили к дому, и когда гости проходили их этаж, пожал руку мистеру Гриффитсу. Все трое вошли в мансарду, и доктор долго беседовал с маленькой пациенткой. Он пощупал ее пульс и голову, заглянул в глаза, постарался рассмешить ее. Но добился от девочки только слабого, испуганного вздоха. Затем вернулся в гостиную и долго беседовал с Примроз и мисс Эгертон. В результате разговора мисс Эгертон, опечаленная, удалилась. Доктор категорически запретил девочкам трогаться с места в течение недели или двух. Он уверял, что к концу этого срока Дэйзи станет лучше, и глупые фантазии, которые мучают ее, пройдут. Время сделает свое дело.

Придя домой, мисс Эгертон поднялась в мансарду, которую она так старалась сделать уютной и красивой.

– Больше не надо спешить обставлять комнаты, Бриджет, – сказала она своей служанке. – Маленькая мисс Дэйзи слишком больна, чтобы ее тревожить переездом.

– Недавно приходили из магазина, мэм, – ответила Бриджет. – Они хотят получить деньги. А мастер из другого магазина ждет в холле. Он спрашивает, заплатите ли вы сейчас или ему прийти в другой раз.

– Я заплачу ему сейчас, Бриджет. Мисс Примроз оставила мне деньги вчера утром.

Одним из жизненных правил мисс Эгертон было не оставлять неоплаченных счетов дольше, чем на сутки. Она не любила залезать в долги и всегда заботилась о деньгах заранее. Поэтому она спустилась вниз и, открыв ящик стола, взяла конверт мистера Дэйнсфилда. Примроз просила ее вскрыть конверт, когда придут счета за мебель, и заплатить. Казалось, ей не хотелось самой распечатывать конверт.

Мисс Эгертон медленно вскрыла письмо, улыбнувшись странной надписи на конверте.

Внутри оказался сложенный пополам лист бумаги. Она развернула лист, ожидая найти пятифунтовые банкноты. Денег не было, только чистая бумага. Она поняла, что столкнулась с жестоким обманом. У бедной учительницы перехватило дыхание – пред ней лежал счет на шесть фунтов девятнадцать шиллингов, который она надеялась оплатить деньгами из заветного конверта. А Примроз была так уверена в неприкосновенности этого тайника, и вот он оказался пустым! Похоже, девочка стала жертвой злой шутки.

Мисс Эгертон была очень бедна, она с трудом сводила концы с концами. Прошла минута в напряженном раздумье. Затем лоб ее разгладился.

– Лучше я, чем эти бедные сироты, – сказала она себе, снова поднялась наверх и заполнила счет.

– Обойдусь без зимней накидки. Черное шерстяное пальто прослужит подольше, если я протру его холодным чаем и утеплю подкладку. Лучше отказать себе в такой мелочи, чем обидеть сирот.

Она заплатила мастеру, который подписал счет и ушел. Едва за ним закрылась дверь, по лестнице быстро взбежал молодой человек с открытым, красивым лицом и, подойдя к учительнице, нежно взял ее за обе руки.

– О, Артур, как я рада видеть вас, – сказала мисс Эгертон.




Глава XXIX

БЛАГОСЛОВЕНИЕ


Мисс Эгертон провела Артура Ноэля – а это был именно он – в свою маленькую гостиную и усадила на потрепанную, набитую конским волосом тахту. Устремив полный тревоги и печали взгляд на молодого человека, она рассказала ему всю историю о мансарде, о мебели, которую приобрела, о девочках, которым хотела помочь. Дрожащими руками она показала ему конверт с этой странной надписью и сложенный лист белой бумаги, оказавшийся внутри. Все это она открыла ему без утайки, только немного запнулась от смущения, признавшись, что сочла своим долгом заплатить за мебель сама. Возможно, Артур Ноэль был единственным на свете человеком, которому она смогла рассказать все. Она была из тех людей, которые никогда не рассказывают о своих добрых делах, но Артура она знала с детства. К тому же он с первого взгляда вызывал у людей симпатию и доверие. Артур выслушал ее рассказ с интересом и волнением. Он был от природы эмоционален, но даже мисс Эгертон не видела его в таком смятении, как сейчас.

– Кажется, я знаю этих девочек, – произнес он после недолгого молчания. – Как их зовут? Я знаю их, я уверен. Позвольте спросить: одну из них зовут Джесмин? У нее очаровательное лицо, мягкие, но яркие глаза и копна вьющихся каштановых волос. Да, мисс Эгертон, девочки, о которых вы говорите, в известном смысле – мои девочки. Именно их хотел я взять под свое покровительство много дней назад.

– Их фамилия Мэйнуеринг. Милый Артур, где и когда вы познакомились с ними? Мальчик мой, я всегда знала, что у вас благородное сердце и что вы для каждого сделаете все, что от вас зависит. Но если вы действительно знакомы с Примроз, Джесмин и Дэйзи и хотели взять их, как вы сказали, под свое покровительство, что же вам помешало? Быть может, вы потеряли их след? Иначе вы бы обязательно им помогли. Потому что я в жизни не видела более беззащитных и одиноких девочек, чем эти.

– Доброе Провидение послало меня к вам сегодня утром, – сказал Ноэль. – Вы абсолютно правы, мисс Эгертон: я потерял их след. Я пытался разыскать их, но они сумели спрятаться. Подумать только, что было бы, если бы я не пришел сегодня к вам с запиской от миссис Элсуорси и не нашел наших бедняжек под вашей доброй защитой? Как обрадуется моя приемная мама!

– Миссис Элсуорси – добрейшая и лучшая женщина, – сказала мисс Эгертон. – Спасибо за ее записку, Артур. Но вы меня несказанно удивили, – неужели она тоже знает моих девочек? Я встретила их совершенно случайно. Они пришли ко мне и попросили дать Джесмин несколько уроков правильного английского языка. Они понравились мне, особенно младшая. Она напомнила мне… Но это неважно! С тех пор они часто бывают у меня. Я видела, что они невероятно независимы, и все же иногда я старалась помочь им. Но почему, Артур, за все время нашего общения они ни разу не назвали имени Элсуорси? Они вели себя свободно и непринужденно, часто рассказывали о своем доме в деревне, но об Элсуорси не заговорили ни разу.

– Они не хотели этого делать, – ответил Артур. – Мисс Эгертон, сейчас я поведаю вам, что мы с миссис Элсуорси знаем об истории этих сирот.

В этот день мисс Эгертон почти забыла о своей школе. К счастью, школа еще не была открыта после выходных, но Бриджет напрасно прождала указаний и не сделала обычного заказа у лавочника. Бриджет знала, что мисс Эгертон всегда рада визиту мистера Ноэля, и сама всегда признавала его любезность и обаяние. Но она также знала главный принцип своей хозяйки: прежде долг, потом удовольствие. Что, в таком случае, должно означать ее сегодняшнее невнимание к домашним делам?

Рассказ Артура был длинным. Мисс Эгертон слушала, ловя каждое слово и не выказывая симпатии ни к одной из сторон. Артур, без сомнения, был на стороне миссис Элсуорси и выразил намерение навестить ее в тот же день.

– Она сегодня в городе, – сказал он, – и если вы дадите мне их адрес, я привезу ее сегодня же.

Но тут мисс Эгертон положила свою худую руку на плечо молодого человека.

– Нет, Артур, я не буду раскрывать секрета моих бедняжек! Они своевольны и безрассудны и могут потерпеть поражение, но пока они не побеждены. И если они не хотят изменить свою жизнь на роскошную, но зависимую, даже от добрейших людей, – я буду на их стороне. Вы пришли ко мне сегодня случайно, Артур, и их встретили случайно. Вы не имеете морального права рассказать о том, о чем вы случайно узнали. Я изучила характеры сестер, и я знаю, что Примроз скорее умрет, чем потеряет свою независимость. Нет, Артур, если вы действительно хотите помочь им, вы должны научить их самостоятельно зарабатывать на жизнь, и в этом Элсуорси несомненно могут помочь, потому что они богаты и влиятельны.

После этих слов мисс Эгертон и ее гость долго обсуждали проблему и в результате достигли некоторого компромисса: Ноэль расскажет Элсуорси, что он и мисс Эгертон знают их адрес, и Элсуорси могут оказать содействие и помочь ему найти работу для Примроз и Джесмин. Он же может открыто стать им другом, поэтому мисс Эгертон приведет его к девочкам сегодня же.

Под конец они заговорили о конверте, который как бы в насмешку содержал вместо денег лист чистой бумаги. Ноэль тщательно осмотрел конверт.

– Его, должно быть, дал сестрам мистер Дэйнсфилд, банкир из Розбери, – сказал он. – Я его хорошо знаю. Он не мог так обмануть их. Не думаете ли вы, мисс Эгертон, что кто-то вскрыл конверт и украл деньги?

– Но конверт выглядит нетронутым, – мисс Эгертон тоже внимательно обследовала конверт.

– Воры – народ хитрый. Конверт нетрудно открыть, подержав его над паром.

– Но Примроз хранила это письмо в запертом сундуке.

– Ладно, я узнаю правду, написав письмо мистеру Дэйнсфилду. А пока не будем ничего говорить мисс Мэйнуеринг. И, пожалуйста, милая мисс Эгертон, позвольте мне заплатить за мебель.

Но мисс Эгертон испуганно отодвинулась от собеседника.

– Нет, мой дорогой мальчик, я не могу. С тех пор как я заполнила этот счет, я чувствую себя счастливой. Возможно, это незначительное пожертвование принесет мне благословение. Я не хочу его лишиться. До свидания, Артур. Приходите к трем, и мы пойдем с вами к девочкам.




Глава XXX

СЛУШАЯ ГОЛОС ПРИНЦА


Дэйзи почувствовала, что пришел Принц. Джесмин радостно, с горящими глазами приветствовала своего знакомого из собора святого Павла. Примроз тоже обрадовалась ему. Артур так ласково смотрел на Дэйзи, что та попросила разрешения сесть к нему на колени и, склонив голову к его плечу, зачарованно слушала сказки, которые он ей рассказывал. В присутствии Ноэля Дэйзи будто забыла свою нервозность и страхи. Она поведала ему по секрету о чудовищах, которые напрашиваются в друзья, и спросила Артура с таинственным, испуганным лицом, может ли девочка, которая очень страдает, потому что имеет друга-чудовище, когда-нибудь освободиться от него.

– Ну, конечно, ведь он может обернуться ее врагом, – отвечал Артур.

Бедная Дэйзи вздрогнула и сильно побледнела.

– Нет, нет, – прошептала она, – только не врагом, мистер Артур.

– Что случилось, милая? – ласково спросил Артур, внимательно за ней наблюдая. – Здесь нет никаких чудовищ, которые хотели бы обидеть тебя – ни друзей, ни врагов. Если оно появится, оно будет иметь дело со мной. Ты же знаешь – я Принц, и мое дело – убивать злых чудовищ.

– А что будет с его женой и детьми? – Дэйзи почти рыдала. – Вы не посадите их в темницу, милый Принц?

Артур улыбнулся и постарался направить мысли девочки в другое русло. Он добился большого влияния на нее и сумел во время своего второго визита уговорить ее пойти с ним на пару часов к мисс Эгертон. По дороге они встретили Дава, который сначала нахмурился, а затем расплылся в подобострастной улыбке. Дэйзи смертельно побледнела, и Ноэль почувствовал, что она дрожит.

– Я вернусь вечером, мистер Дав, – пролепетала она слабым прерывистым голосом.

– Рад это слышать мисси. Мансарда опустеет без вас, мисси.

– Дэйзи, – прошептал Артур, – скажи, это Дав – чудовище?

– Нет, нет, мистер Принц, не говорите так, что вы! – быстро ответила девочка. – Конечно, нет, он просто бедный мистер Дав, мой друг.

Когда они пришли к мисс Эгертон, она поджидала их в уютной гостиной. Добрая леди собиралась угостить их вкуснейшими воздушными кексами. Ноэль сидел около Дэйзи, всячески стараясь развлечь ее. И вот мисс Эгертон услышала ее звонкий серебристый смех и увидела, как на щеках девочки заиграл слабый румянец.

«Благослови Бог этого ребенка, – подумала добрая женщина. – Насколько ей лучше за стенами того дома. Какое благотворное влияние оказывает на нее Артур. Я начинаю верить, что это глупенькое дитя скоро оставит свои фантазии и согласится переехать ко мне».

Но когда сгустились сумерки, Дэйзи перестала смеяться. Грусть и тревога вновь вернулись к ней. Через некоторое время она попросила Артура:

– Пожалуйста, отведите меня домой, мистер Принц.

Через два дня Артур снова навестил девочек. Дэйзи была дома одна. На все его уговоры она отвечала отказом. Нет, она не хочет переезжать. Она хочет остаться в своей любимой старой мансарде. Она нигде не была так счастлива, как здесь. Она очень любит мисс Эгертон, но ей не хочется жить в ее доме. Там есть канарейка, а Дэйзи не любит птиц.

– Пожалуйста, мистер Принц, – сказала она ему под конец, – побудьте со мной еще часок и расскажите мне красивую сказку.

У Ноэля был талант импровизации. На этот раз его сказка имела некую мораль.

– Жила-была одна добрая Леди. Однажды она приготовила для своих гостей прекрасные комнаты, какие бывают только во дворцах.

Здесь Артур остановился и серьезно посмотрел на свою маленькую слушательницу.

– Ты знаешь, почему они были такие красивые?

– Нет, пожалуйста, расскажите, мистер Принц. Я знаю, это будет самая прекрасная сказка. Как здорово! – и Дэйзи, откинувшись на подушки, приготовилась слушать.

– Комнаты были такими красивыми, Дэйзи, – продолжал Артур, – потому что стены были оклеены самой Добротой; столы, стулья, ковры и диваны, и множество маленьких безделушек были расставлены Самоотречением; а окна чисто вымыты Любовью. Стоя в дверях, Леди протягивала гостям ключи от комнат.

– Как замечательно! – воскликнула Дэйзи.

– Да. Там были две чудные комнаты. Поселиться в них – означало войти в обитель Мира и Добра. И все чудовища, осмелившиеся прийти, падали мертвыми на пороге этих комнат. Их было только две. Они располагались в мансарде маленького дома и были достаточно скромными, без роскоши и позолоты. Но для того, кто знал их секрет и доброту хозяйки, они были настоящим Чудесным замком. Теперь, Дэйзи, я должен рассказать тебе нечто печальное. Комнаты были готовы, но гости не приехали. Добрая Леди, которая оклеила комнаты Добротой, обставила Самоотречением и осветила Любовью, ждала трех гостей, но прождала напрасно. Двое из них стремились приехать как можно скорее, но одна, самая младшая, хотя и была очень доброй, с милым личиком и голубыми глазами, и, казалось, мухи не обидит, вдруг расхотела ехать. И ей не пришло в голову, что она ведет себя как эгоистка и делает несчастными людей, которые ее любят. Она предпочла жить в комнатах, которые походили на темницу. Их хозяева никогда не пускали в них ни Доброту, ни Любовь, ни Самоотречение. На этом, дорогая, я умолкаю. Разве не жаль, что младшая девочка оказалась такой эгоисткой?

– Но чем закончилась сказка, мистер Артур? Это ведь только начало?

– Мне известно только начало, Дэйзи, – ответил Артур, поднимаясь. – Я не знаю, когда гости пожалуют в Чудесный замок, и пожалуют ли вообще, сделав счастливой добрую Леди и двух других гостей. И перестанет ли девочка быть эгоисткой.

Когда Артур ушел, Дэйзи отвернулась к стене и заплакала. Конечно, она, бедняжка, поняла, о ком эта сказка. Ах, если бы только она могла довериться Артуру – он такой славный и сильный. И как презрительно посмотрел он на Дава, когда они встретились.

– Я верю, он не боится мистера Дава, – прошептала она со вздохом. – О боже! Почему же я так сильно боюсь его? Почему я вся дрожу от страха, когда вижу его? Я никогда не расскажу о том, как он принес мне леденцы, конечно, не расскажу. Я ведь дала слово. Это так ужасно, когда кто-нибудь нарушает клятву. Я знаю, куда попадают такие люди. Нет, я обещала мистеру Даву, и я должна всегда-всегда хранить свое обещание. Но я не обещала ему остаться здесь навсегда. Он требовал, и я уже готова была обещать, потому что была страшно напугана, но он услышал шум и ушел. Я так рада, что не дала ему такой клятвы. Принц говорит, я должна согласиться переехать в Чудесный замок. Он считает меня эгоисткой, которая не пускает Примроз и Джесмин в Замок и разбивает сердце доброй Леди. Я напишу мистеру Даву письмо о том, что хоть я и уезжаю, но всегда буду держать данное ему слово насчет конфет и навсегда останусь его верным другом, хотя и боюсь его больше всех на свете.

Вошла Примроз, и бедная Дэйзи с трудом встала и постаралась быть веселой.

– Примроз, – сказала она, – как ты думаешь, могу я написать письмо, чтобы никто его не видел?

Примроз засмеялась.

– Смешная ты, наше солнышко, – сказала она. – Если никто твоего письма не увидит, зачем его писать?

– Я имею в виду, – уточнила Дэйзи, – что его не увидят ни ты, ни Джесмин, ни мисс Эгертон, ни мистер Ноэль. Оно будет написано одному человеку, но ты не должна быть любопытной, Примроз, и задавать мне вопросов. Это ужасно важное письмо, и, написав его, я сама отнесу его на почту. Мы с тобой выйдем вместе, но когда я буду опускать его в ящик, ты отвернешься. Это письмо принесет нам счастье. Я напишу его ради тебя и Джесмин. Я не хочу быть эгоисткой.

Примроз нежно поцеловала Дэйзи.

– Пиши свое письмо, Глазастик. Я постараюсь не быть слишком любопытной. Садись и пиши. У тебя будет целый час, пока Джесмин не вернется к чаю.

– Спасибо, Примроз, – ответила Дэйзи. – Только, пожалуйста, не разговаривай со мной, пока я пишу.

И Дэйзи принялась писать, сидя в своем углу, лицо ее покраснело, а пальцы перепачкались в чернилах. Она испортила несколько листков писчей бумаги и разорвала их потом на мелкие клочки. Наконец послание, над которым она вздыхала, дрожала и даже плакала, было окончено. Вот что она написала:






«Мой дорогой друг, мистер Дав!

Я всегда-всегда буду правдивой с Вами. Я не такая дурная девочка, которая может нарушить данное ею слово. Я всегда буду держать его, даже под пыткой. Знаете ли Вы, что такое инквизиция, мистер Дав? Возможно, лучше Вам не знать. Да, я всегда буду верна своему слову, как и обещала Вам, и никто никогда не узнает о нас с Вами и о леденцах. Но я не буду держать слова, которого я не давала. Помните, Вы хотели, чтобы я обещала, что ни я, ни Примроз, ни Джесмин никогда не уедем от Вас и не будем жить в Чудесном замке? Я уже почти обещала, потому что у Вас был такой свирепый вид, а глаза налились кровью и стали такими жестокими и страшными, что я чуть было не забыла, что Вы – мой истинный друг. Но я так рада, что не дала Вам второго обещания, потому что теперь я знаю – это было бы неправильно. Ко мне пришел Принц, мистер Дав, и сказал, что я – эгоистка, раз сама не хочу и сестрам не даю переехать в Чудесный замок. Он говорит, там стены оклеены Добротой, мебель расставлена Самоотречением, а окна вымыты Любовью. Он говорит, что здесь нет ни Любви, ни Доброты, и называет Ваши комнаты темницей. Он очень, очень сильный, Принц, и он убивает чудовищ, которые называют себя друзьями девочек.

Мистер Дав, я хочу сказать, что собираюсь уехать в Чудесный замок, а слово насчет леденцов буду держать всегда.

    

Ваш истинный друг,



    

Дэйзи»







Затем Дэйзи запечатала письмо, написала на конверте: «Мистеру Даву, Эден-стрит, 10» и попросила у Примроз марку. Потом они вышли вместе, и Примроз отвернулась, пока Дэйзи опускала письмо в ближайший почтовый ящик.

Сделав это, Дэйзи подпрыгнула, крепко сжала руку Примроз и сказала взволнованно:

– Вот, я это сделала. Я не хочу быть эгоисткой, которая разбивает чьи-то сердца. Примроз, дорогая, давай поспешим в темницу, соберем вещи и сегодня же переедем в Чудесный замок.

Примроз, не посвященная в тайну Дэйзи и ничего не знающая о сказке Артура Ноэля, была поражена внезапной переменой настроения Дэйзи. Но она поняла, что хочет сказать сестренка, и была только рада немедленно исполнить ее желание.

В результате замечательные комнаты мисс Эгертон были в тот же вечер заняты, и впервые за много дней эта добрая леди отошла ко сну с легким и благодарным сердцем.

К счастью для Дэйзи, Дава не было дома, когда паковали вещи, и только миссис Дав, нахмурившись, смотрела, как девочки отбыли в наемной карете. Она не пожелала попрощаться с ними и только пробормотала что-то о неблагодарности некоторых людей, которая не знает границ.

– Послушай, Дав, – сказала она своему повелителю, когда он явился поздно ночью, – эти «прелестные юные леди», о которых ты так хорошо отзывался, то есть «чердаки», как их называла и буду называть я, – так вот, они уехали. Наняли карету и уехали вместе с багажом. Что до меня, то я не жалею. По крайней мере, чердак побелен и вычищен их собственными руками. Я теперь могу повысить квартирную плату. Ни эти «юные леди», ни я – мы не могли больше жить под одной крышей. Они неуважительные, высокомерные и недоверчивые – вот что я о них думаю. Сегодня утром я пришла одолжить у мисс Мэйнуеринг семь шиллингов шесть пенсов, а она мне говорит: «Извините, миссис Дав, я не могу дать вам денег». Такие «юные леди» мне не подходят, и я рада, что они съехали. Что это ты, Дав, глаза вытаращил? Вон письмо лежит на столе, тебя дожидается.

Дав взял письмо и прочел его внимательно раз и другой. Прочитав второй раз, он вложил его в конверт и повернулся к жене:

– Они уехали к мисс Эгертон, что живет за углом?

– Кто «они», Дав?

– Три юные леди, конечно.

– Я так и думала. Но мне на это наплевать. Знать их не желаю.

– Да ты послушай, голубка моя, – сказал муж, – я желаю их знать, и мне не наплевать, ни в коем случае. Прекрасно, если они переехали к мисс Эгертон. Я хорошо знаю этот дом. Там есть люки в крыше. А первый день квартала не за горами, моя голубка.

– Неужто, Дав?! Как вульгарно ты произносишь свои нежности, – ответила его жена.




Глава XXXI

«ПОСТОЯННЫЙ ЧТЕЦ»


Через несколько дней после того, как девочки с удобствами устроились на новой квартире, Примроз вышла из дома. К этому времени она уже хорошо знала улицы и кварталы Лондона. Аккуратно и просто одетая, с обычным, спокойным и светлым выражением красивого лица и с таким чувством собственного достоинства, которое никому на свете не позволило бы фамильярничать с нею, она шла, но не рисовать по фарфору, как обычно, а просто прогуляться по улицам.

Ей хотелось побыть одной – надо было обдумать одну проблему. Она была смущена и даже немного встревожена. Ее тревога не была вызвана состоянием Дэйзи – девочка выглядела совсем здоровой, как раньше. Но состояние финансов не внушало оптимизма молодой главе семьи. Самостоятельная жизнь, которую она так надеялась начать, откладывалась день за днем. Роспись по фарфору не приносила дохода. Мистер Джонс все «ждал», что появятся покупатели, но они не появлялись. Переводы от мистера Дэйнсфилда стали поменьше и уже не соответствовали расходам семьи, а теперь кое-что в поведении мисс Эгертон прибавило Примроз беспокойства. Ей показалось, что мисс Эгертон что-то скрывает. Она всегда была искренней и открытой с сестрами, но когда Примроз спросила ее о цене мебели и вскрыла ли она конверт мистера Дэйнсфилда, чтобы заплатить за нее, лицо доброй леди помрачнело, и она ответила: «Я так занята сегодня, Примроз, извините, но мне надо срочно уйти».

Однако когда день за днем она оказывалась слишком занята, чтобы ответить на этот вопрос, у Примроз возникло смутное подозрение, правда, она выругала себя, обвинив в излишней нервозности.

Она быстро шла по улицам и неожиданно для себя оказалась по соседству с Риджентс-парком, недалеко от «Пенелоп Мэншн». Она шла, глубоко задумавшись, как вдруг ее окликнул низкий и сердечный голос, полная рука легла на ее плечо, и она увидела возле себя миссис Дредж.

– О, дорогая, как поживаете, мисс Мэйнуеринг? Я так рада вас видеть. Вы ускользнули от нас вместе с вашими хорошенькими сестрами. По-моему, миссис Флинт была огорчена. Мы все спрашивали ее о вас, и я, и мисс Слоукум, и мисс Мортлок. Мы просили ее дать ваш адрес, мы так хотели повидать вас, потому что все мы весьма высокого мнения о вас. Но миссис Флинт только смотрела холодно, краснела и сжимала губы. Тогда миссис Мортлок сказала: «Очень жаль, что девочки уехали отсюда. Видимо, мы были им настолько неприятны, что они сделали это тайно и тихо. Жаль! Пожилым женщинам, вроде нас, иногда хочется пообщаться с молодыми и красивыми созданиями».

В ответ на это мисс Слоукум поджала губы, так как считает себя еще молодой, а миссис Мортлок посмеивается над ней. Ну да бог с ними, вы-то как, моя дорогая? Вы немного побледнели и похудели с тех пор, как уехали. Как поживает та ваша милая сестрица, что все хотела снять комнаты дешевые и такие чистые, чтобы можно было есть на полу?

– У нас все хорошо, миссис Дредж, – ответила Примроз, когда сумела вставить хоть слово, потому что эта женщина болтала без умолку. – Только Дэйзи была немного простужена. Да, у нас чистые комнаты, благодарю вас, миссис Дредж.

– Рада слышать это, дорогая. Та прелестная малышка забавляла меня, когда выразила желание иметь и дешевое, и чистое жилье. Она просто неопытна, благослови ее Бог.

– Мы стали немного опытнее за эти шесть месяцев, миссис Дредж, – ответила Примроз с оттенком печали в голосе. – Очень рада была встретить вас. Передайте, пожалуйста, привет всем леди в «Пенелоп Мэншн».

– О, дорогая, они будут рады услышать, что я встретила вас, даже мисс Слоукум, хоть она и помешана немного на проблеме возраста. А что касается этой бедной Сары-Марты или Сары-Мэри – все забываю ее второе имя, помню только, что Сара с каким-то добавлением, – так она просто станет прыгать от восторга. Эта бедная девушка готова целовать землю, по которой вы ходите.

– Передайте милой Поппи, что мы любим ее, – сказала Примроз, и глаза ее внезапно увлажнились. Эти слезы не остались незамеченными доброй толстой миссис Дредж.

– Я надеюсь, вам живется неплохо, – сказала она. – По части денег и вообще. Я тоже долго нуждалась в деньгах, пока бедный Дредж не преуспел в мелкой торговле… Да, дорогая, забыла вам сказать, что у нас беда в «Пенелоп Мэншн».

– Мне очень жаль… – начала было Примроз.

– Да, дорогая, и эта беда не пройдет, но будет все тяжелее. Дело касается бедной миссис Мортлок. Боюсь, она теряет зрение, и это очень тяжело для нее и обременительно для нас. Бедная женщина питает страсть к политике. Мы с мисс Слоукум по очереди читаем ей газеты, но у нас уже горло болит. Мы хрипим, как вороны, и не можем больше читать вслух. Миссис Мортлок ищет кого-нибудь, кого она называет «постоянный чтец». Я подумала, дорогая, может быть, вы или ваша сестра согласитесь занять это место. Вы ей подойдете, я уверена, и она будет хорошо платить, ведь у нее куча денег.

Примроз покраснела. Читать вслух миссис Мортлок было последним делом, которым бы ей хотелось заниматься, но мысли о пустом кошельке и о том, что зарабатывать росписью фарфора пока не удается, заставили ее сказать:

– Можно мне подумать и дать вам знать позже, миссис Дредж?

– Нет, нет, дорогая, этого никак нельзя, потому что она дала объявление, и от желающих отбоя нет. Бедная Сара-Сьюзен с ног сбилась, открывая им двери. Толстые чтецы и тонкие, молодые и старые – все слетелись, как мухи на мед, будто нет более привлекательного занятия, чем состоять «постоянным чтецом» политических новостей при бедной миссис Мортлок. Ей есть из кого выбирать, но она будет это делать долго, потому что разборчива, как графиня. Вам лучше всего ловить момент, пойти со мной прямо сейчас и обо всем с ней договориться.

Так Примроз получила свою первую работу, потому что миссис Мортлок чрезвычайно обрадовалась. Ей было приятно ощущать прикосновение мягкой молодой руки и слышать нежный голос, который оказывал благотворное влияние на ее измученные нервы.

– Моя дорогая девочка, – сказала она, – сколько жужжащих, пискливых и дребезжащих голосов я наслушалась, не говоря о голосах, которые больше похожи на рычание. Я от них с ума схожу. Тяжелое испытание – слушать их. Большую часть «постоянных чтецов» присылает миссис Дредж, а ей слон на ухо наступил, хоть у нее и самые лучшие намерения. А мисс Слоукум – о боже! – ее ударения невозможно слушать, не говоря о том, что мы с ней кардинально расходимся во взглядах на политику. Я – за Гладстона,[18 - Гладстон, Уильям Юарт (1809–1898) – английский политический и государственный деятель, лидер либеральной партии. Трижды избирался главой правительства: 1868–1874, 1880–1885 и 1892–1894 гг.] а она его ненавидит. Вы мне подходите, мисс Мэйнуеринг. Я надеюсь, вы будете изучать газеты дома, прежде чем прочесть их мне. Тогда вы будете читать с пониманием. Я всегда изучаю вопрос всесторонне. Так делал и мой бедный муж, мисс Мэйнуеринг. Кроме политики я люблю газетные сплетни и придворные новости. Я обожаю нашу Королеву,[19 - Королева Виктория (1819–1901). Годы ее правления (1837–1901), так называемая «викторианская эпоха», считаются временем расцвета Англии.] мисс Мэйнуеринг. Читать о ее поездках за границу – истинное наслаждение. Вы будете начинать чтение утром. Плата – пятнадцать шиллингов в неделю. Нет, вам незачем ждать целую неделю – я буду платить за каждый день. Ну, дорогая, до завтра. Сара-Мэри, теперь вам незачем впускать ко мне очередных претендентов. Я уверена, лучшего чтеца мне не найти.

– Ах, мисс Примроз, – сказала Поппи, провожая девушку к выходу, – я благодарю Бога за то, что вы пришли сюда снова, мисс, хотя ужасно боюсь, что вам не по душе будет эта работа. Боюсь, вы в ней утонете. А я скоро забуду, как меня зовут. Почему они не хотят звать меня Поппи? Только Сарой называют и еще прибавляют, что кому вздумается, на все буквы алфавита. Мне это не нравится. Они говорят, простой народ можно ко всему приучить, но я не хочу быть ни Сарой, ни кем другим. У меня от чужих имен голова пухнет. О, моя дорогая мисс Примроз! Попросите мисс Джесмин и мисс Дэйзи позволить мне навестить их!

– Хорошо, Поппи, ты снова будешь приходить к нам при условии, что никому не скажешь наш новый адрес. Мы пока хотим, чтобы никто не знал, где мы живем. И помни, милая Поп-пи, что для нас троих ты навсегда останешься – Поппи.

– Я никому не скажу, пока у меня голова на плечах. Я схороню эту тайну в своем сердце. Поппи – как это славно звучит, это значит, я снова с моими юными леди. О боже, боже! В последний раз они меня назвали «Сара-Матильда»! До свидания, до завтра, дорогая мисс Примроз.




Глава XXXII

ДЖЕСМИН ВЗЛЕТАЕТ ВВЫСЬ


Когда Примроз вернулась домой и рассказала сестрам и мисс Эгертон, что произошло, глаза Джесмин сначала загорелись, но потом стали грустными.

– Быть «постоянным чтецом» для мисс Мортлок! – воскликнула она. – С твоей стороны это акт самопожертвования! Это было очень мужественно – согласиться на такую работу, дорогая.

– Я так не думаю, – возразила Примроз. – Конечно, это в каком-то смысле черная работа, но, возможно, я скоро получу заказ на роспись розами и лилиями изделий из фарфора. Знаешь, Джесмин, эта работа была послана мне Богом, и я не должна от нее отказываться, пока не подвернется что-нибудь получше.

– Это достойные слова, Примроз, – заметила мисс Эгертон, которая сидела тут же. Она любила среди дня забегать к девочкам на полчасика. – Смотрите так на все, что случается в жизни. Умейте видеть Божью волю даже в самых мелких событиях, и вы проживете достойно и счастливо.

– И успешно, я надеюсь, – прибавила Джесмин. – Мисс Эгертон, как будет ужасно, если из нас ничего не выйдет!

– Мой Принц говорит, – вмешалась вдруг Дэйзи, – что если мы делаем что-то доброе и правильное, мы приносим радость и любовь в наш Чудесный замок. Разве не приятно знать, что наша милая Примроз так поступила?

– Эти деньги нам нужны, – прибавила Примроз. – Подумай, Джесмин, мы сможем даже отложить немного.

Ободренная Примроз приступила к своей работе, и хотя у нее скоро заболело горло и она поняла, что чтение политических новостей, сопровождаемое «острыми» замечаниями со стороны миссис Мортлок, работа нелегкая, она не отступила.

Мисс Эгертон была рада видеть Примроз в хорошем настроении, а первые заработки весьма подняли ей настроение. Джесмин и Дэйзи старались радовать ее по вечерам. Однако Джесмин ни в коем случае не хотела, чтобы Примроз работала только для денег.

Джесмин знала, что они приехали в Лондон для того, чтобы научиться самим зарабатывать на жизнь. Она считала, что шесть месяцев, проведенных в Лондоне, не прошли даром, потому что они приобрели жизненный опыт. Джесмин также полагала, что благодаря ежедневным занятиям с мисс Эгертон она уже сформировала свой литературный стиль, и огорчалась, что мисс Эгертон совершенно недостаточно хвалит ее сочинения. Хотя Джесмин и любила мисс Эгертон, она по секрету делилась с Дэйзи, что учительница подавляет ее энтузиазм.

Одним промозглым мартовским днем Джесмин много часов просидела над своим романом. Дэйзи поиграла с кошкой, полистала читаные-перечитаные книжки с картинками. А потом опустилась в самое удобное кресло и принялась думать о Принце.

– Не спи, Дэйзи, – окликнула ее сестра, – я хочу посоветоваться с тобой.

Ничего не могло быть приятнее для Дэйзи, чем сознание, что Джесмин нужен ее совет. Она выпрямилась в кресле, прервала свои мысли о Принце и с удовольствием сказала:

– Я была бы рада помочь тебе, Джесмин, если смогу.

– Дело вот в чем, – сказала Джесмин, бросив перо на рукопись, отчего на бумаге расплылась клякса, – дело вот в чем: я буду кое-что делать, а ты мне поможешь.

– С удовольствием, – отозвалась Дэйзи тем слегка важным тоном, которым говорят девочки, если их просят помочь во взрослом деле. – Пришить пуговицы, да, Джесмин? Я, хоть и не люблю пришивать пуговицы, но для тебя – пожалуйста. Могу даже заштопать твои чулки.

Джесмин засмеялась.

– Совсем не это, Глазастик. Дело гораздо более важное. Ты знаешь, для чего мы приехали в Лондон, для чего оставили всех наших друзей и живем теперь в одном из самых скучных кварталов Лондона, – ведь знаешь?

– Потому что… – начала Дэйзи неуверенно, – потому что Примроз и миссис Элсуорси не нравятся друг другу?

– Нет, глупенькая. Что за нелепая мысль пришла тебе в голову? Я думала, ты знаешь, для чего мы все бросили и приехали в город, где стали такими неприкаянными.

– Да, мы стали несчастными, – вздохнула Дэйзи. – Мне пришлось стать другом мистера Дава. Однако лучше, чтобы он был другом, а не врагом. Так зачем мы приехали, Джесмин?

– Мы приехали в Лондон, чтобы стать независимыми и знаменитыми, – пропела Джесмин торжественно. – Дэйзи, я буду знаменитой. Я собираюсь сбросить цепи и взлететь высоко-высоко.

– Это звучит замечательно, – сказала Дэйзи. – Ты всегда была поэтом, Джесмин. По-моему, поэты именно так разговаривают. Но как ты собираешься стать независимой и знаменитой?

– Я буду зарабатывать деньги своим пером, дорогая. Мисс Эгертон держит меня в цепях. Я их носила терпеливо, но теперь я их разорву. Дэйзи, я придумала одну теорию. Я верю, что человек послан в мир с определенными задатками, каждый со своими. Например, мне всегда казалось, что Примроз ни в коем случае не должна становиться компаньонкой или секретарем. Помнишь, миссис Элсуорси хотела сделать ее секретарем своего мужа. Но наша Примроз не рождена для этого. Это ее цепи, а теперь она принуждена принять еще худшее предложение. Потому что это действительно ужасно – стать «постоянным чтецом» у бедной миссис Мортлок. Вот что я хочу сказать, Дэйзи: бесполезно заниматься тем, что тебе не подходит. Думаю, что Примроз создана стать художницей. А я хочу стать романистом или поэтом, и бесполезно мисс Эгертон оказывать на меня давление. И это вовсе не самоуверенность. Крылья поэзии бьются в моей душе, и я должна взлететь.

Джесмин была очень хороша, когда говорила все это, и Дэйзи восхищалась ее высокопарными словами и абсолютной верой в собственную гениальность.

– Конечно, взлетишь, Джесмин, дорогая, – сказала Дэйзи горячо. – Не представляю, как ты это сделаешь, но начинай прямо сейчас. Если ты взлетишь здесь, наши комнаты более чем когда-либо станут похожи на Чудесный замок.

– Я почти закончила свой роман «Погоня за счастьем» и, кроме того, написала поэму. Она называется «Полет красоты» и состоит из семи частей. Каждая часть содержит две-три страницы журнального формата. Завтра я понесу и роман, и поэму на продажу. Я предложу их лучшим издателям. Не буду посылать рукописи по почте: их могут отвергнуть, не читая. Я сама отнесу их издателям и попрошу при мне прочесть вслух несколько отрывков.

– А ты не думаешь, что это будет немного нескромно? – спросила Дэйзи, глядя на сестру с обожанием и тревогой.

– Нескромно? – эхом повторила Джесмин. – Даже если и так, нужно переступить через скромность. Как можно победить трудности, Дэйзи? Только преодолев собственный страх и волнение. Нет, если я хочу наполнить свой кошелек, значит, надо убедить издателей, что я – именно то, что им нужно. Я просмотрела несколько журналов и ни в одном не нашла целой поэмы, написанной белым стихом. Таких просто нет. А мой «Полет красоты» именно то, что им нужно.

– Мне белый стих кажется несколько скучным, – с робким вздохом заметила Дэйзи. Но увидев, что Джесмин нахмурилась, поспешно прибавила: – Ты, конечно, потрясающе смелая, Джесмин. А кто пойдет вместе с тобой к издателям?

– Я думала об этом, – сказала Джесмин, – и решила, что возьму с собой Поппи. У нее по четвергам свободный день, и я попрошу ее пойти со мной. Она будет рада. Вполне возможно, что тем же вечером я объявлю вам о своей первой победе. Ах, как я буду счастлива и горда!

Через несколько минут Джесмин ушла, а Дэйзи с горечью подумала о цепях, которыми сковал ее Дав.

«Я рада, что послушалась совета Принца, – подумала она. – Я стала намного счастливее, когда переехала в Чудесный замок. Не думаю, что это сильно огорчило мистера Дава, иначе он ответил бы на мое письмо. О боже! Наверно, я слишком сильно боюсь мистера Дава. Хорошо, что Принц объяснил мне, как плохо быть эгоисткой. А вот и Принц пришел!»

Артур часто навещал Дэйзи. Он приходил по вечерам, в те часы, когда старших, как правило, не было дома. Тогда Дэйзи садилась к нему на колени, и они беседовали.

В этот день она рассказывала ему о сестрах.

– Мистер Ноэль, задатки – это то же, что судьба? – спросила она озабоченно. – Джесмин говорит, что у нее есть задатки, и она должна им следовать, и никто не может помешать ей.

– Задатками, то есть призванием, надо уметь руководить, Дэйзи, – сказал Артур Ноэль.

Но он был озадачен словами Дэйзи. Элсуорси просили его опекать девочек. Он очень серьезно отнесся к этому поручению и понимал, что задача не из легких. С какой ужасной наглостью может столкнуться Джесмин, если не предостеречь ее и не помочь? И, конечно, работа Примроз очень тягостна, если долго ею заниматься. Почему девочки так упорно отвергают помощь друзей? К чему это приведет? Их деньги неизбежно когда-нибудь закончатся. Какой хрупкой выглядит Дэйзи, даже теперь. Нет ли кого-нибудь, кто жестоко ее запугивает? Что же произошло с письмом мистера Дэйнсфилда? И потом, почему мистер Дэйнсфилд не отвечает на послание, которое он ему отправил несколько недель тому назад?




Глава XXXIII

ВИЗИТЫ К ИЗДАТЕЛЯМ


Джесмин попросила Дэйзи сохранить пока в тайне от Примроз ее планы. Она сказала, что половина радости от первых денег, полученных за сочинения, пропадет, если Примроз будет знать о них заранее. Джесмин надеялась, что если все пройдет хорошо, она сможет купить подарки для обеих сестер. Примроз нужны новые перчатки, и Джесмин представляла себе, как наполнятся слезами благодарности прекрасные глаза старшей сестры и как она будет тронута подарком. Конечно, Дэйзи будет хранить тайну.

В четверг утром, когда Примроз была готова отправиться в «Пенелоп Мэншн», Джесмин объявила о своем желании сопровождать ее. При этом выражение ее лица было немного виноватым. А Дэйзи покраснела и опустила глаза в тарелку. Она не могла взять в толк, как Джесмин ухитрится вынести из дома большой сверток с рукописями. Примроз немедленно догадалась, что у младших появилась какая-то тайна, но поскольку она не была любопытна, то лишь порадовалась, что сестры чем-то заинтересованы.

– Пойдем, если хочешь, – сказала она. – Но утро мрачное. Боюсь, может пойти дождь.

– Никакой дождь меня сегодня не остановит, – выпалила Джесмин и, испугавшись, что выдала себя, поспешила прибавить: – Хочу повидать Поппи. У нее сегодня выходной. Предложу ей прогуляться.

Примроз не задавала вопросов, и Джесмин запихнула рукописи в маленький кожаный чемоданчик. Попрощавшись с Дэйзи, две старшие сестры вышли на улицу.

Когда они прибыли в «Пенелоп Мэншн», Примроз поднялась в гостиную миссис Мортлок, а Джесмин зашла к Поппи.

– Ты готова, Поппи? Да ты еще в рабочем платье. Сколько же ждать тебя?

– Придется подождать, мисс Джесмин. Выходной день прислуги длится от десяти утра с десяти вечера. Я же не могу нарушить правило. Скоро десять, мисс, и я ни минуты дольше не заставлю вас ждать.

– Ну, хорошо, – согласилась Джесмин, – беги наверх и переоденься поскорее. Я буду ждать тебя в холле.

Поппи не надо было подгонять. Она взлетела наверх, на маленький чердак, где находилась ее спальня, и быстро облачилась в свой, как она считала, потрясающий туалет. Много недель предвкушала она этот день. Когда Примроз начала работать у мисс Мортлок, Джесмин обещала Поппи, что она как-нибудь проведет с ней ее выходной, и Поппи заранее продумала туалет. Ее коричневое платье было обыкновенным и даже изрядно поношенным, но сверху она надела черный облегающий жакет и подпоясалась небесно-голубым поясом с бантом, который свисал вниз, как она говорила, «артистичными» складками. Но шедевром одеяния Поппи была ее шляпа – маленькая, из белой соломки, отделанная синим бархатом и украшенная ярко-красным пером с пучком желтых нарциссов. Черные глаза Поппи воинственно светились из-под этой потрясающей шляпы, а щеки соперничали по цвету с пером. Девушка взяла маленькую сумочку и спустилась вниз к подруге.

Джесмин была слишком возбуждена и к тому же заждалась, чтобы всерьез оценить наряд Поппи. Не услышав ожидаемых восторгов, девушка с горечью подумала: «Вот еще одно разочарование. Жизнь переполнена ими до невозможности».

– Куда мы идем, мисс Джесмин? – вслух спросила она, подавив слабый вздох.

– Прежде всего – дело, Поппи, развлечения – потом. Вот наша программа. Сначала мы пойдем к издателям. По утрам они обычно на месте и читают рукописи. Затем пойдем в музей мадам Тюссо.[20 - Музей мадам Тюссо – музей восковых фигур, одна из самых популярных достопримечательностей Лондона. Современное здание музея открыто в 1884 г. Музей мадам Тюссо – музей восковых фигур, одна из самых популярных достопримечательностей Лондона. Современное здание музея открыто в 1884 г.] или в Национальную галерею[21 - Национальная галерея – расположена в Лондоне, на Трафальгарской площади. Одно из самых значительных художественных собраний мира.] Я предпочла бы последнее, но если ты хочешь к мадам Тюссо, мы пойдем туда. Вечером пойдем пить чай с Дэйзи. Принесем ей что-нибудь вкусненькое к чаю, она будет счастлива. Надеюсь принести сегодня хорошие новости моей сестренке.

– Я тоже буду рада услышать их, мисс. Я считаю программу очень разумной, мисс Джесмин: вначале скучная часть, потом развлечение, потом подкрепление сил. Знаете, мисс, ведь я тяжело работаю с утра до вечера, от этого у меня голова кружится. Да еще зовут Сарой и разные вторые имена прибавляют, кто во что горазд. Так я думаю, лучше восковые фигуры посмотреть, мисс, и не утомлять еще сильнее мои бедные мозги картинами.

– Хорошо, Поппи, значит, пойдем к мадам Тюссо. Но не называй первую часть нашей программы скучной. Это, конечно, не развлечение, а дело, но ты не представляешь, как оно для меня важно. Сегодня, Поппи, я собираюсь совершить свой первый взлет.

– О боже! Мисс Джесмин, я всегда знала, что вы очень умная, а я от черной работы совсем тупая стала и что-то не могу взять в толк, о чем вы говорите.

– Ладно, Поппи, тебе совсем не обязательно вникать в смысл моих слов. Все, что от тебя требуется, – это быть около меня, смотреть смело и уверенно, говорить «да», когда я говорю «да» и смотреть строго, когда я смотрю строго. Ты старше меня, Поппи, поэтому будешь играть роль дамы, сопровождающей молодую девушку. И сними, ради бога, это красное перо и желтые цветы со шляпы.

«Самое жестокое разочарование», – прошептала про себя Поппи. Вслух она сказала кротко, но твердо:

– Шляпа так сделана, мисс Джесмин, и я не могу на улице оторвать от нее украшения.

– Ладно, Поппи. Ты очень хорошенькая в этой шляпе. Давай-ка сядем в омнибус и поедем в Сити.

Когда девочки прибыли на Патерностер Роу, «святая святых» делового Лондона, Джесмин постояла немного, переводя дух и обдумывая, в какое из деловых зданий она должна войти, чтобы предложить свои опусы. В результате она решила начать с издателя «Даунфолла», который ничего ей не ответил и не вернул рукопись «Оды печали».

Офис «Даунфолла» располагался не на Патерностер Роу, а на одной из примыкающих к нему узких улиц. Джесмин в сопровождении Поппи решительно устремилась вперед. Потом они долго поднимались по лестнице в кабинет издателя, находившийся на последнем этаже высокого дома.

Во время первого визита мистер Роджерс не произвел на Джесмин приятного впечатления. Если бы рядом не было Поппи, она вряд ли рискнула бы снова войти в его кабинет. Но Поппи смотрела так решительно, что придала смелости и своей спутнице. Своим детским голосом, громко прозвучавшим в просторном помещении, Джесмин сказала, что хотела бы видеть издателя. Так случилось, что мистер Роджерс был не очень занят, потому что «Даунфолл» в полном соответствии со своим названием неудержимо и безвременно катился в пропасть. Соответственно, у издателя было мало дел.

Мистер Роджерс согласился принять мисс Мэйнуеринг и ее приятельницу, и девочек провели к нему в кабинет. Мистер Роджерс начал беседу с признания, что он совершенно не помнит мисс Джесмин. Это больше всего поразило молодого автора.

– Но вы же должны помнить, что я приходила к вам около трех месяцев тому назад со своей поэмой под названием «Ода печали», – выпалила Джесмин. – Мы же с вами долго говорили о ней. Я не понимаю, как вы могли совсем забыть…

– Дорогая юная леди, так много людей приходят и оставляют такое множество поэм, и каждая так похожа не предыдущую, что у меня, прошу извинить, в голове все перепуталось.

– Голова кружится, да, сэр? У меня так бывает, когда меня называют Сарой.

Издатель отреагировал на это неожиданное вмешательство Поппи свирепым взглядом и, не удостоив ее ответом, продолжал беседовать с Джесмин.

– Извините, что позабыл и вас, и вашу поэму, хотя, без сомнения, вы ее надписали. Прошу прощения, но, конечно, я не мог ее напечатать. Вы это ожидали услышать? Одного названия «Ода печали» достаточно было, чтобы я ее отверг.

– Но, но… – залепетала Джесмин, мучительно покраснев и чуть не плача. – Мне о вас сказала леди, которая читает ваш журнал. Она заверила меня, что название моей поэмы – как раз то, что вам нравится. Она сказала, что раз ваш журнал носит грустное название, то и материалы для него должны называться грустно.

Издатель одарил ее ласковой, но неискренней улыбкой:

– Название «Даунфолл» мы выбрали по политическим причинам, – Затем он позвонил. – Джонс, – обратился он к вошедшему секретарю, – пойдите в сектор «Д» и выдайте этой юной леди рукопись под названием «Ода печали». Извините, больше я ничего не могу для вас сделать сегодня, мисс Мэйнуеринг. – И громко произнес: – До свидания.

Когда девочки вышли из помещения издательства, Джесмин протянула свою отвергнутую поэму Поппи.

– Положи в карман, Поппи, – сказала она, – и ни в коем случае мне не показывай. Я должна постараться забыть ее, иначе моя смелость улетучится. Скорее всего, названия журнала и произведения должны контрастировать. Я написала грустную поэму. Отнесу ее в журнал с бодрым названием.

– Взгляните, мисс Джесмин, – сказала Поппи, когда они очутились на улице. – Вон, напротив – издательство журнала с симпатичным названием. И там полно картинок. Он как широко открытое окно. Называется «Джой-белл».[22 - Joy-bell – веселый перезвон (англ.).] Согласитесь, это звучит приятнее, чем «Даунфолл».

– Да, пожалуй, – задумчиво согласилась Джесмин, и тень разочарования стремительно покинула ее выразительное лицо. – Как хорошо, что ты пошла со мной, милая Поппи. Я так расстроена, что и не заметила бы эту табличку. Название звучит заманчиво. Пойдем туда сейчас же, Поппи. Ты меня поддерживай. Когда посмотрю на тебя, скажи «да». Если посмотрю хмуро, знай – цена слишком низкая и мне надо помочь поторговаться. Пойдем, Поппи, я чувствую, судьба зовет меня к издателю журнала «Джой-белл».

К счастью, издатель тоже оказался свободным. После пятнадцатиминутного ожидания юная претендентка на литературную славу вместе со своей приятельницей были приглашены к нему в кабинет. Разговор чрезвычайно воодушевил Джесмин. Издатель не только пообещал внимательно ознакомиться с ее романом «Погоня за счастьем» и поэмами «Ода печати» и «Полет красоты», но и предложил печатать ее роман из номера в номер, если, конечно, он ему понравится. Она удалилась, окрыленная, оставив издателю рукописи и унося с собой целую стопку журналов «Джой-белл».

– Я сообщу вам свое решение через несколько дней, – сказал издатель с учтивой улыбкой. – А о цене мы поговорим, если я сочту, что ваши сочинения мне подходят.

Джесмин вылетела из кабинета, дрожа от радостного возбуждения.

– Ах, Поппи! Я так счастлива, счастлива, счастлива…




Глава XXXIV

ПЛАН


Миссис Элсуорси не забыла девочек. Они по-прежнему занимали ее думы. Артур Ноэль регулярно снабжал свою благодетельницу информацией о ее любимицах, но доброй женщине не терпелось увидеть их самой. Ей было досадно, что Артур упорно отказывается сообщить их адрес.

– Я не хочу, чтобы они преуспели, – сказала она однажды молодому человеку. – У меня уйма денег, больше, чем я могу истратить. Я не знаю, что с ними делать, и мне безумно хочется потратить хотя бы часть на этих девочек. Если же они научатся зарабатывать сами, они никогда не возьмут у меня денег, поэтому я и не хочу, чтобы они преуспели. Если они не желают, чтобы я удочерила всех троих, то я согласна взять хотя бы одну Джесмин. Она моя любимица, правда, малышку Дэйзи я тоже люблю. Артур, ты можешь говорить сколько угодно, но ты не разубедишь меня – я все равно уверена, что Джесмин, словно бриллиант, – в роскоши она засияет ярче, чем в нищете.

– Вы не можете разлучить ее с сестрами, – сказал Ноэль. – Она ни за что не согласится расстаться с ними. А если вы хотите, чтобы ей не удалось задуманное, вам придется сломить ее волю, тогда действительно ей будет лучше жить в богатстве, чем в бедности.

– Тебе все так ясно, Артур, – почти проворчала миссис Элсуорси. – Ты, должно быть, забыл время, когда сам жил в бедности, не понимаю, как можно такое одобрять.

– Я не забыл о тех годах, – ответил Артур, и словно облако пробежало по его ясному лицу, – но помню их как в тумане и совсем плохо помню мою мать и старую няню, которые любили меня. Помню безутешные слезы по матери, ночь за ночью, и как меня, полуголодного, били и унижали. Потом я, наверно, заболел. В моих воспоминаниях – провал, пустота… Но я навсегда запомнил тот день, когда я стоял на заснеженной улице, горько плакал и пытался просить милостыню. А потом у меня слетела шапка, я побежал за ней и тогда…

– О, как это было ужасно! – воскликнула мисс Элсуорси, закрывая лицо руками. – Меня и сейчас трясет при одном воспоминании. Кучер не смог остановить лошадей, и они пронеслись над тобой, и мы были уверены, что ты мертв. Тебя подняли и внесли в мою карету, худенького оборвыша с таким красивым лицом. К счастью, твои раны не были тяжелыми. Ты быстро пришел в себя. Со мной был мой брат, Артур. Открыв глаза, ты протянул к нему руки. Он прижал тебя к груди, и с тех пор ты стал его приемным сыном. И на мой взгляд, дорогой, богатая жизнь нисколько не повредила тебе.

– У меня не было выбора, – возразил Артур. – Богатство свалилось на меня, как Божий дар. Так случилось, что я теперь богат, и, конечно, богатым людям легче осуществить выбор жизненного пути. В настоящий момент наши девочки бедны, но, как знать, возможно, мой путь – не единственный. С какой радостью я бы помог им! Но, поверьте, даже если это произойдет, я никогда не посягну на их независимость.

Миссис Элсуорси нахмурилась.

– Если ты будешь мешать мне, Артур, я ничего не смогу сделать.

– Но разве нельзя помочь им без удочерения?

– О, дорогой мой мальчик, как я могу? Я знаю много влиятельных людей, но не могу же я им сказать: вот три очаровательные девочки; они крайне неопытны, ничего не знают о манерах и обычаях состоятельных людей; у них нет образования, но они до ужаса независимы. Не могли бы вы, дорогой друг, взять старшую в свою семью учительницей, если она ничему не может научить? А вы, другой мой друг, не могли бы поговорить с издателем журнала, который вы любите читать, и попросить его напечатать стихи, в которых нет ритма, или слабые рассказы самонадеянного ребенка? И не можете ли вы, мой третий друг, помочь одной прелестной девочке и взять ее присматривать за вашими котятами? Артур, как могут наши девочки быть независимы, если они ничему не учились?

– И все-таки им можно помочь, – сказал Артур. – Для этого надо поговорить с мисс Эгертон. Я узнаю, какую, по ее мнению, сумму необходимо затратить на их образование. Возможно, она лучше нас с вами осведомлена об их способностях. Когда мы с ней решим, как действовать, мы попросим у вас денег. Потом мисс Эгертон поговорит с девочками. Она откровенно изложит им наш план и постарается, воззвав к их здравому смыслу, убедить не отказываться от их единственного шанса обрести независимость. Если они будут действовать правильно, то смогут через какое-то время вернуть вам ваши деньги. По-моему, это лучший способ им помочь.

Миссис Элсуорси то хмурилась, то улыбалась, но в конце концов согласилась с Артуром.

В тот же день этот деятельный молодой человек отправился к мисс Эгертон. Они обсудили его план во всех подробностях, и мисс Эгертон обещала при первой возможности поговорить с Примроз.




Глава XXXV

ЕЖЕКВАРТАЛЬНАЯ ПОМОЩЬ


– Вот два письма, – сказала Дэйзи, держа в руке два конверта. – Одно для Примроз, должно быть, от мистера Дэйнсфилда, а другое – для Джесмин. Оно выглядит заманчиво – толстое и, должно быть, интересное. И сзади такая красивая картинка наклеена. И надпись: «Джой-белл».

– Дай письмо, – лицо Джесмин стало пунцовым. – Дэйзи, незачем разглядывать мои письма! А может быть, там что-нибудь секретное? Боже, как дрожат руки.

– Мы совсем одни, Джесмин. Примроз ушла на работу час назад. Милая Примроз, она иногда выглядит такой бледной и усталой. О чем твое письмо, Джесмин, о нашем секрете? Пожалуйста, прочти его мне, ну, пожалуйста!

Но Джесмин уже разорвала конверт и не слышала горячей мольбы Дэйзи. Ее глаза жадно пожирали строчки официального письма. Прочтя его, она закружилась по комнате в танце, потом подбросила письмо к потолку и наконец, схватив в объятия Дэйзи, принялась расцеловывать сестренку.

– Дэйзи, это так здорово! Я так счастлива, что готова заплакать. Дэйзи, милая, он приглашает меня поговорить о романе. Пишет, в нем есть мастерские эпизоды и просит прийти как можно скорее.

– А кто он, Джесмин? – спросила Дэйзи.

– Он – издатель одного из лучших наших журналов, – ответила Джесмин. – Журнал называется «Джой-белл», ну разве не отличное название? Я сейчас же побегу к нему.

– Возьми меня с собой, – взмолилась Дэйзи. – Возьми меня с собой, милая, дорогая Джесмин. Мне гораздо лучше. Кашель почти прошел, и на улице уже весна – почти совсем тепло. Возьми меня с собой. Это же наш общий секрет. А потом, когда ты получишь свои деньги – он, наверно, даст тебе кучу денег, – мы вечером все расскажем Примроз.

Джесмин колебалась, но солнце светило вовсю, на улице действительно потеплело, и у Дэйзи был такой умоляющий вид, а. Джесмин чувствовала себя необычайно счастливой, и ей ужасно хотелось осчастливить других.

– Ладно, – вдруг согласилась она. – Думаю, Примроз разрешила бы, только оденься теплее. Но мы и Поппи возьмем с собой. Я ни в коем случае не пойду к издателю без Поппи.

Когда Джесмин и Дэйзи торопливо шли по улице, чтобы успеть на первый омнибус, идущий к Эджуер Роуд, Дэйзи вдруг стиснула руку сестры. Краска сбежала с ее лица, и она ускорила шаг.

– В чем дело, Дэйзи? – спросила Джесмин. – Ты мне сделала больно. Кто-то испугал тебя? Кого ты увидела?

– Нет-нет, ничего, – ответила Дэйзи и вздрогнула. – Мне станет лучше, когда мы сядем в омнибус. Можно, я сяду поближе к тебе и буду держать тебя за руку?

– Бедняжка, – сказала старшая сестра с любовью, – ты еще не совсем окрепла. Надо принимать больше витаминов. Мне говорили, для здоровья нет ничего лучше, чем принимать витамины.

Дэйзи снова вздрогнула и тихо вздохнула. Она понимала, что никакие витамины не избавят ее от ужаса, который охватывает ее при виде мистера Дава. Она только что увидела его сейчас (а Джесмин не заметила). Он стоял с несколькими другими мужчинами на углу. Его налитые кровью глаза словно просверлили девочку насквозь. Он поднял руку и помахал ей.

Дав не забыл Дэйзи, как она надеялась. Ее имя означало для него деньги, много или мало, но – деньги. Он был абсолютно бессовестный, порочный тип. Честный труд, порядочность, жалость к ребенку – все это было для него пустым звуком. Увидев Дэйзи, он с удовольствием подумал, что вскоре девочки получат очередной перевод. Затем, ощупав собственные карманы, убедился, что они пусты, и решил поискать пополнения в чемоданах «юных леди». Дав настолько запугал Дэйзи, что мог бы искать деньги даже в ее присутствии, но все-таки предпочел заняться этим в одиночестве.

Попрощавшись с друзьями, Дав быстро зашагал к дому мисс Эгертон, по дороге обдумывая план действий. В эти часы мисс Эгертон обычно занималась с учениками, а Бриджет возилась на кухне. Стало быть, он мог свободно орудовать в той части дома, которую сестры называли Чудесным замком. Он знал, как незаметно влезть на крышу, а с крыши – легко проникнуть в комнаты девочек. В то время как сестры ехали по направлению к Сити, Дав забрался к ним в дом и, убедившись, что входная дверь заперта, преспокойно огляделся вокруг.

Первое, что он увидел, было письмо, лежавшее на столе в гостиной и адресованное Примроз. Дав взял его и тщательно осмотрел. На одной из почтовых марок он прочитал слово «Розбери». Этого для него было достаточно. Письмо тут же перекочевало в карман Дава, а он принялся оглядывать комнату в поисках новой добычи.

Нашел он очень мало. Для него Чудесный замок не представлял никакой ценности. По мнению Дава, это были бедные комнаты. Чистые, конечно, но в его глазах чистота означала бедность. Ему больше нравились комнаты, обильно устланные коврами, и чем больше, тем лучше. Он любил также, чтобы комнаты были тесно заставлены темной, тяжелой мебелью из добротного, старого красного дерева, а окна задрапированы плотной шерстяной тканью.

Такие комнаты, по мнению Дава, выглядели солидно, хозяева подобных комнат обязательно обладали тяжелыми кошельками и, возможно, кое-чем еще, припрятанным в одном из ящиков бюро. Такую комнату интересно обследовать. А эта гостиная, с простенькой малиновой обивкой, белыми полами, несколькими гравюрами на стенах да низеньким книжным шкафом, набитым пусть даже ценными книгами, – что в ней проку? Не найдя больше ничего стоящего и слегка пнув ногой Пинк, он незамеченным покинул комнату, как и вошел, – через крышу. Письмо Примроз лежало у него в кармане, и он был счастлив, что так легко заполучил ее ежеквартальное пособие. Вернувшись к себе на Эден-стрит и закрывшись в задней комнате, он вскрыл письмо. Оно оказалось коротким и было написано, против обыкновения, не мистером Дэйнсфилдом. Дав, однако, внимательно изучил его содержание.






«Банк

Хай-стрит, Розбери

Апрель, 21

Мэм, в отсутствие мистера Дэйнсфилда посылаю Вам чек на семнадцать фунтов десять пенсов согласно его указанию. Соблаговолите поставить свою подпись на оборотной стороне чека, после чего Вы можете получить деньги в банке Метрополитэн, Стрэнд.

Примерно через шесть недель я ожидаю возвращения мистера Дэйнсфилда, который проводит зиму за границей.

    

Искренне Ваш Джон Дэвис»







Почти час Дав разбирал текст письма, потом ощупал чек с обеих сторон, потом побледнел от злости: без подписи чек был бесполезен. Дав был человеком сильных страстей, поэтому не постеснялся в выражениях своего неудовольствия. Его жена, услышав ругань, сочла за благо не попадаться на глаза своему повелителю. Она не могла взять в толк, что это он так долго делал в задней комнате и почему после этого отказался от вкусного ужина. Через некоторое время она услышала, что он вышел, и вздохнула с облегчением.

Дав быстро и ловко запечатал конверт, так что ни одна душа не заметила бы, что он его открывал. Потом снова поспешил к дому мисс Эгертон и тем же путем, через крышу, проник в комнаты девочек. Он хотел засунуть конверт между книгами, которые стопкой лежали на письменном столике Джесмин, якобы кто-то переложил его, например, вытирая пыль в комнате, однако передумал и бросил его на стол. Понадеявшись, что никто не проведает о вторжении и рыкнув на бедную Пинк, которая бросилась от него наутек, Дав благополучно выбрался из дома.




Глава XXXVI

«ДЖОЙ-БЕЛЛ»


Надо признаться, что в то утро Поппи втихомолку улизнула с работы. Бедная девушка пребывала в печальном, подавленном настроении. Она бесконечно устала от своей тети, миссис Флинт, поэтому, когда появилась Джесмин и сказала ей несколько ласковых слов, Поппи без разрешения бросила неоконченную работу, надела свою умопомрачительную шляпу и элегантный жакет и, не слушая криков «Сара-Энн!» и «Сара-Мэри!», ушла из дома вместе с Джесмин и Дэйзи. Через некоторое время все трое вошли в контору «Джой-белла» и были допущены к издателю.

– Не позволяй мне соглашаться на слишком низкий гонорар, – шепнула Джесмин Поппи в дверях.

Поппи в ответ весело кивнула, и Джесмин с видом скромного достоинства, но внутренне ликуя, опустилась в предложенное ей кресло.

– Я получила ваше письмо, – начала она, – и подумала, что вы захотите видеть меня немедленно. Поэтому я здесь. Это моя сестра. Она все знает, кроме того, она выведена в романе. Все мои характеры я беру из жизни. А это мой друг, Поппи Дженкинс. Вы видели ее две недели тому назад. Она тоже одна из героинь романа.

Издатель – его звали мистер Поттер – имел привычку пропускать мимо ушей все то, что, по его мнению, не относилось к делу. Сейчас он пропустил мимо ушей информацию о Дэйзи и Поппи. Он обратился к Джесмин тоном, который, как она потом говорила, приковал ее внимание.

– Я написал вам, мисс Мэйнуеринг, потому что увидел в ваших вещах многообещающие ростки таланта. То, что вы пишете, еще незрело, поскольку вы сами очень молоды, но это свежо. После необходимой правки, которую я лично хотел бы произвести, ваша «Погоня за счастьем» вполне может появиться на страницах нашего журнала. Однако мы публикуем рукописи только при известных условиях, которые я хотел бы сейчас изложить, и надеюсь, что вы их примете.

– Похоже, вам предлагают сделку, – вдруг сорвалось с губ Поппи. – Слушайте внимательно, мисс Джесмин, что будет говорить этот джентльмен. Похоже, они тут только и делают, что гоняются за выгодой. Такая уж у них натура. Тетя Флинт извлекает выгоду из меня, а я-то думала, что это так интересно – покинуть деревню и переехать в город, но здесь одна только суета. Ничего я не получила, мисс Джесмин, от моей погони за выгодой, кроме переживаний да имени Сара!

– Если бы эта молодая особа перестала прерывать нас… – произнес издатель кротким голосом.

– Да-да, Поппи, пожалуйста, помолчи, – сказала Джесмин. – Извините, сэр. Я только попросила Поппи помочь мне, когда мы дойдем до гонорара. Мы еще не говорили о деньгах, милая Поппи. Да, сэр, я слушаю вас внимательно.

– О деньгах мы поговорим потом. Итак, мисс Мэйнуеринг, факты таковы. «Джой-белл» – журнал новый. Мы стараемся всеми силами расширить продажу и круг читателей. И мы придумали эффективный способ: каждый наш будущий автор должен приобрести сто номеров журнала в месяц. Эти номера он распродает как можно шире среди своих друзей. Журнал стоит всего шесть пенсов. Конечно, вашим друзьям будет приятно получить журнал из ваших рук. Ваш роман, я полагаю, будет печататься в течение шести месяцев. Вы можете продавать журнал по более высокой цене, ибо, без сомнения, вы легко найдете сто человек, которые с удовольствием купят журнал с вашим романом. Так вы окупите свои деньги, получите прибыль и будете способствовать широкому распространению вашего романа среди читателей.

– Но, скажите, пожалуйста… – начала было Джесмин.

– Позвольте спросить, – прервала ее Поппи, – ведь меня сюда взяли, чтобы я задала этот вопрос: сколько денег получит эта юная леди за свои гениальные произведения, которые она доверила бумаге? Да, мисс Джесмин, вы сами сказали, чтобы я вмешалась, когда будет надо. Я никого не боюсь. И я спрашиваю: какова будет плата?

– Плата? – эхом повторил издатель. – Молодая леди не может ожидать, что ей заплатят за работу, в значительной степени не профессиональную. Нет, о деньгах не может быть и речи. Но ей заплатят другим образом: она обретет репутацию, и, хотя ее роман незрелый, он будет опубликован! А это много ценнее денег. К сожалению, мисс Мэйнуеринг, я не могу себе позволить злоупотреблять вашим временем. По-моему, я объяснил все достаточно ясно. Принимаете ли вы мое предложение? Если вы согласны приобретать по сто номеров журнала ежемесячно, ваш роман будет напечатан. Если нет, я с сожалением верну вам рукопись.

Джесмин сидела с жалким, бледным лицом.

– О, Поппи… – молвила она.

– Вы этого хотите, мисс Джесмин? Я считаю, что это – обман, но вы этого хотите?

– Поппи, дорогая, я мечтала о том, как прекрасно будет выглядеть мой роман в напечатанном виде. Я так разочарована!

– Я не допущу этого, мисс Джесмин. А вы, сэр, вы такой же, как тетя Флинт. Но моя дорогая мисс Джесмин не будет так переживать, если я могу этому помешать. Посмотрите, сэр, в этот кошелек, протянутый вам честной, рабочей рукой, и посчитайте, хватит ли в нем денег, чтобы купить сто номеров вашего мерзкого «Джой-белла». В этом кошельке, сэр, мой трехмесячный заработок, и, я думаю, этого будет достаточно.

Издатель осторожно открыл кошелек.

– Вы позволите вашей подруге заплатить за вас? – спросил он, глядя на Джесмин. – Я разрешаю вам сделать первый взнос со скидкой. Полная стоимость ста экземпляров журнала по шесть пенсов каждая составит, естественно, пятьдесят шиллингов. На первый раз я соглашусь на сорок пять.

– Такая сумма там есть, – произнесла Поппи со скромной гордостью. – Сорок пять шиллингов, да еще пятнадцать сверху составляет как раз три фунта.[23 - Фунт стерлингов равнялся 240 пенсам.] Столько я получаю у тети Флинт за квартал. За пятнадцать шиллингов я куплю себе ботинки и домашние башмаки, мисс Джесмин. Я хорошенько почищу свою старую шляпу, а ситцевых платьев на выход у меня хватает, так что вы вполне можете взять отсюда два фунта пять шиллингов.

– Тогда поступим так, – сказал издатель, – дайте мне свой адрес, мисс Мэйнуеринг, и я пришлю вам журналы завтра-послезавтра. Эти деньги обеспечат выход в свет первой части вашего романа. Когда вы купите еще сто экземпляров – выйдет вторая часть и так далее.

– Но как я верну долг Поппи, если придется отдать вам деньги, которые я выручу за журналы? – спросила Джесмин, все больше волнуясь.

– А это, – ответил издатель с насмешливой улыбкой, – меня не касается.

На этом сделка завершилась. Джесмин дала мистеру Поттеру адрес Чудесного замка и вышла взволнованная, счастливая и разочарованная одновременно.

– Поппи, милая, – сказала она, – каким ужасно легким стал твой кошелек.

– Нет, мисс Джесмин, – ответила Поппи, – не совсем. Ведь пятнадцать шиллингов серебром весят столько же, сколько три фунта золотом. Это у меня на сердце, а не в кошельке легко, мисс Джесмин. Я так рада помочь вам. Я знаю, он обманул вас, но ничего. Когда вашу замечательную, красивую сказку напечатают, деньги вернутся к вам, потому что журнал пойдет нарасхват. Не беспокойтесь, вы вернете мне долг, и я до смертного часа буду гордиться, что оказалась первой, кто помог вам.

В тот вечер, когда Джесмин и Дэйзи сидели вдвоем, ожидая возвращения Примроз, Дэйзи вдруг сказала:

– Ты сегодня взлетела, Джесмин, когда взяла сбережения Поппи, чтобы твой роман напечатали? Ты это называешь взлетом?

Дэйзи сказала это вполне невинно, просто желая понять, что произошло, но Джесмин от ее слов закрыла лицо руками и разрыдалась.

– Какой жестокий вопрос, Глазастик, – ответила она. – Ты же знаешь, как я несчастна из-за этого. С каждой минутой после ухода от этого человека я все более и более несчастна. Ты только представь, а вдруг я не смогу продать сто экземпляров «Джой-белла». Тогда мой роман перестанут печатать, и я никогда не смогу вернуть Поппи ее деньги. Я теперь думаю, что зря поддалась искушению. Наверно, я пустая и тщеславная, и глупее, чем о себе думала.

– Да ты гений, Джесмин, я уверена! – с жаром вскричала Дэйзи. – Я знаю это, потому что давно наблюдаю за твоим лицом. В книжках иногда описывают лица гениев, и я заметила, что они похожи на твое. Тот же взгляд – удивленный, немного печальный и неудовлетворенный. Мне всегда хотелось, чтобы и у меня было такое же выражение лица. Иногда, когда вы с Примроз оставляете меня одну, я стараюсь перед зеркалом придать своему лицу такое выражение. Но у меня ничего не получается.

Джесмин рассмеялась.

– Очень надеюсь, что я гений, – сказала она. – Я всегда стремилась им быть. Если это так, то с деньгами Поппи будет все в порядке, потому что люди захотят купить мой роман. В нем на самом деле поразительный сюжет, Дэйзи. Там рассказывается о девочке. Она очень хорошая и никогда не думает о себе, ни одной минуты. Она очень бедная, но умудряется зарабатывать деньги на жизнь разными, вполне честными способами, чтобы поддержать свою семью. У нее две сестры, но они не умеют заработать и половины денег, которые зарабатывает она. В начале романа сестры немного презирают Джульетт, но потом они понимают, какая она необыкновенная. Главная мысль романа – это то, что очень важно заботиться о благе других людей. О господи! Хоть бы у меня хватило таланта развить этот характер. Если это удастся, я смогу вернуть Поппи долг.

– Нет ничего прекраснее заботы о ближнем, – сказала Дэйзи немного назидательным тоном. – Знаешь, Джесмин, а ведь я однажды проявила себя ужасной эгоисткой! Но Принц сказал мне об этом. Он сочинил замечательную сказку и рассказал в ней о Чудесном замке.

– Я никогда не понимала, Дэйзи, почему ты называешь эти комнаты Чудесным Замком, – ответила Джесмин.

– Потому, что они были чудесным образом отделаны и обставлены, – объяснила Дэйзи. – Они полны Любви, и Самоотречения, и Доброты. Я так люблю думать об этом. Порой я лежу на кушетке и сочиняю истории о трех феях с этими именами. Мы с ними играем и разговариваем. Иногда мне кажется, что они существуют на самом деле. Но, странное дело, Джесмин, они являются мне только тогда, когда я стараюсь не быть эгоисткой. Тогда я становлюсь веселой и счастливой. Приходит Доброта, и стены становятся светлее и чище, Самоотречение делает мою кушетку мягкой и легкой, а Любовь открывает такой чудесный вид из окна, что я начинаю с интересом следить за всеми, кто проходит мимо. И когда я так сижу у окна и смотрю на всех сквозь стекло Любви, ты не представляешь, какими они кажутся хорошими. Я однажды сказала об этом Принцу, и он обещал, что превратит наши комнаты в настоящий Чудесный замок.

Джесмин вздохнула. «Я слышу шаги Примроз на лестнице, – сказала она. – Ах, Дэйзи! Ты такая хорошая! Какие у тебя замечательные мысли. Но я сомневаюсь, что эти комнаты когда-нибудь станут Чудесным замком для меня. Вряд ли феи придут ко мне и я смогу взглянуть на мир их глазами. Я хочу, чтобы мой Замок был намного больше и величественнее, чем этот. Может быть, если я и вправду гений, я получу его благодаря моим книгам. Я всем сердцем надеюсь, что не напрасно взяла деньги у Поппи.

– Нет, потому что ты и есть гений, – уверенно сказала Дэйзи, с любовью целуя сестру.




Глава XXXVII

ПОДПИСЬ НА ЧЕКЕ


Все это время Примроз была очень занята. Ничего нельзя было придумать скучнее и утомительнее, чем ежедневное чтение для миссис Мортлок. Однако пятнадцать шиллингов в неделю, которые она теперь регулярно получала, существенно пополнили семейный кошелек. Примроз выполняла свою скучную работу с добрым и благодарным сердцем. Она почти перестала тревожиться о Дэйзи. С тех пор как девочка оказалась у мисс Эгертон, ее просто нельзя было узнать. Ее прежнее спокойствие и доброта снова вернулись к ней. Каждое утро она говорила Примроз «до свидания» со светлой улыбкой, и каким бы длинным и скучным ни был ее день, счастливо улыбалась сестре вечером.

Каково же было изумление и ужас бедной Примроз, когда однажды вечером она пришла домой и увидела Дэйзи в окружении Джесмин, мисс Эгертон и даже Бриджет. Младшая сестренка лежала на кушетке, лицо ее было смертельно бледным, она истерично рыдала и что-то бессвязно бормотала. Это было вечером того дня, когда девочки ходили к издателю.

– Мы нашли ее в таком ужасном состоянии… – заговорила Джесмин, но мисс Эгертон прервала ее, предостерегающе подняв руку.

– Не надо сейчас об этом, моя дорогая. Не стоит гадать о том, что произошло в присутствии Дэйзи. Ей нужен полный покой. Примроз, она так ждала вас. Сядьте около нее и возьмите ее за руку.

Услышав имя Примроз, Дэйзи открыла глаза. Она схватила сестру за руку своей горячей рукой и крепко сжала ее.

– Мне надо поговорить с тобой наедине, Примроз. Пусть Джесмин, мисс Эгертон и Бриджет уйдут. Я хочу сказать тебе что-то очень важное.

– Оставьте нас ненадолго, – попросила Примроз, и все тут же вышли из гостиной.

Оставшись наедине с сестрой, Дэйзи подняла на нее лихорадочно блестевшие глаза. Щеки ее горели.

– Примроз, – прошептала она, – как ты думаешь, это очень плохо с моей стороны сделать кое-что не очень хорошее, чтобы помешать страшному чудовищу посадить меня в темницу?

– Дорогая моя, – ответила Примроз, – должно быть, тебе что-то привиделось. Не понимаю, о чем ты, моя хорошая. Конечно, нельзя позволять чудовищу схватить тебя, – но тут нет чудовищ. Дэйзи, любимая, здесь никогда не было никаких чудовищ. Не надо переживать из-за того, чего никогда не было. Ты, наверно, слишком подолгу остаешься одна, вот и придумываешь всяких чудовищ и фей. Придется попросить мистера Ноэля не рассказывать тебе фантастических историй.

– Нет-нет, Примроз, это моя единственная радость. Как хорошо, что ты считаешь правильным помешать чудовищу. Оно такое страшное. И оно проникло в Замок, и я ужасно его боюсь.

Дэйзи как-то странно засмеялась и сказала напряженным голосом:

– Конечно, Примроз, все это только мои фантазии. Я ведь всегда была фантазеркой. Примроз, дорогая, сделай для меня одну вещь, пожалуйста!

– Конечно, Дэйзи. Но почему ты дрожишь?

– Подержи меня за руки… Ну вот, а теперь я попрошу тебя о чем-то, Примроз. Там, на столе, письмо от мистера Дэйнсфилда.

– Пришло? Очень хорошо. Я ожидала его еще вчера утром.

– Оно на столе, – повторила Дэйзи. – Вскрой его, пожалуйста. Я хочу посмотреть, что там внутри.

– Там должен быть почтовый перевод для нас.

– Можно мне посмотреть?

Примроз подошла к столу, взяла конверт и вскрыла его.

– Так и есть, – сказала она, – но не перевод, а чек. Я должна подписать его на обратной стороне, а завтра отнести в Метрополитэн Банк и получить деньги.

– Можно посмотреть, как ты будешь подписывать, Примроз? – спросила Дэйзи каким-то странным, сдавленным и тихим голосом.

Примроз улыбнулась про себя ее детскому капризу и, взяв перо, поставила свою подпись на обороте чека.

– Можно я подержу чек? Боже, как дрожат пальцы! Странно, этот маленький кусочек бумаги может превратиться в кучу золотых соверенов.[24 - Соверен – британская золотая монета, равная 1 фунту (240 пенсам). Теперь не чеканится.] Ты, наверно, чувствуешь себя богатой, Примроз?

– Я чувствую, что благодаря этой бумажке да еще моему жалованью мы сможем оплатить наши хлеб и масло, Дэйзи.

Лицо Дэйзи исказилось, но она сказала, стараясь, чтобы голос не дрожал:

– Да, сестричка. Давай вложим чек в конверт и, если можно, я положу его себе под подушку. Я засну спокойно и не буду плакать, если чек с твоей подписью переночует v меня под подушкой.




Глава XXXVIII

ПРОСЬБА ДЭЙЗИ


Примроз так важно было успокоить Дэйзи, что она без малейшего колебания выполнила ее просьбу. Едва девочка взяла письмо с его ценным содержимым в руки, как сразу успокоилась и замолчала. Примроз раздела ее и уложила в кровать. Дэйзи отвернулась к стене и, не выпуская конверт из рук, закрыла глаза. Увидев, что она заснула, Примроз тихо вышла из комнаты, чтобы обсудить происшедшее с Джесмин и мисс Эгертон. Но и мисс Эгертон не смогла объяснить причину страхов Дэйзи. Укладываясь спать, Примроз опасалась, что нервный приступ может повториться.

На следующее утро она должна была уйти раньше обычного. К удивлению и облегчению Дэйзи, Примроз ни слова не сказала о чеке мистера Дэйнсфилда. Она не забыла о нем, но, не имея возможности пойти в банк сегодня, решила, что Дэйзи будет спокойнее, если письмо останется у нее.

– Джесмин, – попросила она среднюю сестру. – Не уходи сегодня из дома. Не стоит оставлять Дэйзи одну.

Джесмин помрачнела.

– Разве ты забыла, Примроз, что мисс Эгертон и мистер обещали повести меня сегодня в Южно-Кенсингтонский музей?[25 - Южно-Кенсингтонский музей в Лондоне, основан в 1852 г. В современном здании музей открыт в 1909 г. под названием «Музей Виктории и Альберта», поскольку королева Виктория заложила первый камень этого здания в 1899 г. Содержит обширную коллекцию декоративно-прикладного искусства.] Они пригласили меня еще на прошлой неделе, и нельзя же теперь отказываться. А давай я возьму Дэйзи с собой. Думаю, она не слишком устанет. Мистер Ноэль всегда так ласков с ней. Они очень любят друг друга.

– Хорошо, пусть будет так, Джесмин.

Примроз ушла на работу к миссис Мортлок и с тяжелым сердцем принялась за чтение. Миссис Мортлок быстро теряла зрение. Катаракта на обоих глазах разрасталась, и она могла лишь с трудом видеть смутные очертания лица и фигуры своей молодой компаньонки. Примроз, однако, всегда умела успокоить раздражительную старую леди и вскоре стала ее любимицей.

Сегодня из-за постоянной тревоги о Дэйзи в голосе Примроз, когда она начала читать, чувствовалось напряжение. Миссис Мортлок обожала Примроз, но не замедлила сделать по этому поводу замечание.

– Читайте более четко, мисс Мэйнуеринг. Медлительный голос меня ужасно нервирует. Вообразите себя в Палате общин.[26 - Палата общин – нижняя палата английского парламента.] Прочтите эту речь более оживленно, моя дорогая. Вот так уже лучше.

Примроз сделала над собой усилие, и через несколько минут ее голос зазвучал, как обычно, но когда мысли о Дэйзи снова начали мучить ее, голос прервался.

– Тогда, дорогая, перейдем к сплетням. Может быть, они у вас зазвучат лучше, чем политика. Боже, боже, боже! Что случилось с девушками в наши дни? Они не вкладывают душу в работу, делают ее без удовольствия. Я думаю, мисс Мэйнуеринг, если есть девушка, которой нужно крепко стоять на ногах, так это вы. Полагаю, что высокое жалованье, которое вы у меня получаете, достается вам не так уж тяжело. Уж если девушка умеет читать вслух, она должна это делать как следует. Это все, о чем я вас прошу.

– Извините, миссис Мортлок, кое-какие домашние обстоятельства расстроили меня, и мне трудно от них отвлечься. Сплетни я буду читать лучше.

– Вот и хорошо, моя милая. Я бы спросила вас о домашних неприятностях, но у меня такие чувствительные нервы. Читайте сплетни, и пусть ваш голос будет бодрым и веселым, как если бы вас радовало все, что вы читаете. Ну!

В тот момент, когда бедная Примроз пыталась оживить свой тусклый голос, дверь открылась, и вошла Поппи с пунцовым лицом, в своей лучшей шляпе и облегающем жакете с бантом.

– Мисс Примроз, я пришла сказать «до свидания». Нет, миссис Мортлок, я уезжаю и не боюсь вас больше. И я вам больше не Сара. Уезжаю. Мы с тетей Флинт поссорились, и я уезжаю в родную деревню, может быть, уже сегодня вечером. И никогда этот суетный город не увидит меня больше. Покидаю «Пенелоп Мэншн», мисс Примроз, а сейчас бегу к вам попрощаться с мисс Джесмин и мисс Дэйзи.

– Но, ради бога, Сара-Матильда-Энн, – вмешалась взволнованная миссис Мортлок, – прежде чем уйти, принесите мне мой бульон. Миссис Флинт, конечно, об этом не подумала, а я без должного питания не могу не нервничать. Бегите сейчас же на кухню, Сара-Мэри, и принесите мой бульон и к нему тоненький кусочек хлеба, хорошенько поджаренный. Да не сожгите его. Если я не вижу, это не значит, что у меня вкус пропал, и я прекрасно чувствую, если мой тост подгорел.

Поппи уже готова была сказать в ответ что-то дерзкое, но взгляд Примроз остановил ее. Перед тем как уйти, она принесла старой леди ее ланч. Примроз пожелала Поппи доброго пути и выразила сожаление по поводу ее отъезда. Затем Поппи убежала, надеясь застать Джесмин и Дэйзи дома.

«Я уеду сегодня вечером, – сказала она себе, – и скажу маме, что Лондон – суета сует. На свои пятнадцать шиллингов я куплю билет в вагоне третьего класса, а есть мне до завтрашнего утра не захочется».

Войдя в дом мисс Эгертон, Поппи узнала от Бриджет, что мисс Джесмин нет дома, а мисс Дэйзи наверху одна. Поппи проворно взбежала по лестнице и постучала в дверь гостиной. Никто не ответил. Повернув ручку, она вошла в комнату. Дэйзи лежала, уткнувшись лицом в кушетку. Рыдания и дрожь сотрясали маленькое тело. Какое-то время она не видела и не слышала Поппи, которая склонилась над ней в большой тревоге.

– Мисс Дэйзи, милая, вот хорошо-то, что я пришла. Что случилось, мисси?

– Ничего, Поппи, правда, ничего, кроме того, что я ужасно несчастна. Если бы я не была эгоисткой, я пошла бы в темницу, но я не смогла пойти, правда, не смогла.

Чего у Поппи было не отнять, так это практичности. Не теряя времени на выяснение причин состояния Дэйзи, она принесла холодной воды и умыла девочке лицо и руки. После этого заставила Дэйзи выпить чашку молока, наконец, подняв ее с кушетки и усадив в кресло, крепко обняла и положила ее голову себе на грудь.

– Теперь вам лучше, моя хорошая, правда ведь?

– Телу лучше, спасибо, Поппи. Мне нравится, когда ты меня так нежно обнимаешь. Но на душе у меня больше никогда-никогда не будет хорошо, милая Поппи.

– Иногда становится легче, когда расскажешь о своем горе, – сказала Поппи. – У тети Флинт я говорила о своем горе стенам, больше некому было. Может, вам полегчает, если вы мне расскажете, мисс Дэйзи? Я обещаю быть могилой.

Дэйзи грустно покачала головой.

– Это бесполезно. Теперь ничем не поможешь. Если бы я была достаточно сильной, чтобы пойти в темницу… Так ужасно, что я не смогла. Если бы Принц теперь был здесь, он сказал бы, что я недостойна жить в Чудесном замке. Эти комнаты больше не похожи на Чудесный замок. Пожалуйста, Поппи, посмотри и скажи, сияют ли еще стены Добротой и можно ли посмотреть на улицу сквозь окна Любви?

– О боже! Нет, мисс Дэйзи, у меня не такая богатая фантазия. Стены очень красиво и аккуратно оклеены, а окна – что ж, обыкновенные чердачные окна. Теперь, мисси, я вас уложу удобно, а вы закройте глазки и постарайтесь заснуть.

Бедняжка Дэйзи была так утомлена и слаба, что закрыла глаза и впала в тяжелую дремоту. Примерно через час она проснулась, но лежала тихо-тихо с широко открытыми глазами. Поппи что-то сказала ей, но она не услышала и заговорила умоляющим тоном:

– Пожалуйста, дай мне подумать. Я сейчас видела сон. Я что-то сделала во сне, и, наверно, теперь я это сделаю наяву. Только дай мне подумать, Поппи.

– Думайте сколько угодно, мисс, – сказала Поппи. – А пока вы будете мучить свою бедную головку мыслями, я быстро приготовлю вам ужин.

Поппи заварила чай, сварила яйцо и поджарила несколько тонких, хрустящих тостов. Все это она принесла Дэйзи, которая сказала напряженным голосом:

– Если я собираюсь сделать то, что задумала, мне надо быть сильной. Поэтому я поем. И ты возьми что-нибудь, Поппи.

– Поскольку мне не придется есть до завтрашнего утра, я не откажусь от вашего любезного приглашения. Вы ведь не знаете, мисси, что я сегодня вечером уезжаю в Розбери.

– Поппи, – сказала Дэйзи, не обратив внимания на эту новость, – ты не знаешь, миссис Элсуорси – очень богатая женщина?

– Миссис Элсуорси из Шортландса? Конечно. Помню, мама говаривала: «Эти Элсуорси сделаны из денег».

– Сделаны из денег, – повторила Дэйзи с тенью улыбки на лице. – Тогда, должно быть, они действительно богаты. Как ты думаешь, Поппи, хватит ли у них денег, чтобы одолжить одной эгоистке, которая не хочет идти в темницу, семь фунтов десять пенсов на хлеб? Миссис Элсуорси всегда была очень добра. И я ее любила. Но если она не очень уж богата, я не стану просить у нее, чтобы не причинять беспокойства. Потеря денег вызывает ужасную боль в сердце человека. Лучше уж пусть у меня сердце болит, чем я причиню эту боль другому.

– Миссис Элсуорси сделана из денег, – повторила Поппи, – и для нее семь фунтов десять пенсов – сущие пустяки. Но я не могу взять в толк, куда это вы собрались ехать, мисс Дэйзи?

– Интересно, дома ли сейчас миссис Элсуорси? – продолжала Дэйзи.

– Уверена, что дома, мисс Дэйзи. Может быть, передать ей записку от вас? Я ведь еду домой, мисс Дэйзи.

– Нет, Поппи, большое тебе спасибо… Поппи, ты ведь не все деньги одолжила Джесмин? У тебя случайно не осталось еще денег?

– Как раз столько, чтобы купить билет в третьем классе до Розбери. И ни пенса больше, дорогая мисс Дэйзи.

– О боже! Это как раз та сумма, которая помогла бы мне стать совершенно счастливой. А тебе обязательно сегодня надо ехать в Розбери, Поппи?

– Хорошо, мисси, я помогу вам стать счастливой. Но куда мне идти, если я не поеду сегодня домой? Тетя Флинт сказала, что отдала бы оба глаза, чтобы вернуть меня обратно, но боюсь, что даже для вас, мисс Дэйзи, я не смогу больше выносить имя «Сара».

– Не могла бы ты вынести это еще неделю, Поппи? Я бы любила тебя всегда, весь остаток моей жизни, если бы ты вынесла это еще одну недельку. Я уверена, что верну деньги через неделю, дорогая Поппи.

Поппи уставилась на девочку, которая сидела очень прямо на своей кушетке, с горящими щеками и сияющими глазами, хотя губы ее дрожали.

«Что это все значит? – подумала практичная Поппи. – Это гораздо серьезнее, чем детские капризы ребенка, уставшего от одиночества. Я готова быть Сарой до самой смерти, только бы помочь маленькой моей девочке. Наверно, она потеряла деньги мисс Примроз. Я знаю, им туго живется. Может, она потеряла часть денег и боится сказать. Ясно, мисс Примроз ни за что бы никого не обидела, тем более такую славную девочку. Но тогда непонятно, в чем дело, а мисс Дэйзи выглядит так жалко. Нет, я не могу ей отказать».

– Мисс Дэйзи, – сказала Поппи вслух, – у меня есть ровно пятнадцать шиллингов в кошельке – столько стоит билет – и ни пенни больше. Конечно, я собиралась уехать нынче вечером и никогда больше не видеть тетю Флинт. Но она обещала отдать оба глаза, чтобы вернуть меня обратно и плакала, как не знаю кто, когда я ей сказала «до свидания». «Сара, – сказала она, – ты неблагодарная. Но если ты вернешься, я прощу тебя, Сара, – сказала она». Так что я могу вернуться на неделю, мисс Дэйзи. И если вы потеряли пятнадцать шиллингов, что же, я одолжу их вам, моя хорошая.

– Ах, Поппи, ты такая замечательная! – воскликнула Дэйзи. – Смогу ли я когда-нибудь отблагодарить тебя? Да-да, я потеряла пятнадцать шиллингов. Я верну их и всегда буду помнить, что ты – лучше всех добрых фей и что ты освободила меня от ужасного чудовища.

– Вот и прекрасно, мисс Дэйзи, – обе девочки крепко обнялись. – Вот вам пятнадцать шиллингов. Только я никогда бы не назвала мисс Примроз чудовищем, мисс Дэйзи.




Глава XXXIX

ПУТЕШЕСТВИЕ


Поппи ушла, а Дэйзи начала торопливо собираться в дорогу.

«Я возьму с собой Пинк, – решила она. – Освобожу корзинку для шитья. Пинк будет уютно там спать, и мне с ней будет гораздо спокойнее, а то я вся дрожу. Как вспомню мистера Дава, так начинаю дрожать. Все, теперь я должна забыть все страхи, а если опять что-нибудь случится, я просто обязана перенести это мужественно».

Затем Дэйзи вырвала из тетради лист бумаги и написала короткую записку. На записку капали слезы, и чернила кое-где расплылись. Вот что она написала:






«Примроз, дорогая, мы с Пинк ненадолго уехали. Я потеряла твои деньги, и не смогу смотреть тебе в глаза, пока не найду такую же сумму. Не беспокойся за меня. Мы с Пинк вернемся, когда получим деньги.

    

Твоя любящая Дэйзи»







Она положила записку на стол, на видное место, чтобы Примроз, вернувшись, сразу увидела ее. Потом застегнула жакет, надела самые прочные ботинки и аккуратную шляпку, которую Примроз привела в порядок неделю назад, уложив Пинк в корзинку для шитья, тихо спустилась по лестнице и вышла из дома. Старая Бриджет, занятая работой на кухне, не слышала, как она ушла.

Девочка с корзинкой в руках и пятнадцатью шиллингами, засунутыми и перчатку, оказалась на улице, когда уже начали сгущаться сумерки. На эти деньги она купит билет до Розбери и сядет в поезд. До этого момента все было ясно. А вот дальнейшее словно плавало в тумане.

Дэйзи очень плохо знала Лондон, ведь она выходила из дома гораздо реже, чем старшие сестры, да к тому же никогда не выходила одна. Сейчас ее единственным спутником была Пинк. Бедное сердечко девочки страдало от одиночества, а ноги дрожали и подкашивались, ступая по тротуару. Она так боялась, что Поппи догадается, для чего она взяла пятнадцать шиллингов, что не посмела расспросить ее о дороге на вокзал.

Девочка не знала, с какого вокзала надо ехать, и опасалась, что придется пройти в поисках много миль.

Сначала она шла очень быстро, потому что боялась встретить мистера Дава или сестер, возвращавшихся домой. Кроме пятнадцати шиллингов на билет до Розбери у нее в кармане лежали ее собственные три пенса. Она шла уже около получаса и думала, что вокзал недалеко. Пинк, которая проснулась и начала ворочаться в корзинке, громко замяукала.

«Бедная моя киска, – подумала Дэйзи, – она наверно проголодалась. Я-то совсем не голодная, но для Пинк надо купить на пенс молока. Зайду-ка в этот магазин. Я видела, как оттуда несли хлеб и молоко. Может, мне продадут за пенс и молока, и хлеба. И надо будет спросить у них, как попасть на поезд до Розбери.

Собравшись с духом, потому что была застенчивым ребенком, Дэйзи вошла в магазин. Попросив молока и хлеба для кошки, на которую изумленно воззрилась добродушного вида женщина, Дэйзи, запинаясь, задала свой, такой важный для нее, вопрос.

– Розбери, моя милая? – переспросила продавщица. – Я никогда не слыхала такого названия. Это далеко от Лондона?

– Да, – ответила Дэйзи. – Это за много миль от Лондона. Я знаю, что наша деревня находится в… Девоншире, билет в третьем классе стоит пятнадцать шиллингов, а у меня есть пятнадцать шиллингов в перчатке. Вы не подскажете, где этот вокзал?

– В Девоншире? – спросила женщина. – И пятнадцать шиллингов за билет в третьем классе? Но вы же не можете, мисс, идти до вокзала пешком!

– Я должна, – ответила Дэйзи с достоинством. – Благодарю вас за молоко. Сколько с меня? А, пенни. Спасибо. Всего доброго.

Она снова положила Пинк в корзинку и поспешно вышла из магазина. Добрая женщина посмотрела ей вслед и почти пожалела, что дала девочке уйти. Но, как это сделали бы и многие другие, подумала, что это не ее дело.

Девочка дошла до конца длинной улицы и остановилась на углу, где стояло много омнибусов. Кондуктор, взглянув на ее расстроенное лицо, спрыгнул с подножки и спросил, куда ей надо.

– В Розбери, в Девоншире. Билет в третьем классе стоит пятнадцать шиллингов.

Мужчина улыбнулся.

– Вам надо в Девоншир, мисси? Это – с вокзала Ватерлоо. Мой омнибус как раз идет туда. Прыгайте, мисси, и я доставлю вас на вокзал Ватерлоо.

– Но у меня только два пенни… Можно нам с кошкой доехать до Ватерлоо за два пенни?

Кондуктор улыбнулся снова и сказал, что, пожалуй, можно.




Глава XL

ГОРЬКОЕ РАЗОЧАРОВАНИЕ


В наше время многие десятилетние девочки уже достаточно самостоятельны, а некоторые – и кокетливы. Они могут запросто спросить дорогу и свободно разъезжают в одиночку в таком огромном городе, как Лондон.

Но Дэйзи Мэйнуеринг не принадлежала к таким самостоятельным детям. У нее было прелестное, совсем детское лицо и доверчивая, немного жалостливая манера просить у людей помощи. Она во всех отношениях казалась моложе своего возраста. После всяческих трудностей – ее сдавливала и толкала безразличная толпа и грубо прогоняли неотесанные носильщики и проводники – она нашла наконец нужную ей кассу и купила билет до Розбери. Когда девочка очутилась в переполненном вагоне третьего класса, ее сердце билось так сильно, что готово было разорваться. Однако огромный поезд тронулся и отъехал от вокзала. Дэйзи словно очнулась и почувствовала, что мчится в ночь. Сердце ее преисполнитесь радостью и благодарностью: самая тяжелая часть путешествия осталась позади. Конечно же, миссис Элсуорси примет их с Пинк с добротой и любовью. Конечно, она поверит рассказу Дэйзи о чудовище, которое похитило ее деньги, и не задумываясь вручит ей нужную сумму.

Усталая, но полная надежды и приятных мыслей, крепко сжимая в руках корзинку с Пинк, Дэйзи заснула. Увидев, как она клюет носом, добродушная соседка обняла девочку, чтобы ей было удобнее спать. После нескольких часов глубокого сна Дэйзи проснулась. Ночной поезд двигался медленно, останавливаясь на каждой станции. Иногда раздраженным пассажирам казалось, что он вообще стоит. Но все эти неприятные часы Дэйзи мирно проспала. Когда она проснулась, солнце светило ярко. Начался новый день.

– Ну, моя милая, вы славно выспались, – сказала добрая соседка. – И куда же вы едете, если мне будет дозволено спросить, маленькая мисс?

– Я еду в Розбери, – отвечала Дэйзи. – Я так вам благодарна, что вы позволили поспать у вас на руках. Мне было очень уютно, и я прекрасно отдохнула. Благодарю вас, вы очень добры. А Розбери уже скоро?

– Через полчаса, дорогая. А сейчас моя станция, и я выйду. Доброго вам пути, мисси.

– Как жалко, что вы уходите, – сказала Дэйзи и благодарно поцеловала эту милую женщину с приятным, красивым лицом.

– Благослови вас Бог, дитя мое, – молвила добрая женщина и вышла из вагона, кивнув Дэйзи на прощанье.

Едва она удалилась, как чувство одиночества и неясности положения с прежней силой навалилось на девочку. Она остро ощутила пустоту своего кошелька и даже слегка усомнилась в доброте и щедрости миссис Элсуорси. Вагон третьего класса, в котором она ехала, был теперь почти пуст. Когда поезд наконец прибыл в Розбери, она оказалась единственной пассажиркой в вагоне. Отдав билет кондуктору, Дэйзи вышла на перрон, – маленькая и одинокая. Утро только начиналось, еще не было и шести. Людей на станции было мало. Место показалось ей странным, пустынным и необитаемым. Неужели это та деревня, где она родилась, где была окружена такой любовью? Думать так в свете холодного серого утра было невыносимо. Спустился туман, скорее мелкая изморось. Девочка задрожала.

– Я знаю, я была такой эгоисткой, – бормотала она про себя, – я страшно боялась темницы. Как я могла так ужасно поступить? Боюсь, Бог рассердится на меня за мой ужасный эгоизм, за то, что отдала чудовищу деньги Примроз. Я думала, над Розбери всегда сияет солнце, но, может быть, и солнце не желает светить, потому что рассердилось на меня.

Дэйзи помнила дорогу в деревню – по знакомой, широко раскинувшейся улице. Но в Шортландс вело две или три дороги, и она не знала, какую выбрать. Девочка пошла наугад и скоро совсем заблудилась, ее била дрожь от моросящего дождя и усталости. Наконец ей повстречался мастеровой, спешащий на работу. Страшно волнуясь, она спросила его, правильно ли идет. Но он ответил так сердито, что Дэйзи подумала, не друг ли он мистера Дава, и заплакав, убежала прочь. Следующим встречным оказался мальчик примерно ее возраста. Он был добрым, взял ее за руку и вывел на правильную дорогу. Усталая, со стертыми ногами, маленькая путешественница к девяти часам утра подошла наконец к воротам Шортландса.

Но здесь ее ждало самое горькое разочарование. Привратница холодным и отчужденным голосом сказала, что хозяева в Лондоне, а она не может впустить в дом маленькую мисс. Она не знает, когда они вернутся, быть может, через несколько недель. Дэйзи больше ничего не стала спрашивать и отвернулась от негостеприимных ворот, ощутив странную слабость в груди. Все поплыло у нее перед глазами. Она напрасно проделала весь этот тяжелый путь. Напрасно истратила последние деньги Поппи. Теперь Бог обязательно рассердится на нее за эгоизм и обман. У нее в кармане оставались два пенса, потому что добрый кондуктор омнибуса сам заплатил за ее проезд. Дэйзи постучалась в ближайший коттедж и попросила молока для своей Пинк, а затем стала думать – бедная, одинокая девочка, – когда же наконец она умрет.




ГлаваXLI

МИССИС ДРЕДЖ СПЕШИТ НА ПОМОЩЬ


В «Пенелоп Мэншн» был принят «ужин с чаем». Миссис Флинт доверительно говорила своим жильцам, что предпочитает ужин с чаем позднему обеду.[27 - «Ужин с чаем» – вечерняя трапеза в Англии и США. Существуют поздний обед (dinner) и ужин с чаем (high tee).]

– Поздний обед, – говорила она, – слишком отдает мужским духом, а это невыносимо. Это напоминает мне запах мужчины, вернувшегося домой после целого дня тяжелого труда. А также всякую грязную работу и еще множество неприятных вещей. В то время как ужин с чаем соответствует женской природе и утонченному аппетиту леди, которые живут умеренно и по средствам.

На обитательниц «Пенелоп Мэншн» такие слова производили сильное впечатление, и ужин с чаем стал признанной традицией маленького общества.

В тот вечер, когда Дэйзи исчезла из своего Чудесного замка, жильцы миссис Флинт утоляли свой утонченно умеренный аппетит за ужином с чаем в мягко освещенной гостиной. К чаю были поданы креветки, яйца, блюдо с сардинами, тосты с маслом и, конечно же, розетки с вареньем из разных ягод и фруктов. Специально для миссис Дредж, у которой, по мнению остальных леди, аппетит был отнюдь не изысканный, в добавление ко всем деликатесам подали баранью котлету. Леди расправилась с ней с отменным аппетитом, в то время как мисс Слоукум, вяло постукивая ложечкой по вареному яйцу, уже в который раз заметила, что оно, вероятно, пустое, как, впрочем, и сама жизнь. Миссис Мортлок, с тех пор как ее поразила слепота, садилась сбоку от миссис Флинт и, когда ей казалось, что соседки что-то замышляют против нее, пользуясь ее недугом, просила миссис Флинт описать ей, что происходит.

В этот вечер все общество было взволновано и находилось под впечатлением неожиданного возвращения Поппи, то бишь Сары.

– Меня как громом поразило, – говорила миссис Флинт. – Я уже всерьез поверила, что девочка настолько неблагодарна, что ушла насовсем. Ничуть не бывало. Поверите ли, она пришла со скромно опущенными глазами и выразила желание поскорее приняться за работу. «Сара, – сказала я ей утром, – ты еще раскаешься». И она уже могла бы не явиться сегодня вечером. В общем-то, она хорошая девочка, и к тому же моя племянница. Потому-то я и требую от нее больше, чем могла бы требовать от чужой.

– Она сегодня очень резко говорила о вас моей чтице, – сказала миссис Мортлок. – Я бы на вашем месте не обольщалась насчет Сары-Марии. Мисс Слоукум, будьте любезны, передайте, пожалуйста, перец. Хоть я и не вижу, думаю, немного перца мне не повредит. Но найти его на столе не смогу. Благодарю вас, мисс Слоукум, извините за беспокойство.

– Она с каждым днем становится раздражительнее, – шепнула мисс Слоукум миссис Дредж.

В этот момент внимание любезных дам отвлек громкий удар гонга у входной двери. Затем в холле раздались возбужденные голоса, и в комнату влетела Поппи, она же Сара, с красным, взволнованным лицом, нарушив своим появлением спокойную и торжественную церемонию «ужина с чаем».

– Случилось ужасное несчастье, – начала она, задыхаясь. – Извините меня, леди, но сейчас не время для церемоний, ведь моя дорогая маленькая леди, мисс Дэйзи Мэйнуеринг, ушла из дома неизвестно куда.

– О боже! Младшая сестренка моей чтицы! – воскликнула миссис Мортлок. – Вы, должно быть, ошиблись, Сара-Джейн!

– Нет, мэм, это ужасная правда, – ответила бедная Поппи. Убитая горем, она почти рыдала. – Две другие молодые леди пришли за мной, и мне надо уйти вместе с ними. Извините, тетя Флинт, что снова так скоро ухожу, все это так неожиданно. Мой долг – быть с молодыми леди.

– Твой долг – быть с твоей тетей, мисс, – воскликнула разгневанная миссис Флинт. – Я приняла тебя обратно, но твое поведение становится невыносимым. Я убеждена, что с тремя леди все будет в порядке. Не верю, что девочка ушла из дома. Это все твои выдумки, Сара, ты стала нечестной, дурной девушкой.

– Это не так! – вдруг воскликнула мисс Слоукум. – Сара-Берта говорит правду, я просто уверена в этом. Я видела дурной сон прошлой ночью. Мне приснились белые лошади, а это всегда к большому горю. У меня предчувствие, что бедной невинной малютки уже нет в живых!

– Нет в живых! – вскрикнула миссис Мортлок. – Мисс Слоукум, прошу вас, сядьте ко мне, дорогая, и объясните, какие у вас причины для такого страшного предположения. Не могу поверить в это. Мисс Слоукум, как и где погибла девочка?

Во время этих неистовых споров миссис Дредж, более добросердечная, чем остальные, покинула комнату. Выйдя в холл, где стояли Примроз и Джесмин, она выслушала их сбивчивый горестный рассказ. Особенно горевала Джесмин, которая чувствовала себя виноватой. Дело в том, что это она оставила Дэйзи одну в Чудесном замке, поскольку сестренка отказалась ехать с ней в Южный Кенсингтон. Выслушав сестер, миссис Дредж попросила их сесть и подождать ее, после чего вернулась в гостиную.

– Миссис Флинт, – сказала она, – я говорила с двумя старшими сестрами Мэйнуеринг. Они в холле. Нет, миссис Мортлок, вам нельзя сейчас встретиться с мисс Примроз. Девочки в большом горе, потому что младшая исчезла, и, возможно, здесь кроется какая-то тайна. Похоже, что ваша племянница, Сара, – последняя, кто видел ребенка. Естественно, миссис Флинт, мисс Примроз и мисс Джесмин хотят расспросить ее. Ей лучше пойти с ними. Их друг, мисс Эгертон, у которой они живут, уехала сегодня днем к больной родственнице в деревню. Девочки беззащитны, им не с кем посоветоваться. Я поеду с ними в наемной карете. Сара-Энн, не стойте, раскрыв рот, а бегите за каретой. Двуколку не берите. Да, леди, это мой долг – помочь бедным сиротам, и я иду.

Пока миссис Дредж говорила, миссис Мортлок выпустила худую руку мисс Слоукум. Лицо последней приняло ревнивое выражение, потому что ей самой хотелось быть объектом интереса и симпатии миссис Дредж. Миссис Мортлок подняла свои почти слепые глаза к полному лицу маленькой женщины и заговорила язвительно:

– Весьма обязана вам, миссис Дредж, что в пору, когда у меня горе со зрением, вы уходите и уводите с собой мою чтицу. Не думаю, чтобы мои деньги причиняли ей вред. Это так благородно с вашей стороны, миссис Дредж, идти сейчас вместе с сиротами. Мне приятно думать, что баранья котлета, которую вы только что съели, придаст вам сил в трудную минуту. Только помните, миссис Дредж, – мы закрываем двери дома в десять часов, и запасных ключей у нас нет. Не так ли, миссис Флинт?

– При обычных обстоятельствах так, мэм, – ответила миссис Флинт, которой очень хотелось умилостивить обеих богатых вдов. – При обычных – да, но в эту ужасную минуту, я думаю, добросердечной миссис Дредж можно позволить десятиминутное опоздание.

– А вот и карета, – воскликнула миссис Дредж. – До свидания, леди. Если я не вернусь к десяти минутам одиннадцатого, не ждите меня до завтрашнего утра.

Когда миссис Дредж с тремя девушками вошла в опустевшую гостиную девочек, то выказала себя очень практичным человеком. Первым делом она внимательно выслушала рассказ Поппи о том, что случилось днем. Затем попросила Примроз рассказать как можно больше о Дэйзи. Все ее детское горе, нервозность и необъяснимое отчаяние были обдуманы. Мудрая женщина покачала головой и наконец сказала с присущим ей здравым смыслом:

– Ясно, как то, что я – Джемима Дредж, что на малышку оказывалось сильное давление. Кто-то ее пугал. Мисс Примроз, вы должны понять, кто этот человек, и найти его. Теперь второе: куда она отправилась? Несомненно, туда, где родилась. Мы должны последовать за ней на первом же утреннем поезде, моя дорогая.

– Она все время говорила о моем чеке на пособие! – воскликнула Примроз. – И в своей записке она пишет о потерянных деньгах. Меня сейчас больше волнует моя сестра, чем деньги, но, миссис Дредж, нам с Джесмин просто не на что купить билеты, даже в третьем классе.

– Ну-ну, моя милая, на что еще нужен толстый кошелек? Чтобы сделать его потоньше! Мой бедный муж, его звали Джошуа – мы оба начинаемся на «Дж», – так он всегда говорил: «Джемима, благодари Бога за то, что мелочная торговля процветает. Полный кошелек означает легкое сердце. С нашими средствами мы можем делать добро, Джемима. Таковы были слова моего Джошуа, мисс Мэйнуеринг, и я слышу, как он и сейчас говорит их мне из могилы. Завтра же утром мы поедем в Розбери, дорогая, а мисс Джесмин останется дома с Сарой-Мэри за компанию. Не имеет смысла тратить лишнее. Одной из вас вполне достаточно.

Во время этого монолога в дверь постучала Бриджет и вручила Джесмин толстый пакет, который только что принес почтальон. Там оказалась часть рукописи и первая корректура этой части ее романа. Пакет принесли в такой ужасный момент, что Джесмин молча положила его на кушетку. Примроз только подняла голову, которую в переживаниях опустила на руки, но любопытства не проявила. Зато глаза Поппи засияли. У нее вспыхнула надежда, что если роман Джесмин будет иметь успех, он не только принесет богатство молодому автору, но и позволит ей, Поппи, получить обратно одолженные деньги. Ибо, хотя душа этой славной девушки была щедрой и великодушной, онахотела получить обратно свои деньги.




Глава XLII

ПЕРВЫЙ ЗАРАБОТОК


Ранним утром следующего дня миссис Дредж и Примроз уехали в Розбери, а Джесмин и Поппи остались вдвоем и приготовились к долгому ожиданию. Поппи надеялась, что Джесмин повеселеет, глядя на свой роман в напечатанном виде, а может быть, и прочтет ей отрывок вслух, но бедная Джесмин была безутешна.

– Как можно читать, Поппи, когда я не знаю, где наша Дэйзи? – говорила она страстно. – Она знала мою тайну и всегда верила, что я гений. Не могу смотреть на свой роман, Поппи, нет, не могу. Но если тебе хочется посмотреть рукопись и почитать напечатанную главу, – пожалуйста. Было бы очень хорошо, если бы тебе понравилось. Садись и читай, а я устроюсь у окна и буду смотреть на дорогу. О боже, боже! Примроз обещала прислать телеграмму по приезде в Розбери. Как мне жить дальше, если не найдется моя милая сестренка, моя Дэйзи? Ну как я могла оставить ее одну?

– Сейчас я ничем не могу помочь, мисс Джесмин, так что я пока почитаю ваш чудный роман, – ответила Поппи. – А потом, после ужина, если вы не возражаете, скажу, что думаю о нем.

– Сегодня мне все равно, что ты о нем думаешь, – отвечала бедная Джесмин опечаленным тоном.

Они постояли у окна, а потом Поппи, устроившись поудобнее на кушетке, принялась с удовольствием читать, если можно говорить об удовольствии в такой ужасный день. Примерно через час раздался стук в дверь, и вошел Артур Ноэль. Увидев его, Джесмин вскрикнула от радости, подбежала к нему, схватила за руку и разрыдалась.

– Она пропала, наша девочка, наша славная Дэйзи, которая так любила вас, потерялась.

– Мы думаем, она уехала в Розбери в вагоне третьего класса, – вмешалась Поппи.

– Расскажи все по порядку, Джесмин, – попросил Артур ласково. Он усадил девочку на кушетку и, сев около нее, внимательно выслушал ее рассказ.

– Но Элсуорси в Лондоне, – сказал он, когда услышал, что Дэйзи, возможно, отправилась к ним.

Джесмин разразилась новым потоком слез.

– Тогда она совсем потерялась, – проговорила она сквозь слезы. – Мистер Ноэль, если вы настоящий друг, помогите найти ее.

– Да, Джесмин, я обязательно найду ее. Я пришел кое о чем попросить тебя, но вижу, что сейчас требуется моя помощь. Я приду вечером, когда вернется твоя сестра. Если она приедет ни с чем, за поиски возьмусь я. Не беспокойся, Джесмин, мы скоро получим известия о нашей дорогой девочке.

Джесмин слегка утешилась и сказала:

– Знаете, мы не только Дэйзи потеряли. Мы потеряли все наши деньги за квартал. Это просто невероятно. Уходя утром на работу, Примроз оставила чек на столе, а Дэйзи написала, что уходит из дома, потому что чек потерян. Теперь у нас нет денег, кроме тех, которые Примроз получает у миссис Мортлок.

– Но зато есть надежда на гораздо больший заработок, мисс Джесмин, – бодро вмешалась Поппи, – когда ваш захватывающий роман будет напечатан!

– Твой роман, Джесмин? – спросил Ноэль. – Напечатан? Кто печатает его, моя дорогая? Я бы хотел почитать его.

– В другое время, мистер Ноэль, пожалуйста. Я не могу сегодня о нем говорить.

Ноэль взглянул на нее серьезно.

– Не горюй так, Джесмин. Если ты решишься и окажешь мне услугу, то сможешь немного заработать уже сегодня. Моя просьба совсем не сложная, и, возможно, даже порадует тебя. Я никогда не читал ни одной твоей вещи, но заметил, что у тебя художественный вкус и верный глаз на сочетание цветов. Они проявились в убранстве и этой комнаты. Однажды я рассказал о тебе одной леди. Мы с ней друзья. Так вот, на днях она дает званый обед и ищет художника, который мог бы украсить ее комнату цветами, желательно, в новом стиле. Не пойдешь ли ты сейчас к ней посмотреть, что там можно сделать? Она даст тебе цветы и вазы, и ты расставишь их по своему вкусу. Она заплатит гинею. Думаю, это будет своевременный и не самый трудный заработок.

Глаза Джесмин засверкали.

– В другое время это было бы потрясающе!

– Разве для вас гинея лишняя? Надевай-ка шляпу, и пойдем, попробуешь ее заработать.

– Пойдемте! Как вы добры, мистер Ноэль. Я бы очень хотела, чтобы вы были моим братом!

Ноэль повел Джесмин в дом своей приятельницы. Девочка сначала немного оробела, но вскоре успокоилась и с энтузиазмом принялась за новую приятную работу. Ноэль был прав, сказав, что у нее художественный вкус. Она была от природы разносторонне талантлива. Безошибочное чутье не подвело ее. Никогда обеденный стол миссис Дэйнтри не выглядел так нарядно и необычно, как теперь. Комната была светлой и солнечной. Джесмин живописно украсила ее в стиле садовой беседки, она расположила цветы не только на столе, но и по всей комнате.

Миссис Дэйнтри была в восторге и попросила девочку украсить ее парадную комнату и на следующей неделе. С золотым совереном и одним шиллингом, которые приятно позвякивали в перчатке, Джесмин шла домой уже не такая несчастная, как была с утра. Она ни на минуту не забывала о потерявшейся сестре, но все-таки первый заработок скрашивал настроение. Она взбежала в мансарду и рассказала обо всем Поппи, которая порадовалась вместе с ней.

Вскоре после ее прихода к дому подкатила наемная карета, из которой вышла миссис Дредж.

– Я оставила Примроз в Розбери, – сказала она. – Мы объявили розыск и выяснили, что девочка, похожая на Дэйзи, приехала в Розбери вчера ночным поездом. Мы искали везде, но пока не нашли. Не бледнейте, Джесмин, я уверена, она скоро найдется. Примроз остановилась у мисс Мартиноу, и они каждый камень перевернули, разыскивая малышку. Возможно, они ее уже нашли. Не плачьте, Джесмин, берите пример со своей сестры. Она мужественная девушка и не тратит времени на слезы, когда надо делать дело.

– Вы правы, – ответила Джесмин, – но у Примроз есть дело, а у меня его нет. Я ничем не могу помочь, чтобы найти моего любимого Глазастика! Ах, миссис Дредж, а вы разве не боитесь, что случилось несчастье?

– Перестаньте, дорогая, ни слова об этом. Конечно, когда маленькая девочка пускается в путь совсем одна, разыскать ее нелегко. Но… Как говорится, «не берись за дело, если не уверен в успехе».

Бедная Джесмин вздохнула. Ее опять охватила тоска. Она немного взбодрилась, когда вновь пришел Ноэль. Он сказал, что видел супругов Элсуорси и собирается ехать в Розбери ночным поездом.

– Рада слышать это, молодой человек. Мой Джошуа одобрил бы вас, будь он жив. Хотя Джошуа и занимался мелочной торговлей, у него было благородное сердце. Одно из его правил гласило: «Сильный должен помогать слабому». И еще: «Широкие плечи должны нести тяжелый груз». Так что, отправляйтесь в Розбери, и да поможет вам Бог!

Ноэль улыбнулся.

– Я сделаю все, что смогу, – сказал он. – Я вполне согласен с правилами вашего мужа.

– Прекрасно, молодой человек. Джошуа был бы весьма вами доволен. Боже, до чего я глупа! Даже не спросила вашего имени. Как вас величать, сэр?

– Меня зовут Артур Ноэль.

– Как тесен мир! Я сегодня уже слышала это имя. Когда мы с мисс Примроз шли по улице в Розбери, мы повстречали джентльмена по имени мистер Дэйнсфилд. Он сказал мисс Примроз, что получил от вас письмо, на которое не мог вовремя ответить, потому что был за границей. Он долго говорил с мисс Примроз о вашем письме. Там, кажется, написано, что кто-то похитил три пятифунтовые банкноты, которые мистер Дэйнсфилд вручил Примроз на крайний случай, когда она покидала Розбери. Бедная девушка побледнела, как полотно, когда услышала об этом. Я смотрю, и вы изменились в лице, молодой человек. Что меня поразило, так это то, что кто-то обкрадывал мисс Примроз и что малышка Дэйзи об этом знала.

– Вы, наверно, правы, миссис Дредж, возможно, Дэйзи что-то знала, – ответил Ноэль. – Однако я должен идти, чтобы не опоздать на поезд. До свидания, Джесмин, держись и жди хороших новостей. Думай о том, как будешь оформлять стол для следующего званого обеда.




Глава XLIII

В ПОЛЕ


Бедняжка Дэйзи, изнуренная усталостью и голодом, в полном отчаянии долго брела между двумя изгородями и, выйдя на большое поле, села в траву. Она так сильно стерла ноги, что не могла уже сделать ни шагу. От слабости и мысли о том, что ей нечем вернуть Примроз деньги, она не хотела больше никуда идти.

«Я, наверно, скоро умру, – подумала Дэйзи. – Не знаю, возьмет ли Бог меня на небо. Я ведь эгоистка – не пошла в темницу. Если бы я пошла туда, у Примроз были бы деньги, и им с Джесмин не пришлось бы голодать. Но мистер Дав так ужасно пугал меня, что я совсем перетрусила. Господи, у меня не осталось смелости. Я всего лишь слабая, запуганная девочка, и я отдала мистеру Даву деньги Примроз. И мне их не получить обратно, и сердце мое разбито. Я знаю, Господи, ты сердишься на меня, но, прошу тебя, не сердись. Прости меня, Господи, я ведь теперь совсем одна, без Примроз и Джесмин. Наверно, я скоро умру, потому что совсем ослабела. Но я никому не лгала, Господи. Никогда никому не сказала про мистера Дава и про липкие леденцы. Нет, хотя я и боюсь темницы, я не нарушила клятвы. Мне часто хотелось рассказать обо всем Принцу. Я чувствовала – он может освободить меня от чудовища, но не смогла нарушить слово, даже чтобы спастись. Пожалуйста, Господи, прости меня за то, что я такая трусиха».

К этому времени влажный туман раннего утра рассеялся, снова вышло солнце. В живой изгороди запели дрозды и реполовы. Их пение приятно убаюкивало. Дэйзи слабо улыбнулась и подумала, что если вышло солнышко и поют птицы, значит, Бог простил ее. Пинк начала громко мяукать в корзинке. Дэйзи выпустила кошку из ее темницы, и, когда та потерлась пушистой мордочкой о рукав своей маленькой хозяйки, девочка ощутила умиротворение. Она была слишком слаба, чтобы чувствовать голод. День разгорался, но девочку с ее кошкой на краю большого поля никто не замечал. Она сидела в тени живой изгороди и никому не была видна. От крайнего утомления Дэйзи прилегла на траву и заснула. Пинк помурлыкала около нее и тоже заснула. Солнце, совершая свой путь по небу, нашло их в тенистом уголке и поцеловало. Серая кошачья шерстка и золотые волосы ребенка заблестели на солнце. Так случилось, что их увидела женщина, которая шла через поле с рыночной корзинкой в руке. Она подошла и склонилась над спящими. Вдруг женщина вскрикнула взволнованно и радостно, обняла спящую девочку и стала страстно целовать ее лицо и руки.

– О, моя родная мисс Дэйзи, моя милая, драгоценная девочка! Вы вернулись снова к своей бедной старой Ханне!

Ничего сейчас не могло быть лучше для Дэйзи, чем очутиться в руках своей старой няни. Она почти задохнулась от радости и облегчения и нежно погладила Ханну по щеке.

– Родная моя, откуда вы и что тут делаете? А это, наверно, Пинк. Вы все трое вернулись в Розбери?

– Нет, Ханна, я одна приехала. Ах, Ханна, возьми меня к себе, в свой домик. Я хочу умереть здесь, ведь я здесь родилась, правда, Ханна?

– Да, моя крошка, но вы теперь не умрете ни здесь, ни где-нибудь еще. В тот домик я не могу вас взять, я не живу в нем больше. У меня теперь собственный дом в деревне Тэкфорд, а в нем – маленький магазин, и дела идут неплохо. Вы пойдете со мной, девочка моя. И никаких возражений. Потом, когда вы отдохнете и поедите свежего хлебца с молоком, вы расскажете старой Ханне свою историю. А если у вас горе, что же, у вашей няни, может быть, хватит ума найти выход из положения. А теперь, дитя мое, я отнесу вас к себе.

Дэйзи была бесконечно слаба. Она хотела воспротивиться, сказать, что должна непременно узнать, где находится миссис Элсуорси и идти туда, если потребуется, пешком. Но хотя дух и сопротивлялся, тело было слишком слабым. Счастье от встречи со своей няней оказалось чрезмерным для Дэйзи. Желание очутиться в ее ласковых руках было слишком сильным, чтобы она могла ему противиться. Она сделала слабую попытку сказать «нет», но вместо этого ее губы тихо прошептали:

– Да, Ханна, возьми меня к себе домой.

Ханна, женщина еще крепкая, подняла легкую, как пушинка, девочку на руки и понесла через поле в свой коттедж в Тэкфорде. Все время, пока ее несли добрые руки, Дэйзи повторяла себе: «Я поем хлеба с молоком, я ведь проголодалась, потом отдохну часок, возьму Пинк и пойду искать миссис Элсуорси».

Но когда Ханна принесла ее домой, Дэйзи оказалась настолько усталой, что смогла съесть лишь крошечный кусок хлеба и выпить глоток молока. До вечера было еще далеко, но у нее не было сил продолжать путь. Дэйзи лежала, не в силах даже уснуть, на постели Ханы, лицо ее пылало, а глаза лихорадочно блестели.




Глава XLIV

СЛИШКОМ МНОГО ДЛЯ ДАВА


Артур Ноэль принял к сведению замечания миссис Дредж. Посмотрев на часы, он увидел, что до поезда еще около часа, и задумался. Он вспомнил, что когда они с Дэйзи встретили Дава, ее лицо исказилось, она говорила как-то бессвязно, а глаза нервно бегали, стараясь избежать его взгляда.

Ноэль пришел к выводу, что этот человек, который был ему глубоко неприятен, как-то причастен к исчезновению Дэйзи. Но он знал также, что от подозрений мало пользы, должна быть уверенность, а к уверенности надо двигаться с осторожностью. Ноэль снова взглянул на часы, и в голове его созрел смелый план. Он вспомнил, как девочки говорили ему, что Дав по профессии маляр, но никогда или почти никогда не работает. Ноэль был брезглив и, как правило, не впускал в свой дом подозрительных людей. Но его план включал именно это, а ради Дэйзи он пошел бы и на большее.

После недолгой, быстрой ходьбы он подошел к дому Дава на Эден-стрит. На его стук отозвался Томми Дав, который объявил, что папа и мама ужинают креветками и кресс-салатом в столовой. Ноэль сказан, что хочет видеть мистера Дава по делу, и Томми проводил его к родителям.

– Мне сказали, что вы маляр, – заговорил Ноэль. – У меня апартаменты в Вестминстере. Надо покрасить балконы и окна снаружи. Я слышал о вас от сестер Мэйнуеринг. Поскольку работа должна быть сделана быстро, я хочу знать, свободны ли вы в настоящее время.

– Конечно, Дав, – вмешалась жена.

– Спокойно, моя голубка. Сэр, соблаговолите присесть. Буду рад поработать для вас. Рекомендация юных леди лестна для меня. Они прелестные молодые особы. Мы с женой до сих пор горюем, что они уехали от нас.

– Говори о себе, Дав, – проворчала жена. – Наши теперешние жильцы лучше этой троицы. Извините, сэр, но правда для меня превыше всего.

– Возьметесь вы покрасить окна или нет? – несколько жестко спросил Ноэль, поднимаясь. – Если вы заняты, так и скажите. Я найду другого маляра. Мое время ограничено.

– Конечно, он возьмется, сэр, – сказала миссис Дав. – Скажи джентльмену «да», Дав, и поблагодари его. И сделай поскорее работу.

– Я, конечно, очень занят, сэр. Неделями не могу урвать ни минуты для отдыха. И все-таки я благодарен прежним жильцам за ваш приход. Вот окончу ремонт у Куков, а мистер Мартин, у которого мясная лавка, может подождать. Да, сэр, я согласен поработать у вас.

– Завтра рано утром. Вот мой адрес. Слуга покажет вам, что делать и даст указания относительно цвета. А теперь я спешу, уезжаю в деревню по неотложному делу. Вам, наверно, неприятно будет услышать, мистер Дав, что мисс Дэйзи Мэйнуеринг потеряла значительную сумму денег и была в таком отчаянии, что ушла из дома. Я, конечно, ни минуты не верю, что она их потеряла. Думаю, их у нее украли. Ладно, до свидания. Я должен разыскать ее и постараться поймать вора. Итак, приходите ко мне завтра, мистер Дав.

– Да, сэр, очень сожалею, что у вас такие неприятности, – сказал Дав с полным самообладанием, но Артур заметил, что маляр слегка изменился в лице, и это только подтвердило его подозрения. Выйдя на улицу, он снова посмотрел на часы и сверился с расписанием. Ночной поезд, которым он собирался ехать, доставит его в Розбери рано утром. Надо успеть. Он прыгнул в двуколку и поехал сначала домой. Там он дал указания слуге.

– Краски купите сами, Лоусон. Смотрите, чтобы они были хорошо размешаны и нужного оттенка. Маляр придет рано утром. Уберите цветы с балкона и запомните, Лоусон: за ним не надо строго следить.

– Что вы имеете в виду, сэр?

– Только то, что вам не следует все время находиться в комнате, где он будет работать. Иногда заходите, конечно, но не думайте, что он вор, пока он себя таковым не покажет.

– Слушаю, сэр. Ваши приказания, конечно, будут выполнены, но там много художественных ценностей, сэр.

– Не имеет значения, Лоусон. Делайте, как я сказал.

Когда слуга вышел, Ноэль вынул из кармана пятифунтовую банкноту, сунул ее в конверт и положил его на камин. Конверт не был надписан, и могло показаться, что деньги попали туда по ошибке. Потом Ноэль снял с пальца дорогое кольцо и бросил его на маленький поднос, где лежали распечатанные письма.

«Вот я и расставил капкан, – сказал он себе. – Бедная моя девочка, надеюсь, я поймаю твое чудовище».

На следующее утро Дав, весьма довольный заказом и ничуть не догадываясь о том, что он под подозрением, прибыл в квартиру Ноэля. Он был ленив и редко брался за работу, но для него было лестно, что такой блестящий джентльмен выбрал именно его. Нисколько не переживая из-за исчезновения Дэйзи, он воображал, что этим выбором он обязан именно ей.

«А она ничего, неплохая малышка, – подумал он. – Раз уж она мне помогла, может, я и оставлю ее впредь в покое. Благодаря ей я получил неплохой барыш позавчера, даже сумел отложить несколько соверенов. Но, боже, в каком ужасе она была, когда я унес этот чек!»

Квартира Ноэля Даву чрезвычайно понравилась. Он не видел красоты в простом убранстве Чудесного замка девочек, но здесь, хотя он был неспособен оценить подлинную ценность гравюр и статуэток, тем не менее понял, что толстые турецкие ковры и изысканная мебель гостиной стоят очень дорого.

Лоусон, следуя распоряжениям хозяина, но ошибочно предположив, что Дав – его протеже, принял его сердечно, дал указания по работе и оставил одного. Дав, насвистывая, скоблил и красил. У него было прекрасное настроение, он ощущал себя мастером и под конец решил, что положение британских рабочих не так уж плачевно. Он все больше проникался благодарностью к Дэйзи Мэйнуеринг и все больше склонялся к мысли, что надо оставить ее в покое.

«Если я буду ласков с малышкой, может, она мне еще таких заказчиков найдет, – думал он. – Что ни говори, она – маленькая леди, и друзья у нее благородные, раз смотрят за мной вполглаза». Проработав два-три часа, Дав почувствовал жажду. Он не привык к длительному, упорному труду. На балконе было жарко от яркого солнца, а комната казалась такой уютной и прохладной. Он увидел Лоусона, который шел по улице, удаляясь от дома, и решил, что ему тоже полагается передышка. Скинув ботинки, Дав ступил в комнату и оглядел ее оценивающим взглядом. Полистал книги и альбомы с гравюрами, но ни книги, ни гравюры не заинтересовали его. Осмотрел камин, полюбовался своим отражением в каминном зеркале. Увидел на подносе письма, – он бы их с удовольствием почитал, но читал Дав плохо и медленно. Несколько сигар лежали в маленьком ящике на краю каминной полки. Не долго думая и считая это в порядке вещей, Дав положил пару сигар себе в карман. После этого он вдруг перестал чувствовать себя честным британским трудягой. Позвенел Дэйзиными соверенами в кармане, порадовался этому приятному звуку. Перебирая письма на подносе, он вдруг заметил среди них золотое кольцо с печаткой. Оно могло стоить больше, чем весь заказ у Ноэля. «Ростовщик Исаак может дать за него два фунта десять шиллингов или даже три фунта, – подумал Дав. – Ясное дело, он его забыл здесь, а если и хватится, подумает на этого славного парня Лоусона».

Обследование комнаты продолжилось, и к моменту возвращения Лоусона пятифунтовая банкнота тоже оказалась в кармане Дава, который насвистывал за работой еще веселее, чем прежде. Вернувшись домой вечером, он и не подозревал, что капкан захлопнулся.

Едва Дав ушел, посыльный принес телеграмму с оплаченным ответом, адресованную Лоусону.

Лоусон прочел следующее:






«Найдите в гостиной, на каминной полке, открытый конверт. В нем купюра в пять фунтов № 11267. Найдите кольцо, которое я забыл на подносе для писем. Срочно телеграфируйте их сохранность.

    

Ноэль»







Далее был указан адрес для ответа. Бедный Лоусон провел мучительные десять минут, обследуя каминную полку. В конце концов он был вынужден ответить, что ни кольца, ни денег не нашел.

Прошло немногим более двух часов, и верный слуга получил вторую телеграмму. В ней значилось:






«Имею основания быть уверенным, что маляр Дав – вор. Немедленно идите в ближайший полицейский участок, дайте им номер банкноты и с одним из них следуйте к Даву. Его адрес: Эден-стрит, 10, Джанкин Роуд, Холлоуэй. Наймите кэб. Если кольцо и деньги при нем, потребуйте ареста.

    

Ноэль»







Вот так и получилось, что в тот вечер, когда Дав спокойно наслаждался роскошным ужином с салатом из омаров и бутылкой портера, в комнату неожиданно вошли два полисмена в сопровождении Лоусона. Дав встретил их весьма крепкими выражениями и вообще вел себя нервно и агрессивно. Но, несмотря на его сопротивление, истерику миссис Дав и ужасный вой – не то рыдания, не то смех, исходившие от их сына Томми, Дава тщательно обыскали и нашли похищенное, в результате чего в тот же вечер посадили в тюрьму.

Ах, если бы Дэйзи, которая в ту ночь лихорадочно металась в жару, могла об этом знать!




Глава XLV

ПРИНЦ ПРИХОДИТ К ДЭЙЗИ


В маленьком магазине Ханны в Тэкфорде дела шли хорошо. Она всегда была экономной, и хотя миссис Мэйнуеринг не могла платить ей большое жалованье, она умудрялась откладывать большую часть про запас. Она принадлежала к тому типу женщин, на которых и поношенное платье выглядит аккуратно. Ее башмаки служили вдвое дольше, чем у других. Ее шляпы сохраняли форму и белизну, когда другие служанки были вынуждены покупать новые. В результате Ханна почти ничего не тратила на одежду. По этим причинам, когда девочки Мэйнуеринг уехали в Лондон, у Ханны было достаточно денег для покупки домика. Она приобрела коттедж в Тэкфорде и открыла в нем магазинчик. Дело она вела с умом, знала, какие продукты покупают бедные люди, и жила вполне прилично на прибыль от продаж. Заботы ее не тяготили, а потому лицо ее было всегда спокойным и безмятежным.

Однако сейчас никто бы не сказал, что у этой доброй женщины нет забот. Соседи, которые то и дело приходили кто за беконом, кто за яйцами, за чаем или свечами, говорили, что у Ханны больше нет для них доброго слова и милой, приятной улыбки. А детишки, протягивая свои полпенни с криком: «Фунтик конфет, пожалуйста, мэм!», замечали красные круги вокруг ее глаз и недоумевали, почему она такая угрюмая и почему она плакала. Да, у бедной Ханны в эти чудные летние дни было о чем печалиться. Дэйзи все это время лежала слабая и апатичная, и ничего не рассказывала Ханне о том, как она очутилась одна в Розбери, и не делилась горем, мучившим ее сердечко. Иногда она жалобно говорила, что должна идти к миссис Элсуорси, или слабо стонала и звала Принца.

Видя, что у девочки не проходит лихорадка, что она слаба и почти не прикасается даже к самым вкусным вещам, которые предлагает ее добрая няня, Ханна посчитала деньги и решила, что она в состоянии заплатить деревенскому доктору.

Естественно, этот добрый человек с его ограниченным опытом мало что мог сказать о болезни Дэйзи. Он прописал лекарство, велел пить побольше молока и сказал, что не находит у нее ничего серьезного, кроме неестественной и необъяснимой слабости.

– Боюсь, сэр, от такой слабости можно и умереть, – сказала Ханна. – Моя маленькая леди чахнет из-за чего-то или из-за кого-то, и если она не получит то, что ей надо, она умрет.

Слова Ханны привели доктора в замешательство. Он странно посмотрел на старую женщину, посчитав ее фантазеркой. Затем повторил свои инструкции относительно обильного питья и трехразового приема лекарства и удалился. После его ухода Ханна пошла к соседке и попросила ее посидеть у постели больного ребенка часа два. Затем надела свой чепчик и аккуратное черное пальто и пошла в Розбери. Она решила узнать у кого-нибудь адрес миссис Элсуорси и написать ей о Дэйзи. Через какое-то время старая няня подошла к сторожке, узнала у привратницы, которая охраняла ворота, нужный адрес и уже собралась уходить, как вдруг вспомнила, что у нее нет писчей бумаги, а в Тэкфорде можно купить только очень плохую. Она решила купить бумагу и пару конвертов в Розбери, деревне более крупной, чем Тэкфорд. Ханна шла очень быстро, боясь за Дэйзи, и наконец, запыхавшись, вошла в магазин канцелярских принадлежностей. Жена хозяина знала Ханну и встретила ее очень радушно.

– Я так рада видеть вас, миссис Мартин, – сказала она. – Вы у нас редкий гость. Ваша юная леди вернулась одна или с сестрами?

Ханна тяжело вздохнула.

– Она вернулась одна, и она очень тяжело больна, бедняжка. Опасно больна, поэтому поспешите, пожалуйста, миссис Джонс. Почтовой бумаги на пенни и два конверта. Если можно, глянцевую бумагу, миссис Джонс.

Миссис Джонс посмотрела на Ханну удивленно, однако, достав коробку с почтовой бумагой, стала заворачивать несколько листов для Ханны.

– Я бы не сказала, что мисс Примроз больна, – сказала она, закончив работу. – Правда, она выглядит озабоченной, такая милая юная леди.

Услышав эти слова, Ханна выронила из рук монетку, которая со звоном стукнулась о прилавок.

– Господи благослови! Не хотите ли вы сказать, мэм, что мисс Примроз Мэйнуеринг в Розбери?!

– Ну да, мэм, а вы разве не знали? Почему же вы сказали, что она так больна и слаба?

– Ради бога, скажите, где мне найти мисс Примроз?

– Она остановилась у мисс Мартиноу. Приехала вчера. Туда же приехал джентльмен аристократичного вида, очень красивый молодой человек. Он так похож на мисс Джесмин, как будто ее родной брат. Оба они и мисс Мартиноу заходят буквально в каждый дом, ищут мисс Дэйзи, которая, кажется, ушла из дома. О, Ханна! Ханна Мартин, мэм, вы с ума сошли?

Миссис Джонс еще говорила, а Ханна опрометью кинулась из магазина, оставив и бумагу, и два пенса на прилавке. Через несколько минут она уже стучалась в дверь мисс Мартиноу, и вскоре Примроз и Артур Ноэль знали о Дэйзи все, что знала Ханна.

– Ах, Ханна, какое счастье, что это ты нашла и спасла ее! – Примроз, плача от радости, целовала няню.

– Вам бы лучше скорее идти со мной, мисс Примроз, а джентльмен и мисс Мартиноу, может быть, пошлют телеграмму мисс Джесмин.

Однако несчастья Примроз на этом не кончились. Она немедленно побежала с Ханной через поле, но когда Дэйзи услышала о ее приходе, она наотрез отказалась видеть старшую сестру и заплакала так жалобно, что Примроз ничего не оставалось, как подчиниться и выйти из комнаты.

– Я не могу ее видеть, Ханна, – простонала Дэйзи. – Из всех людей на свете я не могу видеть именно мою родную Примроз. Ах, если бы у меня хватило сил дойти до миссис Элсуорси или бы пришел Принц…

Примроз слышала слабый голос Дэйзи через тонкие стены коттеджа.

– Ханна, – сказала она, – я знаю, кого Дэйзи называет Принцем. Это тот добрый мистер Ноэль, который помогал мне ее искать. Он сказал, что вернется в Лондон сразу после того, как мы найдем Дэйзи. Если он еще не уехал, он придет к ней. О, Ханна! Если бы ты знала, что случилось с бедной Дэйзи. Я начинаю верить мистеру Ноэлю – кто-то ее тайно запугивает.

– Надо немедленно найти и привести этого мистера Ноэля, – сказала практичная Ханна. – Поговорим о тайном влиянии и всем прочем, только когда найдем джентльмена, которого наше дитятко хочет видеть. Если мистер Ноэль еще в Розбери, вам бы лучше надеть шляпу и сходить за ним. Я останусь с мисс Дэйзи и буду ухаживать за ней. Она очень слаба и чересчур возбуждена. Вся дрожит с тех пор, как вы пришли.

Примроз побежала в Розбери и, к счастью, застала Ноэля, который как раз собирался на поезд.

– Вы должны пойти со мной, – сказала она. – Боюсь, Дэйзи еще хуже, чем говорила Ханна. Она отказалась видеть меня. Говорит только о вас и миссис Элсуорси. Очевидно, она уверена, что только вы можете ей помочь избавиться от ужасного горя. По словам Поппи, Дэйзи собиралась просить денег у миссис Элсуорси, наверно, чтобы вернуть их мне. Но миссис Элсуорси здесь нет. Вы не могли бы прямо сейчас пойти к Дэйзи?

– Я пойду с вами, мисс Мэйнуеринг, – отвечал Артур. – По дороге мы зайдем на почту, чтобы отправить телеграмму миссис Элсуорси и моему слуге, Лоусону. Завтра я должен быть в Лондоне, чтобы присутствовать на суде над вашим бывшим квартирным хозяином, Давом. Он арестован по обвинению в краже пятифунтовой банкноты и золотого кольца.

– Мне никогда не нравился этот человек, – сказала Примроз, – и я всегда сомневалась в том, что Давы – честные люди. Миссис Дав никогда не возвращала полностью деньги, которые у меня одалживала.

Примроз и Ноэль быстро пошли в Тэкфорд. Ноэль отправил телеграммы, и очень скоро они очутились в доме Ханны.

– Она заснула, – сказала Ханна, выйдя им навстречу, – но стонет во сне так, что сердце разрывается. Подождите, пожалуйста, в моей гостиной, пока она проснется.

– Если вы разрешите, я посижу около ее кровати. Она привыкла ко мне. Обещаю говорить с ней очень осторожно. Уверен, что она не испугается.

Ханна колебалась, но Примроз сказала:

– Да, Ханна, мистер Ноэль не испугает Дэйзи. Он всегда успокаивал ее.

Бедняжка Дэйзи! Вид ее измученного лица, выражение страха и тоски, которое, казалось, никогда не пропадет, вызвало у Ноэля такое острое чувство жалости и негодования, что он твердо решил требовать для Дава самого сурового наказания. Он осторожно сел около скромной узкой кровати, и когда девочка начинала стонать и метаться, клал прохладную руку ей на лоб. Эта рука возымела магическое действие. Казалось, даже во сне Дэйзи узнала ее. Она прошептала: «Принц, ты пришел?» Через минуту она открыла голубые глаза и посмотрела на Артура. Слабая улыбка осветила ее лицо.

– Ты пришел наконец, Принц. Я очень рада. Я так ждала тебя, – только и сказала она.

– Я тоже хотел увидеть тебя, Дэйзи. Я искал тебя повсюду, – ответил Ноэль нежно.

– Правда? – спросила девочка. – Прости, что причинила тебе горе. Знаешь, Примроз приехала, но я не могу ее видеть. Я могу видеть тебя, но не ее. Пожалуйста, разреши мне взять тебя за руку. Я чувствую себя лучше, когда держу твою руку. Нагнись, пожалуйста, я хочу кое-что сказать, а говорить громко не могу – я очень слаба. Знаешь, Принц, я скоро умру.

– Нет, Дэйзи, ты не умрешь. Я ведь Принц, и я спасаю девочек от чудовищ. Я ни разу не слышал, чтобы девочка умерла, если ее спасут от чудовища.

– Дурных девочек не освобождают. Я струсила – испугалась темницы, и тогда… тогда… Но я не могу сказать этого. Я потеряла деньги Примроз, я трусиха, но я не настолько плохая, чтобы нарушить слово. Ты не должен спрашивать меня, что это все означает, я не могу сказать. Я очень надеюсь, что ты простишь меня за то, что я струсила. Я просила Бога, и он простил меня, и я теперь не боюсь умереть. Я совсем не испугаюсь смерти, если буду знать, что Примроз и Джесмин получат свои деньги.

Тут голос изменил ей. Она была такой бледной и слабой, что Ноэль понял: она действительно может умереть. Он решил, что надо немедленно снять с девочки тяжесть мучающего ее горя.

– Дэйзи, теперь послушай меня, – сказал он. – Тебе не надо говорить самой, только слушай. Я знаю, зачем ты хотела видеть миссис Элсуорси. Да, дорогая, держи меня за руку покрепче. Не надо дрожать. Ты хотела, чтобы миссис Элсуорси дала тебе денег. Я знаю, она помогла бы тебе. Но ее здесь нет. Зато есть другие, кто может это сделать. Можно, Дэйзи, я дам тебе деньги? Вот, держи, я вложу их в твою руку. Десять фунтов, еще пять фунтов, два соверена, еще половина соверена. Пусть это будет нашим секретом. Примроз не будет ни о чем спрашивать, когда ты отдашь их ей. Теперь ты сможешь видеть ее?

Маленькая рука судорожно сжала деньги. Дэйзи молчала, она даже не пыталась поблагодарить Ноэля, но глаза! Они открывались все шире и шире и неотрывно смотрели в его лицо.

– С этим покончено, и нам незачем больше разыскивать миссис Элсуорси, потому что нам не нужна ее помощь. Ведь она не может спасти девочку от чудовища. Зато Принц может. Дорогая моя, я хочу сказать, что тебе не надо больше бояться.

– Я правда могу взять деньги? – прошептала наконец Дэйзи.

– Конечно, я же сказал. И больше не надо говорить об этом. Я дал тебе деньги, потому что хочу, чтобы Примроз сидела возле тебя и ухаживала за тобой. Когда она будет рядом, ты оставишь глупые мысли о смерти. Но, прежде чем уйти, я должен сказать тебе еще кое-что.

Ноэль крепко держал Дэйзи за руку. Она еще дрожала, но стала немного спокойнее. Сознание, что она может вернуть Примроз деньги, успокаивало ее. Ноэль даже стал сомневаться, стоит ли нарушать этот покой своим следующим сообщением. Однако это надо было сделать, и он немного подумал, как сказать наиболее деликатно.

– Я расскажу тебе историю, Дэйзи, – начал он, – очень печальную историю, но, увы, правдивую. Жила-была одна девочка, не буду называть ее имени, хотя знаю его. Она имела несчастье оказаться в руках одного очень плохого человека. Он был очень-очень скверным человеком, но его имени я тоже называть не стану, хотя и его знаю. Этот человек пришел к девочке, и запугал ее, и угрожал ей, и заставил ее что-то обещать ему, что именно, я не могу сказать. С того момента, как эта девочка дала обещание, она стала худеть и бледнеть, стала нервной, беспокойной и несчастной. Она не могла нарушить ужасного обещания, которое связывало ее, как железные кандалы, не могла нарушить данного ею слова. Она ничего не могла поделать и тосковала о Принце, который придет и освободит ее. А этот дурной человек приходил, как страшное чудовище, к бедной девочке и использовал ее страх для своей выгоды. Какое-то время она жила с ним в одном доме, а потом друзья уговорили девочку переехать в другое место, хотя он запретил ей это делать. Но и на новой квартире она не чувствовала себя в безопасности. Чудовище преследовало ее и страшными угрозами вымогало у нее деньги, которые ей не принадлежали. Бедняжка, связанная своим обещанием, ни с кем не могла посоветоваться. И нарушить данное слово тоже не могла. Чудовище настолько поработило ее, что она отдала ему деньги своей сестры, на которые им предстояло жить несколько месяцев. А после этого несчастная девочка в полном отчаянии убежала из дома.

Ноэль замолчал. Глаза Дэйзи были прикованы к его лицу. Она была так бледна, как будто уже умерла.

– Понимаешь, дорогая, – вновь заговорил он, – это грустная история, но это еще не конец. Девочка убежала и не знала, что случилось с чудовищем. Этот дурной человек не мог остаться безнаказанным. В настоящий момент он уже сидит в тюрьме под надежными замками, где никому не сможет причинить вреда. Он попал туда, потому что украл пять фунтов и кольцо у одного джентльмена, которого эта девочка называла Принцем. Когда она, освобожденная от рабства, сама все расскажет, всем станет ясно, что этот дурной человек обкрадывал ее и сестер. И он ответит за все свои преступления. Теперь те, кто любит эту девочку, делают все, чтобы вылечить ее, потому что после пережитых жестоких страданий она заболела. И они надеются, что она поймет: иногда лучше нарушить слово, чем держать его. Вот и сказке конец, Дэйзи. До свиданья, дорогая, я пошлю к тебе Примроз и приду снова, когда ты захочешь меня видеть.




Глава XLVI

ОСВОБОЖДЕННАЯ ОТ ЧУДОВИЩА


– Вот деньги, Примроз, вот все деньги, – слабым-слабым голосом сказала Дэйзи, когда сестра подошла к кровати и склонилась над ней. – Я их потеряла, а Принц нашел. Только ничего не спрашивай, ладно, Примроз?

– Не буду, – ответила Примроз очень спокойно и уверенно. Эта ее интонация лучшим образом утешала издерганную душу сестренки. – Я рада, что они нашлись, милая, и, конечно, ни о чем не стану спрашивать. Просто положу их в кошелек. Смотри, какой он снова стал толстенький.

Потом Примроз взбила подушки сестре, с любовью подержала ее за руку и стала заботиться о ней, как умела только она. Однако всю ночь Дэйзи не могла заснуть. Полудрема, в которой она пребывала до сих пор, сменилась бессонницей. Всю долгую ночь глаза девочки оставались открытыми. В них застыл вопрос, который она прежде никому не задавала. Когда забрезжил рассвет, она повернулась к Примроз и взволнованно попросила:

– Примроз, пожалуйста, встань на колени и спроси Господа, что делать неопытной и несчастной девочке, которая дала торжественную клятву дурному человеку. Должна ли она держать слово?

– Ты хотела бы держать его или нарушить?

– Мне казалось, я должна держать его, потому что данное слово всегда надо держать. Но Принц говорит, что я должна его нарушить. Я не знаю, что мне делать!

– Твое сердце не знает покоя, Дэйзи, тебе станет лучше, только если ты примешь решение. Я попрошу Господа ответить тебе.

Старшая сестра очень серьезно произнесла слова молитвы, а младшая шепотом вторила ей. Молитва была короткой. Когда взошло солнце и начался новый день, Примроз послала записку Ноэлю с просьбой прийти к больной. Дэйзи встретила его слабой улыбкой.

– Девочка – это я? – спросила она. – А ужасное чудовище – мистер Дав?

– Ты умница, что догадалась, Дэйзи, – отвечал Ноэль.

– Значит, я и есть та девочка, которая должна нарушить данное слово? Простит ли меня Бог, если я нарушу обещание, данное так торжественно? Мистер Ноэль, я вам кое-что скажу. Это обещание чуть не убило меня – в тот же миг прежней Дэйзи не стало. Вместо нее появилась несчастная, запуганная Дэйзи. От страха она стала эгоисткой. Но вы тронули ее сердце рассказом о Чудесном замке, и она старалась быть хорошей, несмотря на ужасное обещание. Потом чудовище явилось опять и было настолько страшным, что она снова поступила эгоистично, чтобы отделаться от него. Ах, мистер Ноэль, простит ли меня Бог, если я нарушу слово, данное чудовищу?

– Да, Дэйзи, он простит. Тебя силой принудили дать слово, которое нельзя было давать. Дэйзи, дорогая, это один из тех редких случаев, когда лучше нарушить слово, чем держать его. Понимаешь, я Принц, и я пришел снять с тебя обещание, данное чудовищу. Теперь оно сидит в темнице вместо тебя. Принц велит бывшей пленнице рассказать ему все.

И тогда Дэйзи, горестно глядя на Артура и едва сдерживая слезы, рассказала ему о своей беде. Он слушал и ни разу не остановил рассказчицу. Когда она закончила, он поцеловал ее и сказал, что теперь ей нечего бояться. Затем, попросив забыть все страхи и горести и постараться заснуть, ушел, предоставив ее заботам Примроз. Следующим поездом он уехал в Лондон и успел вовремя на суд над Давом.

Обвиняемый вначале пытался бессовестно лгать, но когда свидетелем был вызван Ноэль, вооруженный признаниями Дэйзи, обычно красное лицо Дава побелело, и наглое, бесстыдное выражение сменилось растерянностью и страхом. Томми Дав, стоявший в первых рядах толпы зрителей, воскликнул громко:

– Похоже, на этот раз уважаемому папаше не отвертеться!

Дав, наверно, был того же мнения, потому что счел за благо откровенно сознаться во всех своих пакостях и в жестоких угрозах, которыми он терроризировал Дэйзи. Он довольно спокойно выслушал суровый приговор и, когда его уводили, сказал на прощанье бившейся в истерике супруге:

– Ничего, миссис Дав, моя голубка, даже четырнадцать лет когда-нибудь пройдут, и мы снова будем вместе, и никогда больше не будем пускать жильцов на чердак.
		Миссис Дав, любовь моя,



		Лишь с тобой был счастлив я.








– Надо же, под конец поэтом стал, – заметила его жена своим подружкам, перестав рыдать.




Глава XLVII

ПОТРЯСЕНИЕ


Когда бремя ужасной тайны было снято, Дэйзи стала медленно, очень медленно поправляться. Напряжение было слишком большим, чтобы силы восстановились быстро. Но мало-помалу слабый румянец вновь заиграл на бледных щеках, вернулись сон и аппетит.

– Теперь вам здесь нечего делать, мисс Примроз, – сказала Ханна. – Пора снова начать кричать в ухо глухой старой леди, что написано в газетах.

– Она не глухая, Ханна, я ей читаю, потому что она не видит.

– Ну что ж, – сказала Ханна, – глухая она или слепая, но вам теперь можно уехать. Я сама буду ухаживать за нашим ягненочком, а вы возвращайтесь к мисс Джесмин.

– Мне не хотелось бы оставлять Дэйзи. У меня есть деньги, чтобы еще пожить здесь, но ты права, надо ехать в город и продолжать зарабатывать, чтобы вернуть долг мистеру Ноэлю. Что касается Джесмин, Ханна, она теперь немного подрабатывает. Помнишь, как красиво она умела украшать цветами нашу гостиную в Розбери и как мама всегда просила ее подбирать цветы для букетов? У нее природный вкус, и некоторые богатые леди в Лондоне приглашают Джесмин расставлять цветы в их обеденных залах. Они ей хорошо платят, и работа приятная.

– Надо же. Не думала, что на этом можно заработать. Но, мисс Примроз, наверно, бедняжке тоже хочется отдохнуть от работы, как вам. Сказать правду, мисс Примроз, у меня сердце вечно болело, глядя на мисс Джесмин. Она всегда была такая худенькая.

Примроз улыбнулась.

– Когда знатные леди разъедутся из города, Ханна, мы с Джесмин приедем к тебе. Ты сможешь сдать нам троим твою маленькую спальню. Как хорошо, Ханна, что ты не поехала с нами в Лондон, а открыла этот чудный магазинчик. Теперь мы сможем недорого отдыхать у тебя летом.

Слезы выступили на глазах Ханны.

– Я давно мечтала об этом, мисс Примроз, но если вы опять заговорите о деньгах, я вам никогда не прощу. Я вас вынянчила, всех троих, и вы единственные, для кого я живу…

В то время как у Дэйзи дела шли на лад, и на ее щеки вновь вернулся румянец, который придавал ей столько обаяния и так шел к ее цветочному имени, бедняжка Джесмин была отнюдь не счастлива одна в Чудесном замке.

У нее было много забот и тревог. При этом она была совсем одна, потому что мисс Эгертон осталась у тяжело больной родственницы и домой не возвращалась. Поппи, чтобы снова заработать на билет до Розбери, была вынуждена вернуться в «Пенелоп Мэншн».

Джесмин была одна, но она была смелой девочкой и не собиралась просить денег у Примроз. Она хотела ей помочь, исключив себя из круга ее забот. В первые же дни после отъезда Примроз в деревню Джесмин истратила почти все свои деньги. Она думала, что первый заработанный ею соверен неисчерпаем, и очень удивилась тому, как быстро он растаял в ее неопытных руках и как мало ей удалось на него купить. Порадовавшись несколько дней своей самостоятельности, она написала восторженное и полное надежд письмо Примроз:






«Тебе вовсе не надо думать обо мне, милая Примроз. Трать все, что у тебя есть, на усиленное питание для нашей малышки. Кто знает, может быть, я стану знаменитым оформителем лондонских обеденных залов. Если у меня будут еще заказы, надеюсь, я с ними справлюсь и тогда смогу не только сама прожить в Лондоне, но и отложить кое-что в наш неприкасаемый фонд. Ах, Примроз, я мечтаю зарабатывать много-много денег и стать уважаемой и знаменитой!»





Это полное энтузиазма письмо Примроз получила, когда Дэйзи было еще очень плохо. Оно облегчило ее тяжелые думы о сестре, которая осталась совсем одна в Лондоне. Она подумала, что Джесмин получит сразу много заказов и заработает достаточно денег для удовлетворения своих скромных желаний и потребностей. Поэтому она не стала посылать ей деньги из суммы, которую вернула Дэйзи.

Но у Джесмин было не так много заказов, как предполагала Примроз. Две леди попросили украсить их парадные столы. Две другие обещали пригласить ее, но, видно, забыли о своем обещании. И никто больше не платил ей столько, сколько миссис Дэйнтри. Ноэля не было в городе, чтобы помочь ей найти заказчиков. Скоро настал момент, когда тощий кошелек не смог обеспечить даже самые скромные нужды, а Джесмин была слишком горда и слишком уверена в собственных силах, чтобы попросить денег у Примроз.

Настали трудные дни, но они лишь закалили ее волю, как бывает, когда испытания выпадают на долю людей с сильным характером. Вскоре жизнь преподнесла ей болезненный урок, и девочка ощутила это со всей остротой.

Больше всего Джесмин надеялась на свою рукопись. Этот роман, первый плод ее незрелого таланта, должен был принести ей кучу денег и украсить лаврами ее юное чело. Она надеялась, когда роман будет напечатан, вернуть долг Поппи и жить припеваючи, пока не вернутся сестры.

Однажды, примерно через десять дней после отъезда Примроз в Розбери, Джесмин стояла у окна Чудесного замка и наблюдала за почтальоном. Он перешел через улицу, Джесмин горячо надеялась, что он остановится у дома мисс Эгертон и опустит в их ящик или письмо от Примроз, или, что еще лучше, – пакет с корректурой второй части ее романа. Однако почтальон прошел мимо. Его громкое «тук-тук» раздалось от двери справа, затем – от двери слева, но к ним в дом он не постучал.

Джесмин глубоко вздохнула и, отойдя от окна, села за свой скудный завтрак. Она побледнела за последние дни, и глаза не блестели, как прежде. Позавтракав, Джесмин взяла со стола кошелек и заглянула в него. Сегодня четверг. Она работала в понедельник и получила семь шиллингов и шесть пенсов. В кошельке оставалось три шиллинга, хотя она не могла упрекнуть себя в излишествах, а сидела на скудной диете.

«Все равно нельзя просить денег у Примроз, – подумала она. – Ведь только вчера она написала, как рада, что я не нуждаюсь в ее поддержке. Еще она написала, что болезнь Дэйзи стоит дорого и что мы должны какое-то время экономить изо всех сил. Бедняга Примроз! Я не буду просить ее о помощи. Я должна справиться сама. Но как это сделать? Боюсь, что той леди не понравилась моя последняя работа. А по-моему, я украсила стол красиво: цветы выступали из темно-зеленых листьев. Но мне показалось, что миссис Ли шепнула миссис Манселл: «Совсем неинтересно! А вам нравится?» Но миссис Манселл не ответила. Ее собственный званый обед намечался на сегодня, и она почти обещала позвать меня, когда я пришла сегодня утром. Ладно, что толку думать об этом. Сегодня мне не наполнить мой кошелек, это очевидно. О боже, боже! Что же мне делать?»

И вдруг Джесмин вспомнила. Румянец вернулся на ее лицо, глаза вновь заблестели.

– Конечно! – воскликнула она, – как я могла забыть. Мои сто экземпляров «Джой-белла» вот-вот должны принести. И, возможно, мне удастся продать несколько штук. Наверняка, миссис Дредж купит парочку, если Поппи ее попросит, а может быть, миссис Мортлок и мисс Слоукум тоже будет приятно приобрести журнал с моим романом. Да, конечно, я сумею продать несколько экземпляров. Бриджет говорила, что купит один журнал. Она еще сказала, что две ее подружки купят по журналу. Да, скорее всего я получу несколько шиллингов от продажи «Джой-белла» и на эти деньги вполне продержусь. А как только я заработаю немного, надо будет послать один журнал Дэйзи. Малышка с радостью почитает мою вещь – роман гения, как она считает, – и покажет ее Примроз. Побегу вниз и спрошу Бриджет, принес ли почтальон пакет для меня.

Но, увы! Пакета на имя Джесмин не было. Она удивилась, обсудила проблему с Бриджет, потом надела шляпу и пошла к Поппи, посоветоваться. Девушка открыла ей дверь, но поздоровалась печальным голосом и вообще казалась подавленной.

– Я пришла за советом насчет «Джой-белла», – начала Джесмин с порога взволнованным голосом. – Они должны бы уке быть доставлены, мои сто экземпляров, а их нет и нет. Я хочу поехать туда и все выяснить. Поппи, милая, не поедешь ли ты со мной?

Поппи изменилась в лице.

– Нет, мисс Джесмин, я не могу, – ответила она.

Ее тон был так непохож на обычный, что Джесмин взглянула на нее удивленно.

– Что с тобой, Поппи, ты какая-то странная. Что-нибудь случилось?

– Не обращайте внимания, мисс Джесмин, я просто в дурном настроении. У меня, как и у всех, бывает хорошее настроение, бывает плохое. Сегодня – плохое. Вот и все, мисс.

– Пожалуйста, извини меня. Бедняжка! У тебя опять голова кружится?

– Постоянно, мисс Джесмин. Это стало как бы привычкой, как ржавчина или Сара-Джейн. Говорят, это очень распространенная болезнь в Лондоне у таких девушек, как я. Мне очень жаль, мисс Джесмин, но я не могу пойти с вами сегодня. Надеюсь, у вас все будет в порядке, мисс Джесмин. Вы увидите издателя и выскажете ему свое неудовольствие по поводу ваших журналов, которые он не присылает. О боже, мисс Джесмин! Представьте, что ваша прекрасная вещь наконец напечатана! Весь Лондон заполнен журналами с вашим романом, а издатель просит писать еще и еще, такое же мудрое и красивое. Вам платят большой гонорар, мисс Джесмин, и прежде чем снова сесть за работу, вы тратите все ваши деньги, а чего их копить, если теперь их будет так много. Жаль, что не могу пойти с вами. Быть может, вы тогда сможете вернуть мне хотя бы часть вашего долга, всего шиллинг и шесть пенсов. Я была бы очень признательна, дорогая мисс Джесмин.

В этот момент послышался голос миссис Флинт, которая звала Поппи и спрашивала, с кем она там болтает. Голос прозвучал очень сердито, и Джесмин подумала, что случилось нечто необычное, поскольку миссис Флинт славилась своей невозмутимостью.

– Что с ней случилось? – поинтересовалась она у Поппи, которая залилась краской.

– Ничего, мисс. Она только немного расстроилась из-за моих рваных ботинок. Ну, мне надо бежать.

Поппи захлопнула дверь почти перед носом Джесмин. Определенно, она сегодня была непохожа на себя.

Джесмин пошла прочь от «Мэншн» и медленно, очень медленно шагала по улице, надеясь встретить омнибус, направляющийся в Сити.

Она уже стала опытным лондонцем. Знала, на какой омнибус сесть, и вообще неплохо ориентировалась в городе. Она окликнула нужный ей омнибус, и с трудом втиснулась в толпу пассажиров. Ей было всего лишь тринадцать лет, она была расстроена и ехала к издателю с тяжелым чувством. Ясное утро сменилось дождем. Пассажиры, преимущественно женщины, были одеты в плащи. Джесмин выглядела среди них маленькой, робкой и едва заметной. Она оказалась зажата между двумя толстыми сварливыми женщинами, которые грубо велели ей не толкаться и не касаться своей мокрой одеждой их плащей. В другое время у Джесмин хватило бы духу дать отпор недружелюбным пассажиркам. Но встреча с Поппи подействовала на нее угнетающе. Она догадывалась о причине злости миссис Флинт и угрюмости Поппи, обычно такой милой и приветливой, и серьезности, с которой она попросила вернуть ей полтора шиллинга.

«Она просит собственные деньги, свое жалованье, заработанное тяжелым трудом, – вздохнула про себя Джесмин. – Как эгоистично было с моей стороны не подумать о том, что Поппи нужны ее деньги. Ей, наверно, ужасно живется без них. Понятно, что миссис Флинт бранила ее за рваные ботинки, раз она получает хорошее жалованье. Бедная, милая, отважная Поппи! Она ни разу не сказала, как ей трудно без денег. Ну, ничего, сегодня я верну ей долг. Я просто уверена, что сегодня же смогу вернуть ей деньги». Джесмин была так погружена в свои невеселые думы, что нечаянно прислонилась к соседке справа. Эта «добрая» женщина немедленно с силой оттолкнула ее в сторону тучной соседки слева, которая закричала противным голосом:

– Милая моя! Сидите прямо.

– Я надеюсь, молодая особа скоро выйдет, – воскликнула другая соседка. – Это совершенно бессовестно так стеснять добрых христианок. Осмелюсь спросить, мисс, когда вы наконец выйдете?

– Я еду на Патерностер Роу, – ответила Джесмин тихо. – Кажется, это уже недалеко.

– О нет, мисс! Мы еще только проезжаем Ньюгейт-стрит. Это какое-то странное место, Патерностер Роу, я ничего о нем не знаю.

– Там книгами торгуют, – заявила вторая. – Говорят, там живут одни книжные черви, сухие, как пергамент. Вот уж не думала, что такой хорошенькой юной мисс может что-то понадобиться в этом квартале.

Джесмин приосанилась, лицо ее просветлело.

– Хоть это и кажется вам странным, но я в самом деле принадлежу к людям, связанным с книгами и рукописями. Я еду, чтобы узнать насчет одной из моих публикаций, вернее сказать, первой моей книги. Поэтому я немного волнуюсь.

– Господи, кто бы мог подумать! – тут же переменили тон обе леди и решили оставить в покое совсем юную, но ученую девочку.

Всю остальную дорогу они переговаривались через голову Джесмин о ценах на лук и о том, где можно купить по случаю дешевый бекон. Обе вздохнули с облегчением, когда она вышла в дождь и освободила место, которое они тут же заняли.

Между тем наша одинокая путница шла по узкой, но весьма известной улице. Дождь хлестал сквозь дыры в зонтике Джесмин. Теперь, когда она была так близка к месту назначения, ею овладел неведомый доселе страх. А вдруг «Джой-белл» с первой частью ее романа не имеет успеха, и публике не понравился стиль ее письма? Вдруг редактор примет ее холодно и скажет, что ее роман принес ему одни убытки и он отказывается продолжать его публикацию? Если это случится, она никогда, никогда не отважится попросить у него денег, чтобы отдать долг Поппи. Если издатель станет бранить ее, она не осмелится напомнить о собственных убытках. Она может даже не удержаться и заплакать.

На душе у Джесмин было тяжело и тревожно, совсем как у Поппи. Она сильно волновалась перед разговором с издателем. С той минуты, как Поппи с такой болью сказала ей о своих рваных ботинках, она совсем забыла о собственной нужде. Единственным ее желанием было вернуть долг Поппи.

– Я должна это сделать, – говорила она себе, – я должна это сделать, и я это сделаю. Я соберусь с духом и перестану бояться. И потом, Поппи и Дэйзи уверены, что я – гений. Дэйзи говорит, что это видно по моему лицу, а Поппи в восторге от моего романа. Не может быть, что они обе ошибаются. У Поппи хороший вкус. Я должна успокоиться и поверить их словам. Я должна сказать себе, что Поппи права и пол-Лондона читает мой роман. А, вот и вход в редакцию «Джой-белла». Как странно, что я здесь совсем одна. Я чувствую себя героиней. Вот и контора. А где все кипы журналов, что лежали у окна? Ни одного нет. Полно каких-то книг и газет, а «Джой-белла» нет. Боже, как сильно бьется сердце. А вдруг Поппи права, и все номера с моим романом раскуплены!

Джесмин вошла в контору, где за грязным столом сидел рыжеволосый юноша. У него было насмешливое и довольно неприятное лицо, и он явно не обладал хорошими манерами.

– Могу ли я видеть издателя «Джой-белла»? – спросила Джесмин, стараясь говорить спокойно.

Рыжий молодой человек поднял глаза от огромной счетной книги, которая якобы поглощала все его внимание, и сказал лаконично:

– Не можете, – после чего снова уткнулся носом в книгу.

– Но почему? – спросила Джесмин возмущенно. – У нас с ним важное дело. Мне совершенно необходимо видеть его. Пожалуйста, скажите ему, что я его жду.

– Очень жаль, – ответил юноша, – но не могу.

– Почему?

– Потому что его нет в Лондоне.

– Ох!

Бедная Джесмин отступила на пару шагов и произнесла помертвевшим голосом:

– Какой ужас. Мой роман печатался в «Джой-белле». Я хотела кое-что обсудить. Это очень важно, в самом деле… – она говорила с такой болью, что рыжий опять посмотрел на нее.

– О господи, – сказал он, – так вы не знаете?

– Чего не знаю?

– У нас здесь похороны.

– Похороны? Боже мой! Вы хотите сказать, что мистер Поттер умер?

Рыжий разразился оглушительным, неудержимым хохотом.

– Умер?! Он-то не умер, да «Джой-белл» – покойник. Мы его на прошлой неделе похоронили.

Джесмин пошатнулась и прислонилась к стене. Лицо ее побелело.

– Не шутите так, сэр. Для меня это очень важно. Как мог «Джой-белл» умереть и быть похороненным?

Неподдельное отчаяние в ее голосе тронуло наконец какую-то струну в легкомысленном сердце рыжего клерка.

– Искренне сожалею, мисс, – сказал он. – Вы так расстроены. Но я сказал правду, и лучше вам ее знать. Издатель сбежал, а «Джой-белл», как говорится, приказал долго жить. Я присутствовал при его рождении, а теперь – на его похоронах. У него была короткая жизнь, и, надо сказать, не особенно счастливая. Я думал, он и столько не проживет. Но издатель – хитрая бестия. Какое-то время он обманывал своих авторов и жил за их счет. Да, «Джой-Белл» теперь в могиле и никому уже не причинит зла. Господи, мисс, да не расстраивайтесь так. Вы бы быстро привыкли к такому, если бы работали в подобной редакции. На моем веку здесь было без счета рождений и смертей. Вот, например, «Стрэнджер»,[28 - Stranger – незнакомец (англ.).] на что был красавец – иллюстрированный, на глянцевой бумаге, прямо-таки элегантный, – а протянул всего шесть месяцев. А еще была «Оушн уэйв»,[29 - Ocean wave – океанская волна (англ.).] так та и столько не прожила. А «Мэри-ласси»?[30 - Merrie lassie – очаровательная девушка (англ.).] Имя им – легион. Придет время, мы еще один откроем. Вам надо уходить, мисс? Всего вам доброго. На вашем месте, мисс, я бы больше не посылал романов в этот забытый Богом офис.




Глава XLVIII

ОДИН БОТИНОК И ОДИН БАШМАК


– Мне надо поговорить с тобой, Поппи, мне очень надо с тобой поговорить, но я не могу войти в твой дом. Я не могу встретиться ни с миссис Мортлок, ни с миссис Дредж, ни с мисс Слоукум. Я неудачница, неудачница и банкрот, Поппи, и никому не могу смотреть в глаза. Выйди ко мне, милая Поппи, выйди поскорее. Если я не поговорю с тобой сейчас, у меня сердце разорвется.

– Они сейчас как раз ужинают, – ответила Поппи. – Сидят все в столовой. У них на ужин креветки и очень вкусный новый паштет, тетя Флинт принесла сегодня. Называется «вкус джентльмена». Его мажут на горячий тост, я их уйму наделала. Как они накинулись! Хотя мисс Слоукум и ненавидит мужчин, она ела их «вкус» за милую душу. Так что, мисс Джесмин, все они сейчас увлечены едой. И мы вполне можем пройти в комнатку за кухней и поговорить там. А выйти к вам я не могу, мисс, я ведь должна убрать посуду после первого блюда, а это требует времени.

– А ты уверена, Поппи, что они не услышат, как я пройду через холл? Мисс Слоукум ужасно любопытная. Если она услышит мои шаги, то выбежит посмотреть, кто это, хоть она и ест сейчас «вкус джентльмена». Не хочу, чтобы меня видели, когда у меня горе.

– Ступайте на этот коврик. Теперь на этот. Теперь прыгайте сюда. Так. Мы сбежим по лестнице быстрее, чем мисс Слоукум дойдет до двери столовой. Теперь садитесь сюда, мисс. У меня тут сегодня не так сыро, как обычно, правда, мисс Джесмин?

– Не знаю… – Джесмин выглядела усталой, почти больной. – Поппи, милая, я не принесла тебе полтора шиллинга.

– Не имеет значения. Они мне пока не нужны и не скоро будут нужны. Отдадите, когда сможете, мисс Джесмин, нет никакой спешки.

Но Джесмин заметила, что Поппи спрятала ногу под стул, и, несмотря на бодрый тон, в ее ясных глазах застыло смятение.

Этот тайный отблеск разочарования стал, как говорится, последней каплей для бедной Джесмин. Сила ее духа была сломлена, и она разразилась такими горькими слезами, какие никогда еще не лились из ее глаз.

Поппи сильно встревожилась. Она стояла над своей юной подругой, поила ее холодной водой и всеми силами старалась утешить.

Когда Джесмин немного пришла в себя, она рассказала Поппи печальную историю, которая приключилась с ней утром. Возмущению доброй девушки не было предела.

– Этого издателя надо посадить в тюрьму, – сказала она, – поймать и посадить в тюрьму. У двоюродной сестры миссис Джонс, нашей уборщицы, есть также двоюродная сестра. Эта вторая замужем за полисменом. Миссис Джонс завтра придет, и я попрошу ее зайти к первой кузине, а та пойдет ко второй кузине, которая замужем за полисменом. Он скажет, что надо делать. У него умная голова. Не бойтесь, мисс Джесмин, дорогая, этот издатель сядет в тюрьму, и его заставят вернуть ваши деньги. Не бойтесь, все будет хорошо, когда миссис Джонс пойдет к своей первой двоюродной сестре, у которой тоже есть двоюродная сестра, которая замужем за полисменом!

Поппи совсем взбодрилась, когда представила сложный путь миссис Джонс к полисмену, но Джесмин это не утешило. Она затрясла головой почти сердито.

– Ты меня только с толку сбиваешь со своей миссис Джонс и ее полисменом. Это похоже на «дом, который построил Джек». У меня голова кругом идет, когда я слушаю тебя. Нет, Поппи, этот полисмен никогда не посадит проклятого издателя в тюрьму. Тот слишком хитрый, чтобы дать себя арестовать. О боже! Поппи, что мне делать? Все твои деньги пропали, и моя рукопись – тоже, а я знаю, что тебе нужны новые ботинки. Ты моя хорошая, смелая Поппи, но я-то знаю – тебе нужны новые ботинки.

– Да, мисс Джесмин, у меня есть один ботинок и один башмак. Ботинок – тяжелый, для улицы, а башмак легкий. Когда я надеваю оба, я слегка хромаю, и леди, например, мисс Слоукум, это не нравится. Но, боже мой, о чем тут говорить? Что они могут мне сделать? Только прибавить еще одно-два имени к «Саре». Меня это больше не трогает, мисс, и не должно трогать вас.

– Не важно, все равно я должна вернуть тебе деньги. Я в этом абсолютно уверена. Не знаю, как это сделать, но я сделаю. Я пришла рассказать тебе обо всем, но сейчас я пойду домой. Ты не должна больше носить разную обувь, да еще такую ужасную.

После этого Джесмин ухитрилась пересечь холл так бесшумно, что никто ее не заметил. Измученная и усталая, она пришла наконец домой, в Чудесный замок. Выпила стакан молока, оставленный для нее Бриджет, и съела пару ломтиков хлеба с маслом. Затем прошла в спальню с тремя аккуратными белыми кроватями и, открыв свой чемодан, принялась изучать его содержимое. Ее страшило то, что она собиралась сделать, но она твердо решила выполнить задуманное. Она заложит или продаст то немногое, что у нее есть, чтобы вернуть Поппи деньги.

Когда девочки уезжали из Розбери, Примроз разделила между всеми тремя ценные вещи, которые остались от матери. На долю Джесмин достались красивые испанские кружева. Джесмин была к ним равнодушна, но Примроз подумала, что к ее живому, выразительному лицу они пойдут больше, чем ей или Дэйзи. Тогда Джесмин сунула кружева в чемодан и, хотя они ей напоминали о матери, решила, что кому-нибудь их подарит. Однажды их заметила мисс Эгертон. Она полюбовалась кружевами и сказала, что они, должно быть, стоят много денег. Кружевной убор состоял из красивой черной испанской шали и, что было особенно необычно, двух прелестных, белоснежных оборок.

Мисс Эгертон была совершенно права, когда говорила о ценности кружев, но Джесмин была бы рада получить за старинные кружева хоть ту сумму, которую задолжала Поппи. Она бы широко раскрыла глаза, если бы узнала, во сколько их ценит мисс Эгертон. В добавление к кружевам у Джесмин было тонкое золотое кольцо, которое миссис Мэйнуеринг носила вместе со своим обручальным кольцом. Оно нравилось Джесмин гораздо больше, чем кружева, и все же она сняла его с пальца на случай, если денег, вырученных за кружева, окажется недостаточно. Джесмин знала, что Примроз будет очень расстроена, если узнает о продаже кружев. Она всегда говорила, что нельзя расставаться с семейными реликвиями, однако сейчас даже недовольство сестры не могло остановить Джесмин.

Небрежно завернув кружева в бумагу, Джесмин вышла из комнаты и спустилась в холл. Услышав ее шаги, выглянула Бриджет.

– Мисси, стоит ли вам выходить одной в такой поздний час?

– Ничего страшного, милая Бидди. Я недалеко и скоро вернусь.

Джесмин подошла к старой служанке и спросила самым ласковым и невинным голосом:

– Бидди, ты как-то говорила, что здесь поблизости есть ломбард. А как выглядит его вывеска?

– Ломбард, мисс Джесмин? Спаси нас, господь, от этого места. Зачем вам ломбард?

– Ни за чем особенным, Бриджет. Просто я предпочитаю знать, где что находится. На вывеске ломбарда нарисованы три мяча?

– Да-да, мисс. Какая любознательная маленькая леди! Ладно, бегите, да скорее обратно. Хоть и близок Иванов день, и темнеет поздно, но, если вы не поторопитесь, будете возвращаться в темноте.

Кивнув приветливо Бриджет, Джесмин вышла из дома, а старая служанка вернулась к прерванной работе.

«До чего прелестная девочка, – подумала она, – такая ласковая. Надеюсь, она выпила молоко, что-то она немного бледненькая. Надеюсь, она скоро вернется, а то опустится туман и станет сыро».

Бриджет была занята работой и добрыми мыслями о Джесмин, когда к дверям подкатил кэб, и неожиданно возвратилась мисс Эгертон.

Едва войдя, она спросила о Джесмин.

– Она вышла, мэм, – отвечала Бриджет, – с пакетом в руках. Обещала скоро вернуться. Нет, мэм, я бы не сказала, что она хорошо выглядит. Бледная и озабоченная, часто уходит из дома. Сказала, что уходит для того, чтобы исправить свое настроение. Задает странные вопросы. Например, захотела узнать, как выглядит вывеска ломбарда.

– Вывеска ломбарда? И ты ей сказала, Бриджет?

– Конечно, мэм. Она хочет это знать, чтобы прийти в хорошее настроение. У нее был небольшой пакет в руке, и она сказала, что тут же вернется. Подать вам чашку чая, мэм?

– Нет, спасибо, Бриджет. Я не могу есть, пока не найду мисс Джесмин. Мне не нравятся ее вопросы, Бриджет, и пакет в руке – тоже. Может, у ребенка беда, и я должна это немедленно выяснить. Бриджет, ты знаешь, где ближайший ломбард?

– Да, мэм, ломбард Шпиллера за углом, а ломбард Дэвидсона – на главной дороге. Но я уверена, что мисс Джесмин справлялась о вывеске только из любопытства, только поэтому. Останьтесь, мэм, и выпейте чашку чая, у вас очень усталый вид.

Но мисс Эгертон уже вышла.




ГлаваXLIX

ИСПАНСКИЕ КРУЖЕВА


Она быстро шла по улице, надеясь догнать Джесмин. У мисс Эгертон были старомодные взгляды. Она была просто в ужасе от одной мысли, что эта очаровательная и утонченная девочка одна пошла в ломбард.

– Бедная деточка, – говорила она себе, – она, должно быть, осталась совсем без денег. Что она могла понести в ломбард? Господи, сколько волнений… И все-таки я счастлива, что узнала этих сирот.

Мисс Эгертон очень устала. Она только что вернулась от смертного ложа своей ближайшей подруги и у нее хватало собственных забот. Но это не помешало ее золотому сердцу тревожиться теперь о Джесмин и бежать за ней в сильнейшем волнении, почти материнском.

Встретив наконец девочку на выходе из ломбарда Шпиллера, она обняла ее дрожащей рукой,

– Джесмин, милая, что ты здесь делаешь? Что ты заложила в ломбард?

Джесмин была так подавлена, что даже внезапное возвращение мисс Эгертон не удивило ее. Подняв переполненные горем глаза, она сказала:

– Это всего лишь испанские кружева. Я всегда знала, что они недорого стоят. Хозяин только посмеялся, когда я попросила за них деньги, которые должна Поппи. Он дал мне десять шиллингов. Сейчас пойду и отдам их Поппи. Я должна, мисс Эгертон, я, правда, должна.

– Что ты заложила в ломбард, Джесмин? – переспросила мисс Эгертон, когда снова обрела голос. – Не те ли великолепные, бесценные испанские кружева? Дорогая моя девочка, немедленно вернемся в ломбард.

– Но мне нужны эти десять шиллингов, – воскликнула Джесмин. – Мисс Эгертон, не надо! Вы не знаете, что случилось со мной!

Мисс Эгертон взяла ее за руку.

– Бедное мое дитя, ты мне все расскажешь. Джесмин, милая, эти кружева стоят много фунтов. Я сейчас же выкуплю их для себя, если тебе они не нужны. Оставь себе эти десять шиллингов, раз уж они делают тебя счастливой.

Хозяин, который дал Джесмин за кружева полсоверена, конечно, мало знал или вообще ничего не знал об их истинной цене. Поэтому он с легким сердцем вернул их доброй леди. Она пошла домой, держа Джесмин за руку. Войдя с девочкой в свою гостиную, мисс Эгертон накормила ее всякой всячиной, привезенной из деревни, и наконец попросила рассказать, что же ее так расстроило.

– Вы всегда говорили, что мои сочинения немногого стоят, – заключила Джесмин свой рассказ. – А мне не нравилось то, что вы говорили. Я мечтала доказать вам обратное, но теперь вижу, что вы были правы.

Мисс Эгертон взглянула спокойно на взволнованную девочку.

– Моя дорогая, – сказала она ласково, – я не знаю – и никто не знает, станешь ли ты в будущем писательницей. Писатели учат нас жить. Ты считаешь, что можешь учить, Джесмин?

– Не знаю, – ответила Джесмин, опустив голову.

Мисс Эгертон встала и нежно погладила девочку по голове.

– Сегодня тебе преподали болезненный, но серьезный урок, моя дорогая. Благодаря своим переживаниям ты будешь только лучше писать. Теперь, Джесмин, прервем разговор – тебе пора спать. Утром отнесешь Поппи десять шиллингов. Да, милая, они твои, но испанские кружева пока мои.

Джесмин, несмотря на все волнения, крепко спала эту ночь, а вот мисс Эгертон лежала без сна.

«Пришло время, – думала она, – принять энергичные меры. Девочки – милые, отважные, славные девочки – явно потерпели поражение. Бедная Джесмин! Хорошо, что она всего лишь потеряла эту глупую рукопись. А каких страшных опасностей чудом избежала Дэйзи! Да, завтра я пойду и поговорю с мисс Элсуорси, пока она в городе».

И вот, когда Джесмин пошла к Поппи, зажав в перчатке свои полсоверена и не зная, где взять денег, чтобы купить себе что-нибудь на обед, мисс Эгертон села в омнибус, который скоро доставил ее в район Парк-лэйн.

Ей повезло: миссис Элсуорси была дома и никуда не собиралась. Добрая леди приняла ее ласково, она очень любила старую учительницу.

– Артур говорил, что вы знаете моих девочек, – сказала она. – Он сказал также, что вы оба знаете адрес моих несносных, непослушных детей.

– Я знаю, где их можно найти, – просто ответила мисс Эгертон. – Но прежде чем мы начнем говорить о них, мне хотелось бы заключить с вами небольшую сделку. Я знаю, как вы добры и как стремитесь помочь людям, попавшим в беду. Одна моя знакомая леди очень нуждается. У нее есть ценные испанские кружева. Я бы хотела, чтобы вы на них посмотрели.

– Обожаю испанские кружева, – глаза миссис Элсуорси загорелись.

– Я слышала однажды, как вы это говорили, и принесла их с собой. Можно показать их вам?

– Как вы добры, милая мисс Эгертон. Покажите, конечно. Настоящие испанские кружева очень ценятся. О, и белые. Какие чудесные белые оборки!

– Леди, которой они принадлежат, ничего не знает об их ценности. Она получила за них вчера десять шиллингов.

– Мисс Эгертон! Бедная, бедная женщина. Я с удовольствием дам ей за них пятьдесят фунтов.

Мисс Эгертон кашлянула и слегка порозовела.

– Дело в том, что она вряд ли может продать их сейчас. Миссис Элсуорси, не буду больше вводить вас в заблуждение. Эти кружева принадлежат Джесмин Мэйнуеринг. Она прошлым вечером отнесла их в ломбард и, если бы не я, лишилась бы их навсегда. Я пришла как раз вовремя, чтобы выкупить их. Я случайно узнала, что Примроз не хотела бы лишиться этих кружев. Когда-то давно я предложила ей найти покупателя, но мое предложение сильно ее огорчило. Я бы вот что предложила. Не знаю, как лучше сказать…

– Понятно, понятно, – вскричала миссис Элсуорси, всплеснув руками, – вы хотите как бы заложить их у меня, одолжить у меня под них деньги. С удовольствием, это блестящая идея.

– Дайте мне, пожалуйста, десять фунтов, чтобы помочь бедной девочке. Она в большом финансовом затруднении, – сказала мисс Эгертон со слезами на глазах. – Десяти фунтов хватило бы. Я не прошу ни пенни больше… Теперь, миссис Элсуорси, когда мы пришли к соглашению в этом деле, я хотела бы поговорить с вами серьезно о судьбе этих девочек.

Миссис Элсуорси сложила руки на коленях и приготовилась внимательно слушать. И две женщины были поглощены беседой почти два часа.

В тот день, когда Джесмин, грустная и подавленная, медленно поднялась по лестнице в свой Чудесный замок, ее ждали два письма. Одно было от Примроз. В нем были хорошие новости о Дэйзи. Она наконец поправляется, в настоящий момент даже вышла ненадолго погулять. Другое письмо было доставлено не по почте, и Джесмин недоумевала, от кого бы оно могло быть. Нетерпеливо вскрыв конверт, она нашла в нем сложенный листок бумаги и два новеньких банковских билета по пять фунтов каждый. На листке было написано следующее:






«Дорогая Джесмин, я нашла закладчика, который лучше понимает истинную цену твоих кружев. Он дал за них десять фунтов с тем, что ты можешь их выкупить, когда сумеешь. Теперь ты можешь вернуть мне десять шиллингов, которые я дала тебе вчера, но это не срочно. Приходи сегодня в шесть пить чай, дорогая. Мне очень надо поговорить с тобой.

    

Твой искренний друг,



    

Агнес Эгертон»







Трудно описать радость бедной Джесмин. Она побежала разменять одну из банкнот, и Поппи получила остаток своих денег еще засветло. Когда в назначенное время Джесмин переступила порог гостиной мисс Эгертон, это была уже прежняя Джесмин, сияющая и оживленная.

– Джесмин, – сказала мисс Эгертон, когда они покончили с чаем и девочка выказала весь свой восторг, удивление и благодарность, – у меня для тебя новости. Этот ужасный человек, Дав, получил большой тюремный срок. Он больше не будет терроризировать нашу Дэйзи.

– И Дэйзи стала выздоравливать, – подхватила Джесмин. – Примроз пишет, что с каждым днем ей становится лучше. Я так рада, что мистер Дав в тюрьме. Это было подло с его стороны – так мучить нашу малышку.

– Я тоже получила письмо от Примроз, – сказала мисс Эгертон. – Она очень расстроена из-за денег, которые я потратила взамен украденных Давом. Но мне их не жаль. Мне ничего для вас не жаль, милые мои девочки. Я напишу сегодня Примроз об этом. Но перед тем, как я это сделаю, мне хотелось бы поговорить с тобой, Джесмин.

– Да-да, – ответила Джесмин, – я такая счастливая сегодня и так вам благодарна. Я буду рада выслушать ваши добрые советы.

– Однако, – заметила мисс Эгертон с легкой улыбкой, – далеко не всем нравятся люди, которые любят давать советы. Джесмин, милая, я видела сегодня миссис Элсуорси.

– Нашу добрую миссис Элсуорси? И как она? Знает ли, что я часто думаю о ней?

– Думаю, что да, Джесмин, и, без сомнения, она часто думает о вас. Она снова предложила помогать вам, и, Джесмин, дорогая, я полагаю, пришло время принять ее помощь.

Джесмин улыбнулась и покраснела.

– Мы с Примроз думаем об этом по-разному, – сказала она, – но я знаю, что ее будет трудно переубедить.

– Поступать правильно зачастую бывает трудно, Джесмин. Конечно, Примроз будет нелегко согласиться с нашим планом. И все же я убеждена, что в конце концов она примет его. Он для нее словно высокая гора, но она не из тех девушек, которые отступают перед трудностями и не могут преодолеть крутизны. Джесмин, вы все трое старались жить только своими силами, но вы – да, я должна сказать прямо, – вы проиграли. Примроз не может посвятить свою жизнь чтению газет миссис Мортлок; ты, Джесмин, сама видишь, дорогая, что слишком молода и неопытна, чтобы зарабатывать на жизнь своим пером; маленькая Дэйзи – ах, Джесмин, мы должны Бога благодарить, что она жива и что она с нами. После пережитых страданий девочка никогда уже не будет такой беззаботной и доверчивой. Джесмин, вам необходимы две вещи: образование и поддержка старших, более опытных людей. Вы должны учиться, чтобы, во-первых, знать то, что обязаны знать все культурные женщины, и, во-вторых, чтобы лучшим образом развить ваши природные способности. Получив образование, каждая из вас постепенно овладеет профессией и будет зарабатывать на жизнь с пользой для других и радостью для себя. Если Примроз хочет стать мастером росписи по фарфору, она должна кончить одну из лучших школ и только после этого начать работать. Если ты, Джесмин, действительно хочешь посвятить жизнь литературе, тебе придется много лет учиться самой, чтобы потом учить других мудрым мыслям и глубоким чувствам. В душе ты художник. Не исключено, что, став взрослее и образованнее, ты предпочтешь писать картины, а не романы. Годы учебы помогут тебе сделать правильный выбор. О будущем Дэйзи говорить пока рано, но я убеждена, что она тоже найдет свое призвание. Эту длинную лекцию мне хочется завершить вот чем: я хочу стать вашим помощником, а миссис Элсуорси желает выделить достаточную для вашего образования сумму. Ты отправляйся спать, а я напишу обо всем этом подробное письмо Примроз.

– Не удивлюсь, если она откажется. Очень уж она целеустремленная, – сказала Джесмин задумчиво. – Вы говорите, что она согласится, потому что может взобраться на высокую гору. Я же думаю, что она согласится, только если сумеет преодолеть сильнейшее искушение: стать независимой сразу и вопреки обстоятельствам.

Мисс Эгертон улыбнулась, глядя, как светлое лицо Джесмин омрачилось беспокойством и тревожная морщинка залегла между ее бровями.

– В любом случае, дорогая, – откликнулась наставница, – хотя бы ты не должна противиться моему плану. Понимаешь, о правильности выбранного пути надо судить по его результатам. Джесмин, милая, ты еще не устала идти по этому пути?

– Немного, – призналась Джесмин и добавила: – Я поняла, что никогда не буду отдавать мои вещи в журналы, рекомендованные такими людьми, как миссис и мистер Дав.




Глава L

РАДОСТНЫЙ ДЕНЬ


После ухода мисс Эгертон миссис Элсуорси была так взволнована, что не могла усидеть на одном месте.

Она ходила из угла в угол своего изящного будуара, щеки ее горели, а на прекрасных синих глазах были видны следы слез. Мисс Эгертон рассказала доброй леди ужасную историю Дэйзи и мистера Дава. Весь ужас беззащитной девочки и ее путешествие в деревню были подробно описаны старой учительницей.

– Она приехала, чтобы найти меня, бедная малышка, бедная малышка, – повторяла миссис Элсуорси, и слезы текли по ее щекам. – О, моя маленькая девочка! Какой ужас – ее прогнали от моих ворот.

Когда в комнату вошел мистер Элсуорси, она была чрезвычайно взволнована.

– Джозеф, – сказала миссис Элсуорси, подбежав к мужу, – я расскажу тебе ужасную историю. – И пересказала ему приключения бедной Дэйзи. – Знаешь, Джозеф, – сказала она потом, – мы с мисс Эгертон решили, что нам с тобой надо дать девочкам образование. Она, эта милая, добрая учительница, считает, что им лучше пока жить у нее, в Лондоне, а нам с тобой только оплачивать их обучение. А мне бы хотелось, чтобы они переехали к нам в Шортландс и учились бы под руководством лучших учителей, которых я приглашу для них. Потом, весной, они вернулись бы в город и завершили образование, опять же, с лучшими мастерами, по избранной каждой из них профессии. Ах, Джозеф, все-таки Джесмин будет, обязательно будет нашей!

Мистер Элсуорси улыбнулся, поцеловал жену, погладил ее по щеке, предложил ей поступать, как ей нравится, и удалился к своим любимым книгам. Но миссис Элсуорси не могла успокоиться почти весь вечер.

В ту ночь ей снились сестры Мэйнуеринг. Она видела несчастное лицо Дэйзи, когда ее прогнали от ворот. Потом увидела более приятный сон: Джесмин обвивает руками ее шею и называет мамой. Примроз, оставив гордость, улыбается ей и говорит благодарно: «Я принимаю вашу доброту; я с радостью возьму ваши деньги; мы переедем к вам в Шортландс и будем жить как ваши дочери». А Дэйзи говорит в своей забавной нравоучительной манере: «Мы были непослушными девочками, а теперь стали хорошими, и это даже хорошо, что наша гордыня потерпела неудачу».

Очнувшись от приятных сновидений, миссис Элсуорси глубоко вздохнула.

«Это был только сон», – подумала она печально и, стараясь не расстраиваться, спустилась к завтраку.

Мистер Элсуорси завтракал гораздо раньше, и хозяйка Шортландса сидела за столом одна.

– Как было бы прекрасно, если бы девочки сидели здесь, рядом со мной! Примроз могла бы сидеть напротив и разливать кофе. Она бы делала это мило и проворно и смотрела бы на меня приветливо, как на мать. А Джесмин – радость моя! – каждый раз садилась бы на новое место, и я повторяла бы ей, что не надо постоянно вскакивать и бросаться к окну. Дэйзи сидела бы около меня, и я бы обязательно приказала постелить рядом маленький коврик для ее кошки. Я одевала бы девочек в белые платья – белое так идет девочкам. Джесмин и Дэйзи щебетали бы между собой. У них такие нежные голоса, и они всегда говорят так ровно и спокойно, их так приятно слушать. Я часто представляю, как Джесмин говорит мне что-то, я буквально слышу ее звонкий голос и – о боже! – не ее ли это голос? Кто там спрашивает меня в холле? Конечно, конечно, это Джесмин Мэйнуеринг. Больше ничей голос не звучит так звонко.

Миссис Элсуорси вскочила со стула, потом села обратно, и сладкое предчувствие охватило ее.

Милый голос снаружи приблизился, в холле раздались легкие шаги, и в следующий момент руки Джесмин обвились вокруг шеи доброй женщины. И обе заплакали.

– Я должна была прийти к вам, – сказала Джесмин, смахнув слезы. – Я не приходила раньше, потому что не хотела огорчить Примроз. Но когда мисс Эгертон вчера сказала, что вы хотите сделать для нас и что вы всегда любили нас, я решила непременно прийти к вам, и вот я здесь, и я благодарю вас и целую вас… Примроз с Дэйзи пока в деревне, и Дэйзи выздоравливает. Вы рады, что скоро она будет совсем здорова?

– Позавтракай со мной, Джесмин, – сказала мисс Элсуорси. – Я так много думала о тебе и так безумно хотела увидеть тебя сидящей здесь, напротив меня, и вот мой счастливый сон сбывается. Прошу тебя, сядь и позавтракай со мной.

– С удовольствием, я не успела поесть дома, – отвечала девочка. – Я полночи не спала, все думала о вас. О, вы – настоящий друг!

– А я всю ночь видела всех вас троих во сне. Намажь на тост масло и абрикосовый джем.

– Вы видели нас во сне этой ночью? Правда? Вы так нас любите?

– Да, моя девочка. Джесмин, я не прошу дать мне ваш адрес. Я не сделаю больше ничего, чтобы нарушить вашу самостоятельность, пока не получу письма от Примроз. Но я прошу тебя провести этот день со мной.

Джесмин улыбнулась, щеки ее порозовели.

– Это будет так замечательно, – сказала она, – и так непохоже на наш чердак, хотя Дэйзи и называет его Чудесным замком. Мы покатаемся с вами, миссис Элсуорси, если я останусь? Можно мне хоть на денек представить себя богатой девочкой? Не надо делать мне никаких подарков – вы знаете, Примроз не любит этого. Но я могу вообразить, что у меня есть все эти красивые вещи, и… Ах! Как бы мне хотелось позвать с нами Поппи!

– Мы возьмем ее на прогулку в парк, – обещала миссис Элсуорси. – Я слышала много хорошего о вашей Поппи. Мне кажется, она замечательная девушка.

И вот эта заманчивая программа была неожиданно исполнена, потому что миссис Элсуорси сумела забрать Поппи от ее нудной, тяжелой работы к вящему удивлению всех леди из пансиона.

Поппи, в своей потрясающей шляпе, с пылающим от волнения лицом, прыгнула в карету и уселась напротив миссис Элсуорси и Джесмин, к великому неудовольствию лакея, который был вынужден помочь этой служанке занять ее место.

Миссис Элсуорси провезла девочек по всему парку,[31 - Имеется в виду Гайд-парк, любимое место отдыха лондонцев. Когда-то принадлежал Вестминстерскому аббатству. Парк открыт для публики с 1635 г. Улица Парк-лейн, на которой жила миссис Элсуорси, примыкает к Гайд-парку с северо-востока. Раньше на ней находились дворцы лондонской знати, теперь – роскошные отели.] затем взяла их на аттракционы, а под конец купила Поппи симпатичное коричневое платье, жакет и шляпу в тон к ним, сказав, что Джесмин запретила делать подарки ей самой, никто не может запретить подарить что-нибудь ее подруге.

А Поппи все время повторяла:

– Из всего потрясающего – это самое потрясающее. Ах! Представляю, что будет, когда я расскажу обо всем нашим леди! Боже! Мисс Джесмин, какая элегантная шляпа! Я ее больше не сниму, ведь она куплена в магазине Вест-Энда и сто очков вперед даст всему, что так гордо носит мисс Слоукум.

Наконец Джесмин и Поппи вернулись домой, усталые, но абсолютно счастливые, как маленькие девочки.

Миссис Элсуорси тоже в ту ночь легла спать с чувством самого настоящего счастья.

«Даже если они не будут жить у меня – хотя, я очень надеюсь, что будут, – думала она, – я рада, и всю мою жизнь буду рада, что подарила Джесмин счастливый день».




Глава LI

ПИСЬМО


Два дня спустя, когда почти совсем поправившаяся Дэйзи сидела в маленькой гостиной Ханны за вкусным завтраком, Примроз получила длинное письмо от мисс Эгертон. Вот это письмо:






«Дорогая Примроз, Вы, конечно, знаете, что этот подлый человек, Дав, получил приговор, который он полностью заслужил. Увы, мы не можем вернуть все украденные им деньги, но постараемся обойтись без них, и, пожалуйста, забудьте и думать о возвращении мне денег за обстановку Чудесного замка, как Дэйзи называет эти комнаты. Для меня большая радость, что вы у меня живете, дорогая, и я надеюсь, что вы вскоре сможете привезти Дэйзи обратно и прожить здесь в мире и согласии следующую зиму. Дорогая Примроз, для меня становится все более и более очевидным, что юные девочки не должны были рисковать и приезжать в Лондон одни. Вы выказали большое мужество, предприняв эту попытку, но, моя дорогая девочка, западни, которые расставляет большой город, бывают ужасны, а потери невосполнимы. Мне не хотелось бы огорчать Вас после всего, что Вы пережили с Дэйзи, но я должна рассказать о происшествии с Джесмин. Вы знаете, как страстно она хотела, чтобы ее роман напечатали. Я сознательно не подбадривала и не одобряла ее, потому что, хотя, возможно, у нее и есть талант (я не готова это утверждать), она еще слишком молода, чтобы печататься. Все стоящие книги чему-нибудь учат, а наша девочка еще в том возрасте, когда надо учиться самой.

Итак, Примроз, вашу сестренку снедали сильнейшие амбиции. Она написала свой роман и, никому его не показав, в компании с добродушной Поппи Дженкинс и маленькой Дэйзи поехала в Сити и окунулась (не могу подобрать другого слова) в ужасный мир сомнительных издателей. Бедное дитя! Конечно, никто из солидных издательских домов и не взглянул бы на ее незрелую работу. Но она попала к проходимцу, который организовывал журнал, а через месяц сбегал со всеми вырученными деньгами. Его очередной журнал имел глупое название Джой-белл». Я его, конечно, не видела и не имею ни малейшего желания читать такой вздор, но неопытную Джесмин, которая поверила, что ее роман может быть напечатан на страницах этого, с позволения сказать, журнала, вынудили заплатить два фунта пять шиллингов, другими словами, выкупить сто экземпляров «Джой-белла». Она, конечно, вообразила, что напечатанный роман немедленно принесет ей славу. Заплатила деньги и стала ждать журнал со своим романом».





«Где она взяла эти деньги?» – с тревогой подумала Примроз.

– Примроз, отчего ты нахмурила брови? – окликнула ее Дэйзи.

Примроз вздохнула и снова принялась читать густо исписанные листки.






«В тот самый вечер, когда бедная Дэйзи ушла из дома, Джесмин получила первый экземпляр журнала, в котором было напечатано начало ее романа. Печать была нечеткая, бумага дешевая, но Джесмин была в таком горе, что почти не обратила внимания на журнал. Когда наконец она прочла свой текст, ее огорчило, что был напечатан всего лишь маленький отрывок.

Вы знаете, что меня задержала в деревне болезнь, а потом и смерть моей бедной кузины. Джесмин, вопреки своим ожиданиям, не получила больше заказов на украшение обеденных залов. Девочка решила не просить ни у кого денег на жизнь, даже у Вас, Примроз. Она делала героические усилия, чтобы как-то прожить на свой первый заработок. Увы, ее кошелек очень скоро опустел, к тому же на ней лежала невыносимая для нее тяжесть долга перед Поппи Дженкинс, которая, по-видимому, дала ей деньги на публикацию этого незрелого романа. В отчаянии она поехала к издателю журнала.

Придя в редакцию (бедная девочка, как она отважилась сделать это совсем одна, втайне от всех!), она узнала, что журнал «Джой-белл» перестал существовать, а издатель скрылся, и с ним деньги Поппи Дженкинс.

К счастью, в тот вечеря приехала домой и нашла вашу сестренку в полном отчаянии. Благодарю Бога, что оказалась в состоянии помочь ей деньгами. В настоящее время Джесмин уже оправилась от потрясения и озабочена более всего тем, чтобы не огорчить Вас. Я пишу Вам об этом, дорогая Примроз, потому что считаю своим долгом поставить Вас обо всем в известность. Долг Поппи возвращен, а у Джесмин есть все необходимое, Теперь хотелось бы посвятить Вас в мой маленький секрет. Я одолжила десять фунтов под залог испанских кружев вашей матери. Не думайте, что кружева потеряны. Их вернут Вам после уплаты этой суммы. Это было необходимо, милая Примроз, и я сделала это. Надеюсь, Вы поймете меня правильно. Поппи очень нуждалась в своих деньгах.

Теперь, дорогая, мне надо серьезно поговорить с Вами о другом, весьма важном деле. Вы должны признать, что, несмотря на ваши мужественные усилия, вы не смогли или почти не смогли начать сами зарабатывать на жизнь. Прошел почти год с тех пор, как вы начали новую жизнь, и, боюсь, вы достигли слишком немногого. У Вас дела обстоят лучше, чем у Ваших сестер. Вы сделали меньше ошибок, но и Вы, как мне кажется, не хотели бы провести остаток жизни в качестве чтеца миссис Мортлок. Джесмин смогла получить только ненадежный и скудный заработок, украшая цветами обеденные столы. Конечно, никто пока не ожидает, что маленькая Дэйзи внесет свою лепту в семейный бюджет, но, согласитесь, что Вы не сумели уберечь ее от подлого и коварного человека. Три храбрые, милые девочки попытались идти своим путем. Теперь, полагаю, им пора прислушаться к совету людей, которые старше и мудрее их.

Если, дорогая Примроз, Вы решили стать самостоятельной – ничто не делает женщину смелее и независимее, чем умение жить собственным трудом, – Вы должны получить образование. Тогда Вы сумеете правильно выбрать профессию в соответствии со своими склонностями и способностями. На это нужны деньги, и Вам не следует проявлять излишнюю гордость и отказываться принимать деньги от тех, кто Вас по-настоящему любит. Я виделась с миссис Элсуорси, и у нас была долгая беседа о Вас. Она – человек великой доброты, и она любит вас всех троих. Было бы более чем глупо, я бы сказала, неблагородно – отвергнуть такую дружбу. Миссис Элсуорси сказала, что советовалась с вашим старым другом, мистером Дэйнсфилдом. Вместе они выработали план и надеются, что Вы терпеливо его выслушаете. С этим планом Вы ознакомитесь, когда вернетесь в город. Еще раз повторяю, что считаю абсолютно необходимым оставить Ваш теперешний образ жизни и начать терпеливо и упорно учиться. Деньги для этого будут. И когда Вы научитесь зарабатывать самостоятельно – а я думаю, что это будет достаточно скоро, – Вы сможете вернуть эти деньги добрым друзьям, которых делает счастливыми возможность помочь вам.

    

Искренне Ваша Агнес Эгертон»







Многое в этом письме причинило боль Примроз. Год назад она разорвала бы его, и ничто не заставило бы ее свернуть с намеченного пути. Но эти двенадцать месяцев принесли новый и печальный опыт. Она была расстроена и подавлена тем, что Джесмин пришлось взять у Поппи деньги, заработанные тяжелым трудом. Еще большую печаль вызывали долги мисс Эгертон, а теперь – и Артуру Ноэлю. У Примроз была нелегкая работа, которая неплохо оплачивалась, тем не менее она оказалась должна нескольким людям и не было надежды в скором времени с ними расплатиться. Жизнь подбрасывала Примроз такие трудности… Горячие слезы подступили к ее глазам.

Неужели нужно жить в долгах и продолжать тяжелую борьбу за самостоятельность? Нет-нет, она не может, не может больше… Но ее гордость, которая росла по мере того, как росло сопротивление; ее страстное желание быть свободной и независимой, не быть никому обязанной – с этим не так-то просто справиться! Лучше жить в бедности и работать чтицей, чем брать деньги у других! Эта мысль захватывала ее все сильнее и сильнее, так, что она готова была тут же сесть и ответить мисс Эгертон отказом. Но тут раздался простодушный голос Дэйзи:

– Примроз, милая, за всеми волнениями я совсем забыла, что мне надо послать пятнадцать шиллингов нашей доброй Поппи, и как можно скорее. Она одолжила мне их на билет до Розбери, а я чуть не забыла. Пожалуйста, Примроз, если можно, дай мне пятнадцать шиллингов для Поппи.

– Значит, и ты в долгу, Дэйзи, – вздохнула Примроз. – Что же мне делать? Прости, конечно, я должна радоваться, что ты поправляешься, но мне так тяжело на сердце. Я почти сдалась. Да, Дэйзи, Поппи получит свои деньги. Я напишу мисс Эгертон завтра.

Несколько слезинок выкатилось из прекрасных карих глаз, но она постаралась скрыть их от Дэйзи.




Глава LII

Я ЛЮБЛЮ МИССИС ЭЛСУОРСИ


На следующий день, к удивлению Примроз и Дэйзи, пришел Ноэль. Дэйзи с восторгом встретила своего Принца, но отказалась говорить с ним о суде над Давом.

– Я хочу забыть его, – сказала она. – Вы говорите, он теперь в темнице. Я не хочу думать об этом. Как только я задумываюсь, мне становится так жалко его.

– Давай поговорим о чем-нибудь более приятном, – согласился Ноэль. – Когда ты собираешься возвратиться в свой Чудесный замок, маленькая принцесса?

Дэйзи беспокойно взглянула на Примроз. Старшая сестра сидела, склонив голову над шитьем, и луч солнца играл в ее золотистых волосах. Она не подняла глаз и никак не ответила на взгляд младшей сестры.

– Мы хотели возвратиться к мисс Эгертон осенью, но вчера вечером… Можно сказать, Примроз?

Примроз отложила шитье и посмотрела на Ноэля.

– Дело вот в чем, – сказала она. – Дэйзи не знала, какая у нее гордая и упрямая сестра. Мы строили планы на осень, намеревались продолжать бороться, надеяться и ждать более светлых дней, – но вчера я получила письмо от мисс Эгертон, и кое-что в этом письме причинило мне боль. Дэйзи увидела, что я расстроена, и я рассказала ей, чего хочет от нас мисс Эгертон. Я думала, Дэйзи будет возражать, но она сказала только: «Давай будем решительными, Примроз. Наш Чудесный замок станет еще чудеснее, если мы заработаем его». – А потом прибавила: «Я тоже начну зарабатывать деньги, чтобы отдать одному доброму человеку то, что он дал мне».

Ноэль пожал худую ладошку Дэйзи. Примроз посмотрела на них и замолчала. После минутной паузы она вдруг сказала:

– Мне не нравится их план. Он никогда мне не понравится. Миссис Элсуорси – сама доброта, но она нам не родственница. Она годами жила рядом и ни разу не пригласила к себе нашу маму. Нет-нет, я не осуждаю ее. Естественно, что она не считала леди женщину, живущую в скромном маленьком коттедже. Но, вы видите, что мы – леди, и не можем не чувствовать себя уязвленными. Я, возможно, приму этот план – ради Джесмин и Дэйзи, но он никогда не будет мне по душе.

С этими словами Примроз вышла из комнаты.

– Она долго плакала вчера вечером, – прошептала Дэйзи. – Ей неприятно брать деньги у миссис Элсуорси. Я – другое дело, я ведь поехала к ней, чтобы попросить денег. Я люблю миссис Элсуорси, и Джесмин ее любит.

– Это верно, Глазастик. Легко принять доброту и покровительство от тех, кого мы любим. Мне искренне жаль Примроз. Хорошо бы, она отнеслась к этому проще.

В это время вошла Ханна с чашкой бульона для Дэйзи.

– Вы так много для нее сделали, сэр, – сказала она, глядя своими близорукими глазами на молодого человека. – Не знаю, что бы с ней было, если бы вы не пришли в тот день и не поговорили с ней. Она сразу поверила вам и рассказала об этом мерзком человеке из Лондона.

– Не надо, Ханна, он ведь теперь в темнице. Бедный, бедный мистер Дав. Я не должна думать о нем плохо.

Дэйзи задрожала и прибавила, побледнев:

– Я обещала никому не говорить про липкие леденцы.

– Он был плохим человеком, Дэйзи, и полностью заслужил свое наказание, – сказал Ноэль почти строгим голосом, желая пресечь излишнюю чувствительность девочки. – Подумай о тех страданиях, которые он причинил тебе и твоим сестрам, и радуйся, что он не может больше делать зла.

– Выпейте бульон, мисси, – сказала Ханна. – Мистер Ноэль, пожалуйста, подержите ее чашку. Боже мой, что… что это?!

– О чем вы? Что вас испугало, Ханна?

Но Ханна, побледнев, посмотрела на него весьма странно и выбежала из комнаты.

– Никогда не знал, что ваша няня такая нервная, – сказал Ноэль Дэйзи.

– Нервная? Это Ханна-то? – Дэйзи весело засмеялась. – Она всегда повторяет, что у нее во всем теле нет ни одного нерва. Иногда она даже немного сердится на меня за мою нервозность.

Ноэль посидел еще немного у сестер, а затем вернулся в Розбери, откуда уехал в Лондон. Приехав в город, он отправился прямо к миссис Элсуорси. Хозяйка Шортландса ждала его с нетерпением и забросала множеством вопросов.

– Как она приняла это, Артур? – спросила она. – Я все время обдумываю и дополняю свои планы. Теперь я считаю, что для девочек надо пригласить в Шортландс гувернантку. Совершенно очевидно, что их нельзя разделять. К тому же Примроз скоро будет восемнадцать, ей уже поздно идти в школу. Да, гувернантка – это то, что нужно. А ранней весной я перевезу их в Лондон и найму лучших учителей.

– Примроз очень переживает, – ответил Ноэль. – Она, возможно, и согласится, чтобы вы оплатили их учебу, но я абсолютно уверен, что она и сама не поедет, и сестер не пустит жить в Шортландсе, в праздности и роскоши. Сочувствую, миссис Элсуорси, но я знаю, что она на это не пойдет.

– Вовсе вы не сочувствуете, Артур, – отвечала добрая леди. – В глубине души вы согласны с этой вздорной гордячкой Примроз. Вам больше хочется, чтобы девочки жили на своем чердаке, где им может встретиться еще один ужасный мистер Дав или очередной мошенник-издатель, чем в безопасности и довольстве в Шортландсе. Да, вы все сговорились, чтобы лишить меня великой радости. Почему вы все такие упрямые?

Ноэль улыбнулся.

– И вы, и Примроз мною недовольны, – сказал он. – Я убежден, что она никогда не согласится жить у вас, а вот помощь в образовании примет.




Глава LIII

ТЕЛЕГРАФНЫЕ ПРОВОДА


Дэйзи была совершенно права, когда утверждала, что Ханна – человек без нервов. Старая няня насмехалась над нервами и не верила в них. Когда ей говорили, что человеческое тело наполнено нервами, как электрическая батарея – электричеством, что нервы, как электрические провода, обвивают скелет, она глядела на говорящего во все глаза в полной уверенности, что он слегка ненормальный.

Однако когда тем летним полднем Ханна выскочила из своей гостиной, пальцы ее так дрожали, что не могли удержать чашку с блюдцем.

– Боже, боже, – бормотала она, – можно подумать, что во мне электрический ток побежал по проводочкам, которые мисс Примроз называет нервной системой. Меня как током ударило от головы до пят. Я прежде и не рассмотрела его как следует, мне ведь ни до кого не было дела, пока моя милая мисс Дэйзи хворала. А теперь даю руку на отсечение – похожи, как две капли воды. Но как же это? Нет, этого не может быть! Но не будь я Ханна Мартин, если я не выясню, откуда он и кто такой на самом деле. Что же я так дрожу? И почему не решаюсь войти обратно в комнату? Наверно, ток побежал по моим проводам… Теперь ни за что не буду подшучивать над бедняжкой мисс Дэйзи, когда она говорит, что нервная.

Ханна села и около получаса приходила в себя, потом выпила стакан холодной воды, ополоснула лицо и руки. Со вздохом отметила, что провода не оставляют ее в покое, и приготовила ужин для Ноэля и девочек.

В тот же вечер, когда Дэйзи была уже в кровати, Ханна вошла в гостиную, где Примроз читала какую-то книгу.

– Вы никогда не встречали на лондонских улицах никого, похожего на вашего пропавшего брата, мисс Примроз? – спросила она. – Лондон большой город, и там иногда случаются странные вещи – да-да, очень странные вещи.

– О, Ханна, ты путаешь меня! – ответила Примроз. – Встретить бедного Артура? Как бы я могла? Я думаю, он умер много, много лет назад.

– А вот я так не думаю. Я не верю, что он умер. Он был красивым, крепким мальчиком, никогда не болел. Как сейчас вижу: он стоит в своем красном бархатном костюмчике около мамы. Как она гордилась им! Он был для нее прямо-таки светом в окошке. Она взяла его в Лондон и отпустила на улицу с молоденькой няней – не со мной, будьте уверены, что не со мной. Они вошли в большой магазин, и мальчик все время был около нее. Она держала его за руку, а как подошла к прилавку и стала что-то покупать, отвернулась на момент. А когда повернула голову, увидела, что ребенок исчез… С того самого дня и по сию пору о нем никто не слышал, полиция искала везде. Ах, моя бедная, бедная хозяйка, как она страдала!

– Ты так взволнована, Ханна, вся дрожишь. Это, конечно, ужасная история, но помнишь, как я советовала Дэйзи относительно мистера Дава, – не надо думать об этом.

– Ваша правда, мисс. Чего не поправить, о том лучше забыть. Если вы не против, мисс Примроз, я посижу еще минутку. Мне что-то не по себе. Нет-нет, ничего страшного, дорогая. Немного дрожь пробирает. Стареет ваша Ханна. Я ведь вас всех вырастила – его, моего красавчика, и вас троих… Мисс Примроз, милая, сколько лет, вы говорили, этому мистеру Ноэлю? Я до сего дня и не взглянула на него. Мне он показался очень молодым.

– Мисс Эгертон говорила, что ему двадцать шесть, Ханна.

– Двадцать шесть, – повторила Ханна. – Обождите минутку, мисс, я сравниваю даты – двадцать шесть… двадцать шесть. Боже, прости мои грехи! Вы никогда не замечали, мисс Примроз, что у него родимое пятно на левой руке, вытянутой формы, довольно большое?

– Да нет, Ханна, я никогда не видела его руки без рукавов. Как странно ты говоришь, Ханна.

– Совсем нет, дорогая. Может, это потому, что дрожу немного. А еще, девочка моя, вы говорили, что обижены на миссис Элсуорси за то, что она с вашей мамой не познакомилась?

Примроз вздохнула.

– Мне это неприятно, Ханна. Но я стараюсь не быть слишком гордой. Буду молиться Богу, чтобы он помог мне поступать правильно.

– И правильно, родная, Бог вразумит вас. А что, мисс, мистер Ноэль – богатый человек?

– Что это, Ханна, у тебя сегодня мистер Ноэль на уме? Да, мисс Эгертон говорила, что он – человек со средствами. Он был усыновлен очень богатыми людьми, и они оставили ему большое состояние.

– Усыновлен, говорите? Надо же, как дрожь бьет. Мисс Примроз, милая, мне бы надо отлучиться завтра утром. Я уйду на рассвете, а вернусь вечером, и пусть магазин будет закрыт. Я оставлю для вас с мисс Дэйзи жареную курицу и блюдо свежей клубники, которую только-только собрала, так что обед у вас есть. И еще: мисс Дэйзи любит клубнику со сливками, дайте ей, пожалуйста, сливок. Они такие полезные.




Глава LIV

ОТКРЫТИЕ


Ханна Мартин никогда не любила путешествовать. Много лет прошло с тех пор, как она в последний раз поставила ногу на ступеньку железнодорожного вагона. Она была не трусливого десятка, но все-таки слышала, что поезда часто терпят крушения и тогда бывает ужасно много жертв. Она вздыхала по старым временам и с отвращением смотрела на чудовищные, пышущие паром локомотивы. Тем не менее на следующее утро Ханна в своем обычном чистеньком ситцевом платье пришла на железнодорожную станцию Розбери и купила билет в вагон третьего класса до Лондона, затем она отыскала свой вагон и уехала.

В полдень того же дня Ханна прибыла к месту своего назначения. Там она обратилась к первому же попавшемуся носильщику, сунула ему в руку бумажку с адресом и спросила, как туда добраться. Носильщик, прищурившись, поглядел на бумажку и посоветовал Ханне нанять двуколку и велеть кучеру ехать в Парк-лэйн. Ханна понятия не имела, что такое двуколка – она с ранней молодости не была в Лондоне. С ужасом уставившись на предложенное ей транспортное средство, Ханна наотрез отказалась в нем ехать, выбрала скрипучую и самую непривлекательную четырехколесную повозку и покатила в Парк-Лэйн.

Миссис Элсуорси как раз пила ароматный чай в своем будуаре, когда слуга доложил ей, что женщина по фамилии Мартин приехала из деревни в повозке и просит как можно скорее принять ее.

– Что за женщина, Генри? – спросила миссис Элсуорси. -Мне некогда, через пару часов я должна ехать на званый обед. Женщина из деревни в повозке? Что ей от меня надо?

– У нее вполне приличный вид, мэм, – отвечал лакей, – но она взволнована, дрожит и смертельно боялась сойти с повозки. Мы с извозчиком чуть ли не на руках ее сняли, мэм. Сейчас она сидит в холле в кресле. Она сильно утомлена путешествием, но это очень приличная и аккуратная женщина, мэм.

– Она, наверно, бедна и хочет попросить помощи, – решила миссис Элсуорси. – Не люблю попрошаек, никогда не могу отказать им. Проводите ее наверх, Генри, и дайте понять, что я собираюсь на званый обед и могу уделить ей только несколько минут.

Ханну нельзя было упрекнуть в притворстве. Когда она вошла в комнату, ее руки в самом деле дрожали, губы тряслись, а лицо было смертельно бледным.

– Извините меня, мэм, очень сожалею, что беспокою вас, но я в таком волнении, что с трудом сознаю, что делаю. Я приехала в город на поезде – это было тяжело, – а потом ехала сюда по переполненным улицам в ужасной повозке, и все для того, чтобы задать вам простой вопрос, мэм.

– Сядьте, моя милая, – сказала миссис Элсуорси, которая при первом взгляде на посетительницу смутно ощутила, что где-то уже ее видела, и прониклась к ней жалостью. – Сядьте. Как вы дрожите! Мне очень жаль, что вы так нервничаете.

– Нервничаю, мэм! И это говорят обо мне! Нет, мэм, я не нервная, но такая обеспокоенная, что дрожу уже много часов. Я пришла, чтобы задать вам простой вопрос, мэм. Простой и прямой. Дело касается молодого человека, мистера Ноэля. Есть ли у него, мэм, родимое пятно на левой руке, выше локтя? Есть или нет?

– Родимое пятно на левой руке? – эхом отозвалась миссис Элсуорси. – Какой необычный вопрос. Вы сильно удивили меня. Есть ли у Артура Ноэля родимое пятно на левой руке? Да, конечно, есть. Я видела его, еще когда он был ребенком. Родимые пятна не исчезают ведь с годами, так что, наверно, оно у него и сейчас есть. Но, миссис Мартин, – вас ведь так зовут, – вы так бледны. Не хотите ли стакан вина?

– Благодарю вас, мэм, не надо вина, спасибо. Я немного не в себе. Да, я немного не в себе, потому что я полагаю, что мистер Артур Ноэль – давно потерянный ребенок миссис Мэйнуеринг, которого я вынянчила.

Лакей еще в холле дал миссис Мартин строгое указание не занимать более двух минут ценного времени его хозяйки, но хотя он долго прождал на лестнице, а потом – в холле, он так и не дождался звонка хозяйки, чтобы проводить необычную посетительницу. Прошел час, еще полчаса, а миссис Мартин не выходила из гостиной. К концу второго часа Генри с тревогой взглянул на часы, вздохнул и счел своим долгом войти в гостиную, чтобы напомнить миссис Элсуорси, что она опаздывает на званый обед. Хозяйка, в слезах и с пылающими щеками, сидела за письменным столом, а странная женщина стояла возле нее, словно давний и близкий друг.

– Передайте эту записку мистеру Элсуорси, когда он придет, Генри, и прикажите подать карету. Я не поеду сегодня на званый обед, я только поднимусь наверх, чтобы надеть шляпу. Отведите миссис Мартин на половину прислуги и велите накормить ее обедом. Она поедет со мной. И поскорее, пожалуйста.

Миссис Элсуорси, стоя перед зеркалом, приводила в порядок свое платье, и горничная заметила, как она вытирает льющиеся слезы.

– О, мой милый Артур, – сказала она, вздохнув. – Бедная твоя мама, какое это было для нее горе.

Когда карету подали к подъезду, миссис Элсуорси дала кучеру адрес Ноэля, и обе женщины поехали к нему. Им повезло – они застали молодого человека дома. Он тоже был приглашен на обед в тот вечер, но тоже остался дома. Их беседа затянулась до позднего вечера, и когда прибыл мистер Элсуорси, получивший записку жены, он услышал невероятную историю.

На следующее утро Ханна возвратилась в Девоншир, весьма довольная результатом своей поездки.

– Если я еще и сомневалась при виде родимого пятна, – думала она, трясясь в своем третьем классе, – то рубашка, которую показала мне миссис Элсуорси, та самая, что она сняла с него тогда в карете, бесспорно доказывает, что он и есть наш родной мальчик. Разве я когда-нибудь смогу забыть, как вышивала метку на этой рубашке и, поленившись вышить целиком фамилию «Мэйнуеринг», ограничилась инициалами «A.M.»? Ax, как жестоко мы были наказаны за мою леность! Ведь если бы я вышила фамилию полностью, мы бы нашли мальчика. Боже, боже! Это точно я вышивала. Даже сохранились следы того, как я спорола первую букву «А» и вышила ее снова. Ах, как я виновата, что не вышила фамилию полностью! Бедная, бедная его мать! Нет, я не должна так думать – ведь милосердное Провидение привело меня к нему, и он – самый обаятельный и элегантный молодой человек, какого я когда-либо видела, и к тому же всем сердцем любит моих девочек. «Я всегда относился к ним, как к сестрам», – сказал он. Слава богу, слава милосердному богу.




Глава LV

ПРИГЛАШЕНИЕ ОБИТАТЕЛЬНИЦ «ПЕНЕЛОП МЭНШН»


«Всему есть предел, – сказала миссис Мортлок. – Как написано в Библии, есть время страданию, есть время радости, а я скажу – есть время, когда терпению приходит конец. Да, миссис Дредж, вы можете смотреть на меня, сколько вам угодно. Я знаю, что вы на меня смотрите, хоть и не вижу вас. Но я скажу, даже при последнем издыхании скажу – пришло время возвратиться моей постоянной чтице. Мисс Слоукум, вы, без сомнения, поддержите меня.

– На улицах Лондона слишком жарко и душно для распускающихся цветов, – отвечала мисс Слоукум. – От жары их аромат усиливается, но цветы быстро вянут. Думаю, миссис Мортлок, что ваша «постоянная чтица» лучше чувствует себя в деревне.

Лицо миссис Мортлок побагровело.

– Лучше для нее, не так ли? И вот благодарность за то, что я сохраняю за ней место и провожу дни в невообразимой тоске и скуке. Если мисс Примроз Мэйнуеринг лучше живется в деревне, она вольна там оставаться. Читать мне газеты – работа нетрудная и высокооплачиваемая. При желании я найду сколько угодно девушек на ее место.

– Полагаю, мэм, – возразила миссис Дредж, чье лицо становилось все дружелюбнее и ласковее по мере того, как развивалась эта беседа, – что обе девочки вернутся в город на этой неделе, и мисс Примроз обязательно нанесет вам визит. О, какие они милые, изящные и хорошенькие, эти сестры Мэйнуеринг! Мой добрый покойный муж всегда хотел иметь именно таких дочерей. Меня дрожь пробирает, как вспомню, до какого состояния довел этот подлый Дав бедняжку Дэйзи.

– Если тут началось восхваление сестер Мэйнуеринг, – отвечала миссис Мортлок ядовитым голосом, – позвольте мне иметь собственное мнение. Конечно, об отсутствующих следует говорить только хорошее, но если одна из отсутствующих пренебрегает своими обязанностями, то леди, у которой слабое зрение, не может не принимать этого близко к сердцу. Мисс Слоукум, мэм, не откажите в любезности пройти со мной в гостиную. Я бы одолжила вам инструкцию по плетению кружев, которыми вы так восхищаетесь, если вы почитаете мне последние сплетни из вечерней газеты, мэм.

Миссис Мортлок поднялась со своего кресла и в сопровождении мисс Слоукум выплыла из комнаты. Мисс Слоукум питала чисто женский интерес ко всем видам шитья и вязания, поэтому желание обладать руководством по плетению кружев пересилило ее отвращение к чтению вслух для этой ядовитой старой леди.

Миссис Мортлок уселась в самое удобное кресло в комнате и, завладев своей жертвой, принялась ее тиранить.

– Мисс Слоукум, читайте бодро и энергично, пожалуйста. Не таким тягучим голосом, каким вы привыкли разговаривать, очевидно, считая это признаком благовоспитанности. Я обязательно похвалю милую Примроз Мэйнуеринг за то, что она читает четко. Люблю, чтобы сплетни звучали четко и ясно.

– Вы все-таки странная женщина, миссис Мортлок, – рискнула возразить мисс Слоукум. – То вы браните Примроз на чем свет стоит, а то начинаете хвалить ее, непонятно за что. Я полагаю, что утонченное чтение образованной леди не идет ни в какое сравнение с детским произношением незрелой школьницы. Если на то пошло, миссис Мортлок, то даже ради инструкции по кружевам я не стану тратить на вас свое время и свой голос.

– О, моя дорогая! – воскликнула миссис Мортлок, которая ни в коем случае не хотела оставаться в одиночестве, – вы читаете в прелестной, вам одной свойственной манере. Она, быть может, несколько старомодна, и… гм-м – этого, собственно, следовало ожидать – зрелая, да, моя дорогая, именно так – вполне зрелая. Если я похвалила Примроз Мэйнуеринг, а она, и вправду, была хорошей девочкой, пока работала у меня – да, хорошей, старательной девочкой, благодарной за мои милости, – это ни в коей мере не умаляет ваших достоинств, мисс Слоукум. Ваш голос – мягкий, нежный, моя дорогая, и он не может стать другим, а у Примроз Мэйнуеринг голос четкий, ясный, и тоже не может измениться. Ах, прости меня, господи, чей это голос мне послышался?

– Надеюсь, это голос вашего старого друга, миссис Мортлок, – произнес нежный девичий голосок, и Примроз Мэйнуеринг, собственной персоной, склонилась над старой леди и поцеловала ее.

Несмотря на свое ворчанье, миссис Мортлок обожала Примроз. Она крепко обняла девушку и сжала ее руку.

– Как бы я хотела увидеть вас, дорогая, – сказала она, – но я с каждым днем вижу все хуже. Вы готовы сразу приступить к чтению, моя милая? Надеюсь, что да, вы так бодро и четко читаете сплетни.

Пока миссис Мортлок беседовала с Примроз, мисс Слоукум заключила в объятия Дэйзи и стала покрывать поцелуями ее милое личико. Мисс Слоукум не была ни кислой, ни жеманной. Она искренне и горько плакала, когда Дэйзи таким непостижимым образом исчезла. Миссис Дредж и миссис Флинт обступили Джесмин, которая в своем белом платье выглядела особенно прелестно, и оживленно что-то им рассказывала.

– Да, – сказала Примроз, – я буду приходить и читать вам, как только смогу. Мои планы прояснятся послезавтра. Мы вернулись в Лондон два дня назад, получив письмо от нашего доброго друга, миссис Элсуорси. Вы, вероятно, ее не знаете, но она наш истинный друг. У нее есть какие-то планы относительно нас, но мы еще точно не знаем, какие. В своем письме она пригласила нас прийти к ней завтра и привести всех, кто поддерживал нас в Лондоне. Она собирается поделиться своими замыслами. Надеюсь, вы тоже сможете приехать, миссис Мортлок, я бы очень хотела увидеть вас там. Я сяду рядом с вами, чтобы вы не чувствовали себя одинокой.

– Вы очень добры, дитя мое, – ответила миссис Мортлок.

Другие леди тоже поблагодарили за приглашение, выразили свое почтение миссис Элсуорси и сказали, что обязательно приедут. Примроз дала им точный адрес и указала время, в которое надо прийти. Наконец девочки покинули пансион миссис Флинт, оставив всех дам настолько взволнованными и заинтригованными, что они даже забыли поворчать друг на друга перед сном.




Глава LVI

ЧУДЕСНЫЙ ЗАМОК


Вместе с девочками в Лондон приехала и Ханна Мартин, и тоже была приглашена к миссис Элсуорси. Сестры заметили, как странно ведет себя их старая няня. Они не могли понять ее намеков и таинственных кивков. Иногда она как-то особенно глядела на Джесмин и бормотала: «Да-да, похожи, как две горошины. От старости я, что ли, ослепла, что не заметила этого сразу же, как его увидела».

– Не могу понять, о чем Ханна все время бормочет, – сказала Джесмин сестрам. – Кто этот человек, на которого я так похожа? Судя по тому, что она постоянно бормочет, трясет головой и улыбается, это непонятное сходство с кем-то необычайно ее волнует.

– А я знаю, на кого ты похожа, Джесмин, – сказала Дэйзи. – Я это давно заметила. Ты – точная копия моего любимого Принца. У тебя такого же цвета глаза и такие же вьющиеся волосы. И лоб у тебя, как у него – широкий и белый. Это естественно: вы оба гении, а гении должны быть похожи.

У Ханны были старомодные представления о многих вещах. Одно из них заключалось в том, что человек не может слишком долго пребывать в печали. Но она любила черный цвет, и ей нравилось, когда девочки носили черные платья. Как же они удивились, когда она предложила им пойти к миссис Элсуорси в белом. Решили, что бедная Ханна совсем постарела. Одной Джесмин понравился совет старой няни. Она пошла в магазин и купила несколько ярдов мягкого белого муслина, из которого Ханна быстро сшила платья всем троим.

Наконец настал день и час, когда Примроз сказала грустно: «Сегодня решается наша судьба, и сегодня мы распрощаемся с нашей независимостью».

Ясным солнечным днем девочки, которые выглядели так очаровательно, как могут выглядеть только девочки, прибыли в дом миссис Элсуорси.

Добрая леди встретила их ласково, но с некоторым смущением. Однако с обычным для нее самообладанием миссис Элсуорси объявила, что в программе сегодняшнего дня произойдет небольшое изменение: встреча друзей и знакомых сестер Мэйнуеринг произойдет не в ее доме.

– Мы все пойдем в другой дом. Он расположен недалеко отсюда, совсем близко, так что мы дойдем пешком, Подойди ко мне, Дэйзи, я вижу в твоих глазах множество вопросов, и сегодня ты получишь ответы на все. Давай руку, мы с тобой возглавим шествие. Тот дом очень красивый, правда, поменьше, чем мой.

Этот «другой» дом был расположен поблизости от роскошного особняка миссис Элсуорси. Он был намного меньше и походил на коттедж. Его окружал очаровательный маленький сад. Входная дверь вела в крытую галерею, увитую розами. Благодаря этому городской дом казался деревенским. В подрагивающих пятнах света и тени, очень хорошенькая, в аккуратном наряде горничной, стояла Поппи Дженкинс. Когда сестры вошли в прохладную галерею, им навстречу вышел Ноэль. Лицо его было немного бледным, и держался он чрезвычайно торжественно.

– Это мой дом, – сказал он, – и Поппи теперь работает у меня. Я подумал, что лучше нам встретиться здесь. Поппи, проводи, пожалуйста, молодых леди в их комнату. Я велел приготовить комнату, – заметил он слегка смущенно, – я подумал, что Дэйзи захочет немного отдохнуть.

По широкой лестнице Поппи провела девочек в немного вытянутую комнату, с довольно низким потолком, где всего было по три: три белые кровати, три туалетных столика и т. д. Это была самая красивая и светлая спальня из всех, что девочкам приходилось видеть. Здесь все сияло чистотой, все было аккуратно, удобно и очень красиво, на стенах висели прекрасные картины, на окнах стояли свежие цветы, а кое-где – изящные безделушки. Мебель в комнате удивительным образом соответствовала вкусу девочек.

– Что за комната! – воскликнула Джесмин. – Поистине девичья. Можно подумать, что у мистера Ноэля есть сестры.

Дэйзи принялась осматривать комнату и разглядывать всякие диковинки, расставленные и разложенные повсюду. Прим-роз молча подошла к окну, а Поппи, которая не могла больше крепиться, воскликнула в упоении:

– Он просто замечательный человек, и он нанял меня на постоянную работу, и я больше не Сара-Энн и не Сара-Джейн, я – Поппи, с этого дня и навсегда. Ах, мисс Примроз, разве это не счастье – даже просто снять шляпу в этакой-то комнате?

– Я в самом деле чувствую себя счастливой, – сказала Примроз медленно. – Я счастлива, и не могу сказать, почему. Казалось бы, я должна переживать, потому что больше не самостоятельна, но сегодня у меня какое-то необычайное ощущение праздника.

– И у меня, – подхватила Джесмин, – я могла бы танцевать целый день. А посмотри на Глазастика – она и вправду танцует!

– Я счастлива, потому что Принц рядом! – сказала Дэйзи. – Этого вполне достаточно.

Сестры взялись за руки и побежали вниз.

В гостиной Ноэля собрались все друзья. Здесь присутствовали, конечно, миссис и мистер Элсуорси, мистер Дэйнсфилд, мисс Мартиноу и мисс Эгертон. В удобных креслах сидели все четыре обитательницы «Пенелоп Мэншн». А за креслами стояла старая Ханна. Когда красавицы-сестры вошли в комнату, их окружили радостные и любящие лица. Все очень сердечно их приветствовали. Миссис Элсуорси была не на шутку взволнована. Ей чрезвычайно хотелось обнять и прижать к себе Джесмин и поплакать от счастья, но она, конечно, понимала, что это было бы неуместно и глупо. Девочкам предложили сесть, и мистер Элсуорси, которого попросили говорить от имени всех, встал, откашлялся и посмотрел на жену. Дважды он пытался начать говорить и наконец произнес дрожащим голосом:

– Дорогая, я не могу… Лучше, скажи сама.

– Я предвидела, что ты поручишь это мне, Джозеф, – сказала миссис Элсуорси. – Я… я… это все так неожиданно. Но то, что я скажу, очень важно. Мои дорогие девочки, вы пришли сюда, чтобы выслушать то, что мы собираемся вам предложить. Нам стало ясно, что вы не можете жить так, как жили этот год…

– Это просто невозможно, – прервал ее мистер Дэйнсфилд. – Вы стали жертвами воров и мошенников. Так больше продолжаться не может.

– Мы однажды уже предлагали вам план – очень разумный план, – продолжала миссис Элсуорси, – но вы его с негодованием отвергли. Сейчас я очень счастлива, но если и мой новый план будет отвергнут, я буду в отчаянии.

– Нет-нет, мы не отвергнем, – сказала Примроз и, сильно побледнев, встала со своего места. – Я была слишком горда, чтобы принять помощь. Я так страстно желала стать независимой. Мне и сейчас тяжело думать о чьей-либо помощи, но я приняла решение. Ради всех нас – это самое лучшее. Я уступаю – я сдаюсь – я очень благодарна.

– Возможно, Примроз, – заговорила миссис Элсуорси, и глаза ее вдруг наполнились слезами, – я сумею убедить вас, что вам не стоит так страдать, принимая помощь, и что ваше гордое сердце не будет ранено. Помощь, в которой вы все трое так нуждаетесь, будет несколько неожиданной, и вы не только не почувствуете себя неудачницами, но и примете ее с радостью, как принадлежащую вам по праву.

– Мы не можем говорить о праве, – возразила Примроз. – У нас нет права принять денежную помощь даже от самых близких друзей, ведь они не являются нашими родственниками.

– А что, если являются? – спросила миссис Элсуорси. -Примроз, представьте, что ваш старший брат, потерянный давным-давно, ваш Артур, как назвала его ваша мама, представьте, что он пришел сюда сегодня и сказал: «Я стал взрослым, я богат. Я имею право помочь моим сестрам». Ведь вы не будете переживать, Примроз, принимая помощь от собственного брата?

– Мой собственный брат, – повторила Примроз тоскливо. – Это жестоко – напоминать мне о брате. Он пропал много-много лет назад. Вероятно, он давно мертв.

– Я была бы счастливейшей девочкой на свете, если бы мой брат нашелся, – вмешалась Джесмин. – Я часто думаю о нем по ночам. Он, должно быть, был очень славным мальчиком.

– А я, – сказала Дэйзи, – приди он сюда хоть двадцать раз – я не могла бы любить его больше, чем люблю Принца.

Радостный гул прошел по комнате, когда Дэйзи произнесла свою простодушную, восторженную речь. Все взоры обратились на Артура Ноэля. Воцарилось молчание. Мистер Элсуорси снова закашлялся. Никто не знал, как поступить дальше. Внезапно тишину прервал голос Ханны Мартин:

– Господи, спаси и помилуй! Как долго можно держать молодых леди в неведении? Мисс Примроз, ваш брат здесь, вот он стоит. Мистер Артур, подойдите и поцелуйте своих сестер, мой дорогой. О, мои милые, любимые девочки, это истинная правда. Он и есть тот мальчик, который разбил сердце вашей матери много лет назад.

Едва ли можно описать словами то смятение и потрясение, ту бесконечную радость, которые последовали за ее словами. Однако Дэйзи приняла это неожиданное и важное открытие гораздо спокойнее, чем все остальные.

– Это ничего не меняет в моей любви к нему, – улыбнулась девочка. – Я всегда любила его как родного брата.

– Теперь, Примроз, – сказал Артур, – ты хозяйка этого дома, и, пожалуйста, не забывай: к тебе сегодня пришли гости, и ты должна развлекать их.

– Мы всегда будем жить с тобой, Артур? – воскликнула Джесмин. – Такое не приснится и в прекрасном сне! Ах, Артур, – продолжала она, не дожидаясь ответа брата, – помнишь, как мы подружились с первой же встречи? Наверно, в глубине души мы всегда знали, что мы – брат и сестра.

– И это теперь – наш новый Чудесный замок, – сказала Дэйзи. – И Поппи будет жить с нами. Примроз, милая, это невероятное счастье!

– Я и думать не хочу ни о какой независимости, – ответила Примроз, – никогда я не чувствовала себя такой счастливой и благодарной.

Вечер прошел чрезвычайно оживленно. Изумление добрых леди из «Пенелоп Мэншн», когда они узнали правду, не имело границ. Миссис Дредж бухнулась в кресло, сложила пухлые руки на коленях и заплакала от радости.

– О, если бы мой бедный, дорогой муж дожил до этого прекрасного дня! Молодой человек, вы понравились мне с первого взгляда. Именно о таком сыне мечтал мой добрый муж.

Мисс Слоукум, услышав новость, глубоко вздохнула.

– Какая трогательная история, – сказала она. – Совсем как в старые времена. Могу представить себе мистера Ноэля – вообще-то, мы теперь должны называть его «мистер Мэйнуеринг» – героем рыцарского романа. Да, я – женщина проницательная, я давно поняла, что наши славные девочки принадлежат к высшему обществу.

– Злой ветер не приносит ничего хорошего, – проворчала миссис Мортлок. – В таком случае, леди и джентльмены, я должна влить ложку дегтя в вашу бочку меда: я потеряла своего «постоянного чтеца». Конечно, у Примроз были свои недостатки – я не собираюсь отрицать, что у молодых девушек бывают недостатки, – но у нее доброе сердце, и она читает сплетни четко и ясно.

Стоит ли говорить, что будущее девочек было теперь обеспечено, ведь Артур был богат. Мисс Эгертон, по его настойчивой просьбе, переехала жить к ним и стала девочкам доброй наставницей и воспитательницей. Теперь сестры Мэйнуеринг известны как хозяйки одного из самых счастливых и блестящих домов в Лондоне. Еще бы! Ведь они живут в Чудесном замке.


notes



Примечания





1


Primrose – первоцвет (англ.).




2


Jasmine – жасмин (англ.).




3


Daisy – маргаритка (англ.).




4


Крона – английская монета, равная 60 пенсам.




5


Шиллинг – английская монета, равная 12 пенсам.




6


Уорси (worthy) – достойный (англ.).




7


Review – обозрение (англ.).




8


Poppy – мак (англ.). Согласно Библии, мак считается сорняком.




9


Джон Мильтон (1608–1674) – один из крупнейших английских поэтов лирического и героико-революционного направлений.




10


Сэмюэл Батлер (1612–1680) – английский поэт, сатирик и памфлетист.




11


Дав (dove) – голубка (англ.).




12


Эдем (eden) – земной рай (англ.).




13


Альфред Теннисон (1809–1892) – крупный английский поэт-лирик викторианской эпохи.




14


Watch – часы (англ.).




15


Фартинг – самая мелкая английская монета достоинством 1/4 пенса.




16


Downfall – упадок, падение (англ.).




17


Гинея – старинная британская золотая монета, равная 252 пенсам. Теперь не чеканится.




18


Гладстон, Уильям Юарт (1809–1898) – английский политический и государственный деятель, лидер либеральной партии. Трижды избирался главой правительства: 1868–1874, 1880–1885 и 1892–1894 гг.




19


Королева Виктория (1819–1901). Годы ее правления (1837–1901), так называемая «викторианская эпоха», считаются временем расцвета Англии.




20


Музей мадам Тюссо – музей восковых фигур, одна из самых популярных достопримечательностей Лондона. Современное здание музея открыто в 1884 г. Музей мадам Тюссо – музей восковых фигур, одна из самых популярных достопримечательностей Лондона. Современное здание музея открыто в 1884 г.




21


Национальная галерея – расположена в Лондоне, на Трафальгарской площади. Одно из самых значительных художественных собраний мира.




22


Joy-bell – веселый перезвон (англ.).




23


Фунт стерлингов равнялся 240 пенсам.




24


Соверен – британская золотая монета, равная 1 фунту (240 пенсам). Теперь не чеканится.




25


Южно-Кенсингтонский музей в Лондоне, основан в 1852 г. В современном здании музей открыт в 1909 г. под названием «Музей Виктории и Альберта», поскольку королева Виктория заложила первый камень этого здания в 1899 г. Содержит обширную коллекцию декоративно-прикладного искусства.




26


Палата общин – нижняя палата английского парламента.




27


«Ужин с чаем» – вечерняя трапеза в Англии и США. Существуют поздний обед (dinner) и ужин с чаем (high tee).




28


Stranger – незнакомец (англ.).




29


Ocean wave – океанская волна (англ.).




30


Merrie lassie – очаровательная девушка (англ.).




31


Имеется в виду Гайд-парк, любимое место отдыха лондонцев. Когда-то принадлежал Вестминстерскому аббатству. Парк открыт для публики с 1635 г. Улица Парк-лейн, на которой жила миссис Элсуорси, примыкает к Гайд-парку с северо-востока. Раньше на ней находились дворцы лондонской знати, теперь – роскошные отели.